Мантра тысячи смертей

— Сегодня от меня требуется победа? — на всякий случай переспросил мужчина, заходя в шатер.

— Настолько уверенная, насколько это возможно, — утвердительно кивнул рабовладелец.

Равван зашел в то место, что местные называли «ареной», пробираясь сквозь плохо сбитые ряды скамеек. Они скрипели и покачивались, вторя крикам и жестам зрителей. Внутри шатра находился центр всего этого проклятого города — красный песок арены богов. Не такой величественный, как в столице или крупных городах. Сдобренный кровью и страданиями проигравших, превратившийся в настоящее, зыбкое болото, в котором увязали ноги. Равван без интереса посмотрел на двух бойцов, сражающихся сейчас на арене. Двое мускулистых ренжиров с кожей, цвета переспелого апельсина, били друг друга, даже не стараясь защищаться. Он мог бы победить их обоих, но его позвали сюда не за этим.

Скоро их битва окончится, а ему следует поторопиться. Равван протискивался сквозь ряды недовольным зрителей, мешая им наслаждаться кровавым мордобоем. Сиденья распорядителей находились в самом неудобном месте и мужчина потратил немало времени, чтобы наконец добраться до этого импровизированного центра арены. 

— Я боец великого Огира, — проговорил он, обращаясь к двоим толстякам, развалившимся на диванах и со скучающими лицами наблюдающими за битвой.

Вокруг них крутились девушки, украшенные ссадинами и синяками, заплаканными глазами и покорными веками, почти скрывающими опустошенные глаза, смирившиеся со своей судьбой. Толстяков охраняли распыленные стражники, выдавливающие пар из собственных носов, шумно выдыхая и таращась зрачками голодных гиен на всякого, кто подойдет слишком близко к их господам.

Равван всегда удивлялся, как даже в таких уродливых, разрушенных городах, распорядители арен умудряются находить богатство и комфорт, возвышаясь над обычными жителями. Толстяки долго смотрели на мужчину, отправляя ленивыми движениями в рот шарики спелого винограда.

— Цвет твоей кожи, непривычно синий, — вяло проговорил один из них, указывая на Раввана пальцем, вооруженным тяжелым перстнем. — Я такого раньше никогда не видел.

— Я — рамаан, ваша светлость, — склонил голову раб, стараясь излучать покорность.

— Мне казалось кожа рамаанов фиолетового цвета, — задумчиво поскреб ногтем свой необъятный, напоминающий ожившее желе, подбородок распорядитель.

— Только у тех, кто был рожден в Бхуми, — уклончиво ответил Равван.

— Ну что ж, это не так и важно, — махнул рукой толстяк. — Твой бой следующий. Противником станет мастер чакры. Справишься?

— Приложу все свои силы, — склонил голову Равван, чувствуя, как подбородок касается рабского ошейника. Мужчина поморщился, стоило ему только коснуться засаленного железа, сковывающего шею уже который год. Он периодически забывал об ошейнике, но стоило ему случайно дотронуться до отличительного знака любого раба — и воспоминания зыбкой волной затягивали сознание.

Вот только сейчас для них совсем не было времени. Один из ренжиров нанес победный удар и свалил другого наповал. Крики толпы мгновенно оглушили раба и он даже попятился, закрывая уши от обезумевшего рева. На арену вышел глашатай и тихо просипел имя победителя. Впрочем, его слова тут же потонули в гвалте одобрения и проклятий. Во главе арены всегда царили ставки. А на такой арене, как эта — ставили в открытую, не боясь гнева богов. Зрители рвали пожелтевшие бумажки с именем поверженного бойца, а другие ликовали, прижимая к сердцу билеты победителя, что в скором времени превратятся в увесистые грязные медяки в карманах счастливцев.

Работники арены утащили тело поверженного бойца, а победитель, купаясь в восторженных криках, покачиваясь вышел с арены. Настало время Раввана ступить за границу очерченного круга. Глашатай набрал воздух в легкие и попытался прокричать достаточно громко, объявляя следующую битву:

— Сегодня у нас для вас невероятный подарок! На арену выходит боец, не виданный ранее в наших местах! Настоящий мастер чакры, победитель сотни боев на главных аренах Паталы! Встречайте, непревзойденный Гормиус!

Равван смотрел на накаченного асура, чьи маленькие глазки затянула кровавая пелена. То, что он под действием снадобий — было очевидно. Мужчину трясло и знобило, он часто шмыгал носом и странновато крутил головой, словно пытаясь выбраться из стягивающего шею костюма. Из одежды на нем были только широкие штаны, а весь торс украшали обильные татуировки. На его белом теле черные языки пламени смотрелись более чем устрашающе, но Равван слишком устал, чтобы бояться. Толпа одобрительно встретила появление нового бойца, готовясь закинуть последние монеты на ставки. Вряд ли в их захудалом городишке найдется тот, кто сможет одолеть мастера чакры.

— Придержите свои ставки! — закряхтел глашатай. — Ведь противником Гормиуса станет чужеземец, представитель диковинной расы рамаанов и такой же мастер чакры — несравненный Равван!

Раб не чувствовал себя несравненным, но знал, что Огир наблюдает за ним. Необходимо было играть роль, а потому Равван ступил на мокрый песок арены, высоко поднимая руки и встречая толпу лучезарной улыбкой. Это выглядело слишком карикатурно, натужно, ненатурально, но по-другому и быть не могло. Покосившийся шатер, около тысячи зрителей, ютившихся на тесных, гнилых скамейках и два толстяка, сквозь пелену алкоголя, наркотиков и сна рассматривающие смертельные бои. Впору было бы рассмеяться от всей нелепости происходящего, но Равван давно уяснил — смех это непозволительная роскошь для таких, как он.

— Делайте свои ставки, зрители! И молитесь о том, чтобы победил сильнейший!

Асуру было тяжело сдерживаться, он стоял напротив Раввана и пожирал того взглядом. Желваки раздувались, а кулаки сжимались из раза в раз. Зеленый цвет чакры, всполохами раскатывающийся по телу, без труда давал понять, что Гормиус владел Анахатой.

Равван лишь пожал плечами — для него не было разницы, с какой именно чакрой сталкиваться. Проблемы могли создать только Аджна и Сахасрара, но он сильно сомневался, что в такой дыре найдется достойный мастер одной из двух самых редких чакр.