Страница 3 из 6
А потом появилось абсолютное оружие – атомные бомбы. История показывает, что наши деды могли их использовать – и использовали[11]. Можете ли вы представить себе, чтобы граждане наших обществ (в отличие от их правительств) сочли подобное развитие событий приемлемым?
Мы слишком цивилизованны, чтобы совершить подобное варварство. Но, значит, мы не смогли бы пережить то, что пережило поколение Второй мировой войны. Если оценить относительную стойкость поколения по шкале от 1 до 10, то величайшее поколение получило бы семерку. Если представить, что в комнате соберется десять человек, рожденных между 1900 и 1930 годами, то семь из них будет соответствовать нашему определению «стойкости». В поколении Х тоже есть стойкие люди: некоторые стали «морскими котиками», другие пешком пересекли Антарктику. Но, пожалуй, лишь двое из каждых десяти представителей этого поколения смогли бы проявить стойкость, необходимую для этого. Так что более стойкими стали далеко не все, а лишь определенный процент. И если этот процент высок, то поколение можно назвать стойким. Вот так можно попробовать применить эту концепцию к целым обществам. Но совершенно ясно, что подобная оценка кажется весьма странной.
В моралистических исторических трудах прошлого формула «тяжелые времена закаляют людей» была обоюдоострой. Времена мягкие и уютные делают людей мягче. Плутарх и Ливий, к примеру, считали, что праздность, трусость и отсутствие добродетели являются плодом чрезмерной расслабленности, роскоши и богатства. Чем больше «мягких» людей, тем более слабым становится общество. В те времена, где граждане должны были защищать свое государство в доспехах и с мечом в руках, подобная слабость становилась вопросом национальной безопасности. Возможно, мы живем в эпоху, когда стойкость в прежнем смысле слова утратила свое значение. Если это так, то какие преимущества «мягкое» общество имеет над обществом «стойким»?
Великий историк ХХ века Уилл Дюрант писал о мидийцах. Этот древний народ жил на территории современного Ирана. В те времена, когда писал Дюрант[12], мидийцев считали относительно бедным народом, скотоводами, которые объединились, чтобы сбросить иго Ассирийской империи, после чего стали крупной и самостоятельной державой[13]. Но вскоре, как писал Дюрант, «нация забыла о своей суровой морали и стоицизме. Высшие классы стали рабами моды и роскоши, мужчины щеголяли в расшитых штанах, а женщины увлеклись косметикой и украшениями».
Конечно, не штаны и серьги стали причиной падения Мидийского царства, но Дюрант и многие его современники считали это проявлением изменения и развращенности общества. Качества, обретенные в тяжелые времена, исчезли, а ведь именно они сделали мидийцев стойкими настолько, чтобы избавиться от ига ассирийцев[14].
Историк середины ХХ века Честер Старр писал о Спарте. Это общество сумело создать лучших воинов древнего мира. Спартанские солдаты подняли аграрное государство Пелопоннеса на немыслимую высоту. Население Спарты было невелико, а экономика довольно скромна. Но спартанское общество и культура поддерживали и укрепляли армию и солдатский дух. Каждый мужчина готовился к войне и должен был служить в армии до шестидесяти лет.
Подготовленная гражданская милиция существовала во многих обществах, особенно в Древней Греции, но в Спарте этот элемент общества был доведен до крайности. Процесс формирования личности начинался на самой заре жизни: новорожденные считались сырьем для армии. Спартанского младенца предъявляли совету старейшин, и те определяли, достаточно ли он крепок, чтобы жить дальше. «Любого младенца, который казался неполноценным, сбрасывали со скалы горы Тайгет на острые камни», – писал Старр[15].
Спартанские младенцы, которых считали достойными жизни, получали самое суровое воспитание. В семь лет их забирали из семей и отправляли в тренировочный лагерь. Спартанские подростки питались в общих военных столовых, домашний комфорт и уют был им незнаком и чужд. Кормили их очень скудно, чтобы они учились сами добывать себе пропитание, в том числе и воровством. Но если их ловили, то жестоко наказывали. Из спартанских детей вырастали лучшие воины Греции – именно потому, что культура и общество делали их такими. Предположительно, в период расцвета Спарта даже отказалась от денег[16], потому что считалось, что деньги развращают, губят мораль и подрывают боевой дух[17].
Но со временем, как гласит традиционная история, спартанцы стали «любить роскошь и разложились», по словам Старра. Это подточило их стойкость и военное превосходство – и даже привело к поражению на поле боя. Спартанцы 380 года до н. э. могли бы и не победить своих великих дедов 480 года до н. э. А спартанцы 380 года до н. э. не победили бы даже собственных дедов[18]. Иногда считают, что виной тому ненавистные персы. «Великие цари» Персии, которые не смогли победить спартанцев на поле боя, поняли, что гораздо более эффективным средством будет золото. В более поздних исторических источниках спартанцы, и в особенности некоторые спартанские цари, предстают более материалистичными и любящими деньги, чем истинные спартанцы прошлого. Похоже, «мягкие» персы, какими их часто представляли древние греки, распространили свою «мягкость» как вирус, и стойкость противников уравнялась[19].
Возвышение и падение Спарты можно объяснить не только «стойкостью» – например, хорошей военной подготовкой и структурой общества – но было бы странно не придавать этому качеству никакого значения.
Война и бедность – факторы не постоянные. Они могут усиливать стойкость части населения, ими затронутого, но далеко не всех. Некоторым везет, и они не участвуют в сражениях и не терпят экономических лишений. Но заболеть могут все.
Было бы странно предполагать, что высокий уровень заболеваемости может сделать человечество более стойким, но влияние относительно регулярных и довольно опасных эпидемий и связанной с ними смертности на общество могло породить такой уровень стойкости, каким большинство из нас сегодня не обладает. Муж и жена, потерявшие от болезней нескольких маленьких детей и стоически продолжающие жить, кажутся нам невероятно стойкими. Такое случается с людьми во всем мире, и мы считаем одной из величайших трагедий жизни потерю даже одного ребенка. Но лишь относительно недавно в человеческой истории подобные события перестали считаться нормой жизни. До современной эпохи количество людей, потерявших от болезней нескольких детей, было поразительно велико. Остается лишь гадать, какое влияние все это могло оказать на людей и общество в целом. Историк Эдвард Гиббон, автор «Истории упадка и разрушения Римской империи», был одним из семи детей своих родителей. Шесть его братьев и сестер умерли в младенчестве. Это было довольно много даже для начала XVIII века, но смерть детей до достижения ими взрослого возраста считалась вполне обычным явлением. Но, сосредоточиваясь на том, что болезни делали с детьми, мы игнорируем влияние высокой смертности на все общество. Серьезная эпидемия могла убить практически всех.
Если говорить о болезнях, то сегодня мир совершенно не похож на то, каким он был прежде[20]. Однако в некоторых частях развивающегося мира, которые почти не изменились со Средних веков, болезни и сегодня собирают обильную жатву. Впрочем, сегодня технологически развитые общества современного мира почти забыли, каким было человеческое существование под влиянием болезней – а ведь ситуация изменилась всего лишь поколение назад. Сегодня странно представить себе пандемии, которые на протяжении веков выкашивали значительную часть населения планеты. Исторические хроники тех времен сегодня читаются как очень мрачная научная фантастика. Если современная чума выкосит четверть населения, то считать, что это сделало нас более стойкими, было бы верхом цинизма, граничащим с непристойностью.
11
О том, каково это – сбрасывать бомбы или оказаться под бомбежкой, см. главы 7 и 8.
12
В 1930-е годы.
13
Со времен Дюранта взгляды на мидийцев кардинально изменились. Сегодня считается, что они были более богатым, мощным, организованным и сложным обществом, чем полагали более ранние историки.
14
Подобные замечания многое говорят нам о взглядах историков середины ХХ века на Мидийское царство. Интересно, что Дюрант писал об этом в разгар Великой депрессии.
15
Старр писал об этом более пятидесяти лет назад. Многие современные историки считают, что спартанских детей оставляли умирать на горе. Если они выживали, это доказывало, что они достаточно стойкие, чтобы жить. Более подробно об отношении к детям в разных обществах в разные эпохи мы поговорим в главе 2.
16
Оценка этого периода субъективна, но приблизительно период расцвета Спарты приходится на 550—400-е годы до н. э.
17
Такое встречалось повсюду. Высшие классы республиканского Рима полагали себя выше торговли и денег. Деньги были уделом купцов и низкого люда. Такими же были и японские самураи: торговцы в японском обществе считались низшим классом. Даже крестьяне были выше торговцев – они хотя бы выращивали пищу, в которой нуждались.
18
Если полностью игнорировать аспект стойкости или «морального разложения», то можно сказать, главным фактором падения Спарты стало сокращение числа спартиатов, то есть профессиональных воинов, относящихся к классической спартанской элите копьеносцев тяжелой пехоты.
19
Один из представителей Величайшего поколения предложил такой же метод борьбы с Советским Союзом: «Мы должны разбрасывать над ними журналы Playboy, джинсы и пластинки Элвиса Пресли – и они все сделают сами».
20
Более подробно о влиянии болезней на общество см. главу 6.