Босс

Эми мрачно молчит. Тоже берёт бокал, но не пьёт, с сомнением вертя его в пальчиках. Забытая сигарета в левой руке почти истлевает, и она тушит окурок в пепельнице на стойке. Ник видит, как она сомневается в его словах, не верит, всё ещё надеется, что Алекс добрый рыцарь с дурными замашками, которые можно перевоспитать. Наивная девочка. Не будет у неё хэппи энда с этой тварью. Никогда он не оценит нежности этой бледной кожи, никогда не накормит её хрустящей картошкой фри и хорошим бургером, чтобы наконец-то перестали так торчать кости ключиц. Никогда не ответит взаимностью, и надо быть абсолютно доверчивой овцой, чтобы не понимать этого. Всё, что ей сейчас нужно — капля заботы, а не всё-таки залитый в горло виски. И только после щедрого глотка она выдавливает:

— Уверен? То, что ты мне рассказал, ещё не доказательство его вины. Это могло быть совпадение. Или у него могли быть веские причины для этого поступка.

— Чёрт побери, не будь его блядским адвокатом! — раздражённо передёргивается Николас. — Веская причина пустить пулю в отца, который, между прочим, не был таким мудилой, как он, никогда не бил его или ещё что-то вроде того. Алекс рос золотым мальчиком с серебряной ложкой в жопе. В полной вседозволенности. По словам Кларксона, получал достаточно внимания от Эда. Но это нихуя ему не помешало, и причину ты видишь сама: жажда власти. Хотел занять чужое место, не дожидаясь естественной смерти старика. И в тридцать лет возглавить одну из самых крупных картелей США. Так ты всё ещё думаешь, будто твоя никому не всравшаяся преданность и готовность раздвинуть ноги способна покорить его? — говорить это вслух горько и едко, комок встаёт в горле, но он же не идиот, и понимает, какие услуги оказывает Эми хозяину. Ник буравит её тяжёлым взглядом, желая лишь одного: донести до неё истину. Хотя на секунду пришлось представить, как чужие касания срывают стоны с этих самых губ, и от бессилия что-то изменить злость начинает душить его, раздирая лёгкие.

Чужая, чужая, чужая. Собственность.

Амелия мрачно хмурится, плотно сжимает челюсти. У неё явно много чего на уме, но это грозит стать настоящей ссорой, а потому она просто устало облокачивается о стойку, подпирая ладонью лоб. На секунду прикрывает глаза, вдыхает, а затем просит столь отчаянно, что у Ника проходят мурашки вдоль позвоночника:

— Помоги мне. Я как будто в каком-то колесе, и не могу выбраться. Чем больше я пытаюсь к нему приблизиться, тем больше отдаляюсь. Я так устала, — нетрезвое, тихое признание, тонким всхлипом сжавшее сердечную мышцу своей болью, отдавшей в кончики пальцев. Ник не может противиться своему внезапному желанию, и мягко накрывает её руку своей, пытаясь дать хоть каплю тепла этой бледной холодной коже.

— Эми, тебе нужно прекратить быть его ручным зверьком, — осторожно начинает он, поймав её растерянный, мутно-пьяный взгляд. — Почему бы просто не уйти? Что тебя держит на этом поводке?

Она моргает, будто опомнившись. Стирает скатившуюся по щеке слезинку и встаёт со стула. Старательно сохраняет дистанцию между ними, прерывая короткое касание. Подхватывает начатую бутылку виски, шлёпает на стойку несколько вытащенных из заднего кармана джинсов купюр за выпивку и только потом коротко отвечает на вопрос, который мучает Николаса три долбаных недели:

— Вряд ли ты поймёшь. Но если я снова кого-то потеряю в этой жизни, то точно сойду с ума, — на такой странной фразе Эми разворачивается, и Нику приходится встать следом за ней, чтобы направиться к выходу из бара. Ноги у девушки чуть пошатываются, и идёт она нетвёрдой, кривой походкой. Удивительно, что при такой концентрации алкоголя в крови она ещё умудряется говорить связные вещи. На ходу успевает сделать ещё один глоток уже прямо из горла, прежде чем её спутник открывает перед ней дверь.

— Надеюсь, мы едем обратно, а не в караоке? — Ник неуклюже шутит, чтобы только развеять образовавшееся между ними давление воздуха. Глоток кислорода на тёмном крылечке оказывается как раз кстати: хотя бы перестаёт печь рецепторы запахом ежевики.

