Страница 2 из 3
Мама спала, а я следила, чтобы больная нога оставалась на весу, чтобы не соскользнула с подушки. Я провела всю ночь без сна – с счастьем, радостью и нежностью следила, чтобы маме было удобно.
Жизнь шла своим чередом. Я училась, мама работала и тусила с друзьями – и меня всегда с радостью отпускала к подругам или, такую маленькую, на дискотеки. Отчим-папа был рядом, и мы с ним ладили. Когда шли вместе в гараж за машиной, отчим толкал меня, кидал в сугроб, снег набивался в рукава и под шапку, отчим отряхивал меня – и мы вместе хохотали.
Когда он сменил работу, занялся бизнесом по продаже плитки, то вместе с партнером заказал настоящую рекламу по телевизору. Мы втроем сели перед телеком и ждали начала ролика – это было будто частью сказки про идеальную семью.
А потом наши отношения начали портиться.
Я всегда была самостоятельной, сама за себя отвечала. Родители не ходили на собрания в школу – мама болела, отчим работал. Я не убегала из дома, не пакостничала, хорошо училась. В общем, я была примерной девочкой. И очень, очень взрослой. Гораздо взрослее моей мамы.
Утро начиналось с того, что будильник звонил три раза: 6–30, 6–45, 7–00. До сих пор я не встаю по одному будильнику, перевожу на «еще десять минуточек, ну пожалуйста». За окном было еще темно, и просыпаться, выходить в холод не хотелось. Но я должна была это сделать, я не прогуливала школу.
Встав, я заглядывала в спальню родителей:
– Мама, вставай!
– Еще минуточку…
Я ставила на плиту чайник со свистком, умывалась, заваривала маме кофе – она пила растворимый с сахаром. Возвращалась в спальню:
– Мама, вставай, ты проспишь!
– Ну еще минуточку…
– Мама, я тебе кофе сделала.
Я завтракала сама и оставляла на столе кофе и бутерброды для мамы. Уже одетая, шла ее тормошить:
– Ну-ка вставай! Опоздаешь же!
– Отстань, дай мне поспать!
– Мама, подъем, иди кофе пить!
Она вставала, растрепанная, сонная, недовольная, бурчала на меня, а я убегала в школу. Каждое утро это повторялось – будто мы менялись ролями, я была старшей, а мама – вечной девочкой. Нежной, своенравной девочкой.
Может быть, поэтому они с отчимом начали ругаться – и свое недовольство он вымещал на мне. Нет, он меня не лупил. Максимум – подзатыльник… Но он стал деспотичным, придирчивым и по-настоящему изводил меня.
Я приходила из школы, и, если мамы еще не было дома, начинался кошмар. Мама могла зависнуть в баре с подругами, пойти гулять, и отчим сатанел.
Он был высокий, по крайней мере, для меня, накачанный, с прекрасной фигурой. Конечно, я его слушалась.
– Уберись, – приказывал он мне, – развела тут бардак.
Я хваталась за пылесос – но нет.
– Руками, руками крошки собирай. С ковра пылесосом не выберешь. Давай, собирай. Что ты опять в нашей комнате свои вещи разбросала? Чтобы я этого не видел больше!
Он входил в мою комнату без стука, оставлял в ней свои вещи – но мне нельзя было делать так же. Я не огрызалась – воспитанная, любящая дочь. Мама все чаще задерживалась допоздна…
2. Вкус предательства
Об этом я не рассказывала бабушке и дедушке. Мне придется это сделать, прежде чем выйдет книга. Это история о предательстве, она довольно тяжелая, но я считаю себя обязанной ее записать. Во-первых, во имя правды, а во‐вторых, чтобы девочки, прошедшие через то же самое, знали: они не одиноки. Если мы откладываем плохие воспоминания, огораживаем их колючей проволокой и сами не смотрим в их сторону, мы лишаемся части себя.
Наше прошлое сформировало наш характер. Что бы ни было в нем плохого – это мы. В том, как взрослые поступают с детьми, виноваты только взрослые. Пора избавиться от стыда и чувства вины и рассказать об этом.
Меня крестили в сознательном возрасте, в четыре года или около того. Я не помню крестины, но сохранилось видео, где я хожу вокруг аналоя, с меня сползают штанишки, я очень серьезная.
Конечно, духовную сторону вопроса я не понимала. Но появление в моей жизни крестных очень радовало.
