Тяга к свершениям

«Во всяком случае, раз звонок потребовался, значит с покупателями он уже встретился, – думал про себя Роман. – Нет, Артем не должен подвести, он говорил, что этот вариант железный… Да даже если и не сработает, всегда есть тот, запасной. Пусть стоимость и будет ниже, но зато уже наверняка». Занятый этими мыслями он просидел в таком положении несколько минут, а когда в очередной раз посмотрел на экран телефона разговор (насколько это можно было назвать разговором) был уже окончен. Роман убрал телефон в карман и, увидев, что Николай Петрович продолжает эмоционально что-то рассказывать, а все внимательно его слушать, в глубокой задумчивости принялся за лежавший возле него кусок торта. «Через пару часов все будет ясно… Если бы можно было промотать время и не томиться в бесплодных ожиданиях… Хуже ожидания, когда от тебя ничего не зависит, а нужно только терпеливо ждать, хуже такого ожидания ничего нет. Надо отогнать назойливые мысли, пока я совсем себя не замучил… Хм, а продавец не соврала, торт действительно отменный».

Роман был неравнодушен к вкусным тортам и к сегодняшнему случаю взял один из наиболее им любимых – твороженный, воздушный, легкий, без какого-либо масла или шоколада, с прослойками различных фруктов внутри, делавших коржи очень сочными. С самого утра он переживал, что торт не свежий, но как оказалось, совершенно напрасно. «Просто тает во рту. Надо сказать Николаю Петровичу, чтобы обязательно попробовал», – решил про себя Роман, заметив, что на столе остался всего один кусочек, а начальник настолько был поглощен рассказом, что еще даже и не попробовал его. Он знал об аналогичной, как и у него, слабости Николая Петровича к различным кондитерским произведениям и очень хотел (невинное желание), чтобы тот оценил его выбор.

Стремление разделить удовольствие с человеком, который так же был неравнодушен к подобным вкусностям, полностью овладело Романом и он от нетерпения не находил себе места, стараясь уличить любую возможность, чтобы предложить торт Николаю Петровичу, но тот уже минут десять говорил о своем отпускном путешествии и, казалось, не собирался останавливаться. Если уже Николай Петрович начинал что-нибудь рассказывать, то делал это с азартом, не прерываясь даже на сколько-нибудь существенную паузу, так что нельзя было вставить и слова в этот речевой поток. Между тем некоторые слушатели уже слегка утомились: коренастый мужчина перемещал взгляд по комнате, не в состоянии сосредоточиться на чем-то одном, а девушка в брючном костюме уже минуты полторы сидела не поднимая головы и смотря вниз на кружку, которую нервически вертела в руках.

– …Кое-как мы все-таки нашли этого мотоциклиста! – на мгновение прервал свое повествование Николай Петрович, по всему желая только немого перевести дыхание, чтобы продолжить рассказ.

– Попробуйте торт, Николай Петрович, – поспешил вставить Роман, боясь упустить образовавшуюся паузу, – очень вкусный, – он указал взглядом на оставшийся кусочек.

Но слова Романа прозвучали так неожиданно и вставлены были настолько нетерпеливо, что создалось впечатление о его желании в такой отстраненной форме предложить Николаю Петровичу закончить свой утомительный монолог, несмотря на то, что тот, казалось, только-только вошел в раж. Все вдруг пришли в замешательство, дружно повернулись и впялили вопросительные взгляды в Романа. В кабинете образовалась предательская тишина и, поняв вдруг двусмысленность своего замечания, Роман совершенно сконфузился.

– Это мой остался? – задал риторический вопрос Николай Петрович, показывая на последний кусочек торта, который лежал не на общем блюде, а отдельно на листочке и действительно был предназначен именно ему. Отложил кусок сам Роман, когда раскладывал торт, так что его переживания были совершенно излишними – вряд ли кто-то мог покуситься на кусок торта начальника.

Казавшийся слегка обескураженным и отрешенным, Николай Петрович взял торт и без прежнего энтузиазма продолжил рассказ, но проговорив еще не больше минуты, закончил, сказал Роману напутственную речь и поспешно ретировался. Еще до того, как он вышел из кабинета, все также начали вставать и расходиться по своим делам: коренастый мужчина, заметив, что рабочий день уже окончен, принялся собираться домой; Кирилл пошел к себе; девушка в брючном костюме вернулась к оставленным бумагам, а девушка в платье предложила Роману свою помощь в уборке стола, которую тот с признательностью принял, сам отправившись в уборную мыть посуду и бокалы. Вернувшись, он увидел, что в кабинете уже остались только девушки, которые всецело погрузились в работу.

Роман поставил посуду в шкаф, подключил назад убранную на время банкета офисную технику и сел за свой стол. Он посмотрел на часы – оставалось чуть меньше часа. До места встречи можно было доехать на автобусе за пять минут или дойти неспешным шагом минут за тридцать. «Подожду еще немного, а потом пойду пешком прогуляюсь», – подумал Роман, и так как делать ему было решительно нечего, зашел в интерне. Но пройдя по нескольким ссылкам, он так и не смог ни на чем сосредоточить свое внимание: через двадцать минут нужно было уже выходить, и мысленно погружаться во что-то не было никакого желания. Роман еще раз разочарованно посмотрел на часы, выключил компьютер, откинулся в своем кресле и начал слегка поворачиваться на нем из стороны в сторону, разгибая, а потом снова сгибая в руках взятую им со стола скрепку. Все мысли в его голове пропали, а лицо приобрело отрешенное выражение; когда же от возникающих разнонаправленных напряжений, скрепка, наконец, переломилась, он как бы очнулся, выкинул обломки в ведро под столом и, снова посмотрев на часы, удивился и вместе с тем огорчился тому факту, что прошло еще только две минуты. «Пойду, пожалуй, – решил он. – Даже если приду раньше, постою на улице воздухом подышу. Все же лучше».

Роман встал из-за стола, поднял с пола собранную заранее зеленую спортивную сумку, положил в ее боковой карман свою кружку и окинул глазами кабинет, фиксируя взгляд на каждом элементе меблировки и напряженно вспоминая, что еще из вещей могло остаться. Наконец убедившись, что точно ничего не забыл, он переобулся в легкие ботинки, не уступавшие безупречностью внешнего вида туфлям (которые он, бережно сложив в полиэтиленовый пакет, убрал в сумку), одел черную кожаную куртку и направился к двери.

– До свидания, – сказал он, обращаясь к девушкам.

– Пока, Рома.

– Давай. Удачи, – ответили они почти разом.

Выйдя из кабинета, Роман прошел по коридору к лифту, спустился на первый этаж и, попрощавшись с охранниками, вышел на улицу.

II

На улице стояла прекрасная мартовская оттепель. Деревья еще были голые, но на некоторых уже можно было заметить набирающие сок почки, а щебетание потихоньку возвращающихся со своих зимовок птиц с каждым днем становилось все громче и разнообразнее. И хотя ночью еще могло примораживать, после обеда ближе к вечеру солнце, начинавшее подниматься все выше над горизонтом, успевало прогревать город. Сегодня же день был особенно ясным, отчего скопившийся за зиму снег таял кругом в огромных количествах.

Выйдя из здания, Роман был даже слегка ошеломлен обрушившимся на него как лавиной вдруг, разом весенним раздольем. Чувства его, до этого дремавшие в офисной тишине, мгновенно оживились и ободрились. От ярко светившего солнца он невольно очень сильно зажмурился; слух его начал фиксировать множество звуков самой различного происхождения и характера: от чириканья и пения птиц до автомобильных клаксонов. По тротуару сновали туда-сюда прохожие, мимо проезжали машины, трамваи. Талая вода озорно капала с не сбитых за зиму сосулек, вырывалась из сливов, разливалась по дорогам. Все вокруг звенело, неслось, бурлило. Лицо Романа, мгновенно согретое солнечными лучами, окутал и приятно освежил мягкий ветерок. Он не мог удержаться и вдохнул полной грудью – воздух был необычайно свежим, легким. Это была та самая замечательная для русского человека пора, когда душа, уже давно безо всякой меры истосковавшаяся по жизни в любых ее проявлениях, чувствуя оживление природы, начинает просто распирать грудь изнутри, перехватывать дыхание и чуть ли не поднимать над землей.