Страница 1 из 13
1
Последнее задание было каким-то странным. Чего в нем было больше, опрометчивости или обреченности, не знаю, хватало и того и другого. Нашу штурмовую группу элитных коммандос отравили на спецоперацию с непонятной для нашего уровня спешкой. Без подготовки, без разведки, без касок и бронежилетов, только с легким стрелковым оружием и всего с одной жизнью на каждого бойца. Как будто никто и не ждал нашего возвращения.
Мы должны были освободить взятую в заложники журналистку, ее удерживали в лесном лагере вышедшие из-под контроля части правительственных войск. На подходе к лагерю, как я и опасался, мы нарвались на засаду. Выстрелы раздались сразу со всех сторон, стало ясно, что нас ждали, и пытаются окружить. Уходя в зарослях кустарника от плотного огня, мы отчаянно маневрировали. Все, что мы могли сделать, это навязать противнику скоростную изнурительную погоню за нами в густой зеленке. Мне удалось сохранить целостность группы, организованно вывести ее из окружения, и, в конце концов, вывести в координатную точку для финального броска вверх по лесистому склону. Там, на вершине холма, находилась площадка для вертолета, который должен был прилететь за нами в назначенное время.
Цепь преследующих шла за нами по пятам. По тому, какую сноровку они проявляли в лесистой местности, я сделал вывод, что это были егеря. Они почуяли азарт и вкус гона, свое превосходство в живой силе, и пытались взять нас в кольцо. Теперь, когда задание провалилось, мы вынуждены были бороться за спасение боеспособности группы и своих жизней. Нашим единственным шансом был сумасшедший бег вверх по склону, сквозь хлещущие ветки, трудноразличимые в вечерних сумерках. Вокруг свистели пули, срезая ветки и вызывая холодную дрожь в позвоночнике. На бегу мы отстреливались из своих штурмовых автоматов с глушителями. Мы старались не производить лишнего шума, лишь иногда, с коротким сдавленным вскриком, падал еще один наш боец. В этой операции нам было запрещено подбирать своих раненых. В распоряжении того, кто ранен и не может передвигаться, всего несколько минут, чтобы помолиться всемогущему Богу коммандос и, по возможности, прикрыть наш отход.
Несколько крупных валунов на безлесной вершине склона были ориентиром вертолетной площадки. Я вышел туда с двумя бойцами из пяти. По открытому участку мы рванули к валунам зигзагами, вслушиваясь спинами в напряженную тишину позади нас. Мы были почти у цели, когда вновь раздались автоматные очереди егерей. Мы упали на землю, перекатились несколько раз и стремительно заползли за валуны. Я приказал занять круговую оборону. Место было отличное, все подходы хорошо простреливались. Я посмотрел на светящийся циферблат моих наручных командирских часов. Время расчетное. Послышался звук приближающегося вертолета. Своим огнем мы стали держать егерей как можно дальше от площадки.
Вертолет заходил на посадку на скорости, по низкой дуге. Пилот был ас, вертолет завис над площадкой в метре от земли. Я приказал бойцам загружаться. Они побежали к вертолету, вслед за ними и я, прикрывая наш отход своей стрельбой. Мы загрузились, я дал команду на взлет. В это время егеря подошли настолько, что начали вести метание подствольных гранат по вертолету. Взрывы двух попаданий потрясли вертолет. Наш отсек пробило в нескольких местах вверху, где над нами стрекотал двигатель. Он заработал с перебоями, мы почувствовали едкий запах гари, вертолет накренился и стал медленно дрейфовать над землей, с небольшим набором высоты. В пробоины нашего отсека из патрубков двигателя потекла тонкая струйка горящего топлива.
Я понял, что ситуация становится угрожающей. Вертолет, не имея возможности уйти на скорости, оставался хорошей мишенью. Обстрел продолжался. От меня требовалось мгновенное решение: остаться в вертолете – значит, почти наверняка взорваться и рухнуть вместе с ним. Покинуть вертолет – значит, использовать минимальный шанс уйти от егерей в сгущающейся темноте, пусть даже они оснащены приборами ночного видения.
