Тяга к свершениям

– К переводу часов? – уточнил Дульцов, перед тем как ответить. – Двояко. С одной стороны с Москвой разница уменьшилась, да и с К-ским краем одно время станет: тому, кто часто туда ездит даже часы переводить не надо будет. С другой – вечером темнеть на час раньше начнет, это, конечно, минус. Наверное, я больше против – и так солнца не видим, а если еще и часы перевести, так вообще ночь будет в восемь часов наступать.

– Вот и я про то же! – эмоционально поддержала его Юлия Романовна. – Очевидных выгод от этого перевода никаких – а что с организмом делают! Как насчет биологических часов? Ведь они синхронизированы с текущим временем. Вся жизнедеятельность организма настроена на работу в таком режиме, а сейчас вдруг сбивают все эти настройки не понятно с какой целью… Вы, молодые, сильно этого не ощущаете, а кто постарше тот хорошо чувствует. Это нарушает природный ритм человека!

Юлия Романовна обосновывала свою позицию энергично, уверенно и с явным энтузиазмом, желая блеснуть своими глубокими знаниями вопроса перед Дульцовым. Ей особенно импонировала его манера общаться: он разговаривал с ней прямо, смело высказывая свою точку зрения, и в отличие от большинства ее знакомых не стремился избежать спорной ситуации. Это еще больше разжигало желание Юлии Романовны утвердить свой авторитет в его глазах. Но в середине ее речи Дульцов начал улыбаться, а когда она закончила говорить, то он уже почти смеялся. На фоне ее наполненной эмоциями протестной речи его реакция выглядела странной и даже неприличной, но он не мог ничего с собой поделать. Заметив, что такие сильные эмоции Юлии Романовны не соответствуют серьезности обсуждаемого вопроса, который на самом деле был пустяковым, он понял, что экспрессия, наполнявшая всю ее речь, была абсолютно искусственной и не в состоянии был сохранить серьезного выражения лица.

– Так это один раз перевести – и навсегда, – сказал Дульцов, немного успокоив свою веселость. – Ведь еще совсем недавно мы вообще время два раза в год переводили, и ничего – не умерли.

– Да, но раньше по такому неестественному, искаженному времени мы жили только в летний период, а сейчас планируется перейти на него совсем, – Юлия Романовна нисколько не смутилась ни смешкам Дульцова, ни его тоном. Она парировала ему на удивление быстро и заученно, от нетерпения чуть не перебив его на полуслове, и стало очевидно, что она была готова к этому доводу и уже заранее знала, что на него следовало ответить.

– Это все вопрос привычки. Если сейчас перейти на одно время, и прекратить, наконец, все эти изменения, то вот увидите – года через два никто не захочет ничего менять и все будут довольны.

Юлия Романовна замолчала, не зная, что ответить. Наконец она улыбнулась и веселым голосом сказала:

– Знаете, есть два типа людей: жаворонки и совы.

– Есть такое, – с доброжелательным видом согласился с ней Дульцов.

– Но вот я почему-то утром – сова, а вечером – жаворонок, – попыталась свести разговор к шутке Юлия Романовна. Шутка была не особо к месту, но вполне забавная и сама по себе: все развеселились и засмеялись.

– Знаете, что к нам премьер приехал? – спросил Роман, когда смех немного поутих.

– Нет, – сказал Майский.

– Я бы и сам не знал. Шел сегодня с работы, а меня полицейский остановил. Оказывается, какой-то форум сегодня, всю П-скую оцепили, пришлось крюк давать.

– Да-да. Днем на каждом перекрестке по патрульной машине стояло. Говорят, что в городе полицейских не хватило, так что даже дополнительные отряды с А-ска вызывали, – сказал Дульцов с насмешкой.

– Да кому он нужен?! – неожиданно пылко включился в разговор Леонид Федорович. – Толку-то что приехал. Встретятся сегодня узким кругом с местными князьями, поговорят, судьбы наши порешают и уедет. Живут элитой, для себя, а народ – отдельно. Платят вроде людям деньги какие-то, да и ладно, а то, что они там уже всю страну разворовали, так это никого не волнует…, – в этот момент Леонид Федорович вдруг осекся, потому что Юлия Романовна больно наступила под столом ему на ногу. Он повернул голову и прочитал в ее лице явное недовольство его чрезмерной активностью, но вошедшего в раж Леонида Федоровича уже невозможно было остановить – давно уже не высказывал он того, что так сильно у него накипело. – Разворовали! – с еще большей убежденностью повторил он, смотря прямо на супругу. – Сначала отдали все заводы кучке олигархов; вся страна, миллионы людей строили, а разделили среди сотни человек. А сейчас посмотри, как все раздирается. Дорвались до власти, рассадили везде своих знакомых и родственников, выборы фактически отменили – и держатся. Прицепились, присосались как паразиты и страну на дно тянут. А самое главное – мы ничего сделать не можем. И по этому же принципу так стали поступать на всех уровнях. Думают: «А что, если у премьера друг детства по спортивной секции за несколько лет из никому не известного тренера по дзюдо становится миллиардером, сидя на подрядах у государственных компаний – так и мне можно». Вот это откуда! Вот почему нормальным считается, когда жена мэра, миллиардерша, сделала свое состояние на застройке города, которым руководит ее муж…, – выразив свою последнюю мысль, не на шутку заведенный Леонид Федорович вдруг понял, как все это до боли, до беспомощности ясно и совершенно очевидно. Он нервически засмеялся, но уже через секунду его смех неожиданно прекратился, и в лице отразились досада и ненависть. – Все об этом знают, везде это, повсюду, но никто ничего не делает. Ведь это недопустимо в цивилизованном мире, это судебно наказуемо должно быть! А посмотрите на наши министерства. Из семнадцати министров – пять связано родственными узами; каждый третий – родственник! Да еще какие родственники – муж с женой. Юля, ты же помнишь, – обратился он к жене, которая сидела, держа голову абсолютно прямо, и с виду оставалась непроницаемой, – много было чего в советском союзе, и хорошего и плохого, но того, чтобы министрами были муж с женой, даже представить себе невозможно было. Это сразу бы попало под общественное осуждение. И боялись, боялись этого самого общественного осуждения. Вот о чем я! Текущая власть ставит себя выше людей: они творят то, что хотят, не считаясь ни с законами, ни с конституцией, ни с моральной стороной вопроса, ни с народом!

Все молчали. Марина (единственная кто смотрела Леониду Федоровичу в глаза) внимательно слушала, периодически понимающе кивая головой, Юлия Романовна так и не шелохнулась все это время, Дульцов откинулся на спинку кресла, и тоже, кажется, о чем-то размышлял, а Майский сидел угрюмый и мрачный, опустив голову и водя вилкой по своей тарелке, рисуя ею какие-то невидимые узоры.

– Да, сейчас конечно не советский союз, – начал Роман, когда отец остановился, – и власть не принадлежит народу – это точно. Но появились другие возможности, открылись новые пути. Если ты деятельный, инициативный человек – у тебя есть шанс реализовать себя, и ты можешь послужить родине, внести свой вклад в общее дело! – все это Роман говорил страстно, четко, уверенно, с глубокой убежденностью в свои слова.

– Возможности?! Ты говоришь о возможностях?! – взорвался Майский и, выронив со звоном свою вилку, посмотрел на Романа. Он пылал изнутри, и это состояние души в полной мере выразилось у него во взгляде: глаза его вытаращились и воспаленно смотрели на брата. – Для кого эти возможности?.. Раньше тоже надо было подстраиваться под власть – надо было быть коммунистом; но кроме этого еще и порядочным человеком. Если для тебя не существовало понятие честности, справедливости, уважения к другим людям, то и шансов продвинутся почти не было. За тридцать пять лет жизни в прошлом веке я не могу вспомнить ни одной неприятности, которая была бы связана с чиновничьим произволом, а сейчас любое обращение в государственную структуру, даже по самой незначительной мелочи – это целая проблема. А уж я-то в этой системе поверте-е-елся. Цели чиновников – их личная выгода. Они не понимают, что работают на народ, что зарплата им начисляется из бюджета; они заняты устройством своей жизни самыми аморальными и отвратительными способами. У них нет ни совести, ни страха. Пока такое поведение поощряется и остается безнаказанным на самом высоком уровне, на глазах у миллионов людей, те чиновники, что сидят ниже, будут чутко воспринимать эти сигналы сверху и относиться к гражданам как к массе, которая не имеет никаких реальных рычагов управления этим аппаратом, а только докучает им своими назойливыми просьбами. Это самые бесчестные преступники, враги народа, жулики, а чтобы среди жуликов пробиться наверх, надо быть еще более хитрым и безжалостным! Вот для кого эти возможности!.. Да кому я объясняю? Ты же сам без пяти минут госслужащий. Ну и что же ты ушел и не стал там себя «проявлять»?!