Сначала мама хотела, чтобы крестной была моя учительница, Светлана Александровна. Царствие ей небесное, ее давно нет с нами… Я дружила с дочкой Светланы Александровны и очень любила ее саму. Но бабушка настояла, чтобы крестной моей стала тетя Марина.
Тетя Марина с дядей Сережей, ее мужем, быстро стали частью моей «стаи». Я любила ходить к ним в гости. Меня любили, вкусно кормили и даже оставляли ночевать. У них была уютная двухкомнатная квартира, обставленная по-советски. В комнате, где я спала с крестной, стояли раскладной диван, кресло-кровать и столик. Когда я подросла, и отношения между мамой и отчимом стали портиться, я все чаще оставалась у крестной. В нашем поселке это было нормой – все живут близко, все знакомы, и друзьям доверяют как себе. У меня даже пижама лежала в шкафу тети Марины, чтобы в домашнее на ночь переодеться.
А самое главное – ни у мамы, ни у бабушки с дедушкой не было животных. А у тети Марины и дяди Сережи был кот. Обычный такой толстый полосатый Васька, практически член семьи. Его можно было тискать, он мурчал у меня на коленях, я чесала ему подбородок и целовала в усы. В детстве не видишь разницы между человеком и животным. И я одинаково любила их всех: тетю Марину, дядю Сережу и кота.
Я вообще любила людей. У меня не было врагов – ни в детстве, ни в подростковом возрасте, хотя, конечно, находились девочки, которым я не нравилась. Я была яркая, активная, притягивала внимание. С самого раннего возраста я выражала себя, свою личность, через стиль. Мама помогала мне в этом – ей могли не нравиться мои мешковатые штаны, но она их покупала. Хотя маму я обожала, но стиль у нас с самого начала был разный. Мама – подчеркнуто женственная, утонченная. Я – по спорту.
Когда говоришь, что выросла в поселке, в голове у слушателя тут же включается стереотип. Все пьяные, драки и безнадежность. Это не так. Молочное в семи километрах от Вологды, это не глухой поселок, а, по сути, сейчас уже часть города.
С одноклассниками мы учились вместе еще с детского сада, мы были как семья. Конечно, некоторые были мне неприятны, и вот удивительно – мы выросли, а чувства к ним не изменились. Кого любила – того люблю по сей день, вот с лучшей подругой мы знакомы почти всю жизнь.
Я не дралась, никогда не доводила конфликты до драк – кроме одного раза.
Мама всегда отпускала меня на дискотеки – мы обе любили тусоваться и танцевать. Сейчас я более социофоб, чем в детстве, когда с удовольствием вливалась в компанию. Конечно, на дискотеке я даже в совсем юном возрасте выделялась, и мальчишкам это нравилось. Я легко дружу с мужчинами, а в школе в основном общалась с парнями, я была не сказать чтобы оторва, всегда вела себя очень хорошо и ответственно, но пацанка. И вот мы с каким-то мальчиком, высоким и симпатичным, чуть постарше, танцевали на дискотеке в Ферапонтово (это рядом с Молочным) под «Би-2» и «Руки вверх». И когда музыка смолкла, на меня наехала одна девочка.
– Ты, блин, какого хрена с чужими парнями пляшешь? Ты вообще откуда?
Я не стала вступать в диалог. Врезала ей с ходу по носу, она схватилась за лицо, а я просто ушла. Мне не стыдно. Я не идеализирую ни себя, ни наше окружение. Разное бывало.
И, к сожалению, человек, который был мне близок, меня предал.
Дядя Сережа давно вел себя как-то странно.
Однако я не осознавала, как именно. Все же Маша Пак – девочка из интеллигентной семьи, где такие вопросы не обсуждались. Несмотря на мои близкие, дружеские отношения с мамой, я была совершенно не в курсе некоторых аспектов «взрослой» жизни.
Дядя Сережа сажал меня к себе на колени, щекотал, тискал, мог поцеловать в шею, прижимал тесно и странно ерзал. Ему совершенно точно нравилось со мной обниматься – я, воспитанная девочка, терпела объятия, даже когда не хотела их. Все же дядя Сережа был из самого близкого круга, муж моей крестной… Иногда он больно щипал меня, иногда целовал в лицо – я никому не рассказывала. Я не знала, что рассказывать.