Я приказал бойцам прыгать. Если внизу не встретимся, переходить на самовыживаемость и самостоятельное возвращение к своим. В дверные проемы было видно, что до земли всего метра три, но высота нарастала. Бойцы прощально и твердо посмотрели мне в глаза. Чтобы воодушевить их и подать личный пример, с командой «за мной!» я бросился вниз.
Мой прыжок казался мне долгим, очень долгим. За время службы я выходил живым из таких операций, откуда, как правило, не возвращаются. Я воевал под разными флагами, в военной форме и в гражданской одежде, с опознавательными знаками и без них. Мы вступали в бой в горах, в джунглях, в северных снегах, на улицах городов. Мы сражались с регулярными войсками и террористами, с такими же коммандос как мы и криминальными бандами. Однажды мы схватились в заброшенных подземных коммуникациях с какими-то ублюдками, косящими под мутантов. Может, они и в самом деле были мутантами, не знаю, мы перебили всех.
Я сгруппировался и приготовился к удару о землю. Упав, кубарем покатился по пологому склону. После остановки – моментально встал, автомат к бою, и – оценка ситуации. Резких болей я не почувствовал, значит, приземлился удачно, ничего не вывихнул и не сломал. Своих бойцов я не увидел и не знал, прыгнули они, или еще нет. Вертолет под непрерывным обстрелом медленно уходил в сторону и набирал высоту. В следующую секунду граната пробила его бензобак, и вертолет взорвался, ярко осветив окрестности.
Вспышка взрыва ослепила меня так, что я не видел ничего вокруг, светящаяся пелена застилала глаза. По памяти я побежал в сторону леса, сообразив, что так же ослеплены и егеря, и сейчас хороший момент незаметно ускользнуть от них. А там – дело техники. Выход на дорогу, захват транспорта, растворение на территории ближайшего города, возвращение к своим по фальшивым документам.
По ощущениям, я уже добежал до опушки и углубился в лес. Я все еще плохо видел, было темно, я натыкался на ветки и вынужден был выставить вперед руки и перейти на шаг. Яркая пелена в глазах не исчезала. Я остановился перевести дух. Кажется, егеря все-таки засекли меня. Издалека доносились отрывистые, похожие на лай собак, приказы их командиров. Неужели приближался и мой черед помолиться всемогущему Богу коммандос и принять свой последний бой? Наощупь я проверил оружие. К автомату оставался последний магазин. В подсумке две гранаты. Ещё в наличии десятизарядный глок с запасной обоймой и убойный кинжал штурмовика. Если повезет, успею использовать все. Надо перемещаться, двигаться, уходить, тогда, может быть, повезет.
Так надолго и ярко отпечататься в моих глазах взрыв вертолета не мог. Что-то неладное творилось с моими глазами, то ли с мозгами. Я сильно потряс головой. Световая пелена стала расплываться и как будто отдаляться от меня. Я увидел ее вне своих глаз, в полутора шагах от меня. Свечение пелены усиливалось, оно постепенно преображалось в световой столб, в диаметре примерно в ширину моих плеч, уходящий от земли прямо в закатное небо. Этот световой столб не испускал свет, а светился как бы внутри себя, как голубоватое газовое облако. Его свет был похож на свечение большой неоновой трубки, холодное, мерцающее, подвижное.
Я дотронулся до этого свечения и почувствовал проникающую в руку мелкую, но сильную вибрацию. И еще какую-то взволнованность, охватившую меня. Я не знал, что это было: сбой в моих мозгах, или знак всемогущего Бога коммандос, его сигнальная ракета, посланная мне. Я всегда верил и верю в реальность всемогущего Бога коммандос. Иначе, если Бога нет, то какой же я сержант? Без Бога не будет порядка, а без порядка не будет сержанта.
У меня не было времени на дальнейшие размышления. В моем положении оставалось только одно – решиться войти в этот свет. Может быть, в нем я обрету надежду на спасение. Если ничего не произойдет, то принять бой я еще успею, тем более, что его исход почти предрешен. Я приблизился к светящемуся столбу, на мгновение замер перед ним и, сжавшись, – вошел!..