— Думаю, если мы вернёмся под утро, папочка будет злиться, — рассеянно лепечет Эми, не оглядываясь на него.

Следующий её кривой шаг к ступенькам чуть не становится роковым: шатающиеся ноги не находят во тьме опоры, и она с писком летит вперёд, грозя разбить лоб об асфальт. Спасает только хорошая реакция Ника, когда он спешно обхватывает руками её талию, удерживая от падения:

— Эй! Осторожно, мисс текила!

Замирает. Ощущение её хрупкого тела в его неожиданных объятиях, которые бы абсолютно точно не допустил при другой ситуации, моментально будоражит воображение. Вместо того, чтобы отпустить тут же, как только миновала опасность, он только придвигается чуть ближе, чувствуя, как сворачиваются в узелки нервы, когда её ягодицы прижимаются к его паху.

— Спа…сибо, — двумя глотками воздуха шепчет Эми, не сопротивляясь и не выворачиваясь из его рук. И это придаёт смелости его действиям: к чёрту, почему бы и нет?

Мягко разворачивает её лицом к себе, ловя недоумевающий взгляд и пропадая в той обезоруживающей потребности, что она излучает сейчас. Может, слишком пьяна. Может, он будет жалеть, что сделал это именно так, когда она вряд ли себя контролирует. Но если судьба сама подкидывает шанс показать ей, что у Эми имеются другие варианты, то он убедит её, что может быть иначе.

Иначе — это решительно обхватить ладонями аккуратное личико, слегка поглаживая большими пальцами смешно, по-детски порозовевшие впалые щёки. Пытаясь передать всю нежность, которую она вызывает у него, пробуждая воспоминания о том, как он заботился о ком-то столь же маленьком и нуждающемся в крепком плече. В пасмурных глазах мимолётная паника, как миниатюрная майская гроза. Чтобы отрезать ей пути отступления, Николас подаётся вперёд и накрывает её губы своими, осторожно пробуя вкус.

Сквозь терпкость алкоголя и горечь сигарет отчётливо чувствуется вишня — сладость и пьянящая податливость. Ещё лучше, чем он себе представлял утром. И Эми робко отвечает ему, словно впервые целующаяся на выпускном старшеклассница, скользит языком по его нижней губе, а затем позволяет ему ворваться глубже. С победным боем пульса в груди Ник крепче сжимает её талию через кожаную куртку и неспешно, смакуя каждую секунду, изучает её рот изнутри. Не оторваться, потому что прекрасно чувствует, как от его жара нагревается под ладонями её кожа, и это хуже любого наркотика. Вишня в ликёре, звенящая терпкость. И пусть Эми так и не сделала попытки обнять его в ответ, по-прежнему держа чудом не разлитый виски в правой руке. Она его — на целых тридцать секунд, окончательно убеждающих, что он уже пропал без шансов спастись.

— Нет, — хрипло выпаливает вдруг она, неожиданно разрывая это дурманящее сплетение. Теперь в её глазах застывает настоящий ужас, окатывающий льдом после столь откровенно близкого контакта. Непонимание и разочарование больно бьют изнутри, но ровно пока она не объясняет, — Не надо, Ник. Он убьёт тебя. За меня — убьёт, — столь убеждённо, что её страх дымкой встаёт над их головами, возвращает в реальность, на грязное серое крыльцо придорожного дешёвого бара.

— Эми, мне плевать на него…

— А мне не плевать на тебя. Хочешь отправиться кормить пираний? — честное признание и беспокойство, абсолютно не наигранное, поселяют в нём луч надежды. Надежды, что она не жалеет, и что тоже ощущает, как вибрирует воздух между ними. Что ей понравилось, и значит, всё не зря: он будет сражаться за неё с самим дьяволом, чей ошейник всегда на её теле. И предложение звучит само, единственно возможное:

— Я хочу, чтобы мы сбежали от него. Вместе. Что думаешь?

Она криво улыбается и отодвигается на шаг. Опустив взгляд на ступеньки, осторожно спускается с крылечка, и, оказавшись внизу, вновь прикладывается к бутылке. Ник ждёт хоть какой-то реакции на его слова, однако её нет. Амелия оглядывается на него через плечо и бросает со всей возможной небрежностью, словно уже вычеркнула из памяти последние минуты: