Страница 1 из 3
Пролог
Мужчина схватил ее за волосы и бросил на кровать. Она попыталась сопротивляться, но он ударил ее наотмашь по лицу, голова женщины запрокинулась, и она на минуту потеряла ориентацию.
Этого оказалось достаточно, чтобы он, будучи в неукротимой ярости, тяжело отдуваясь, взгромоздился на неё, схватил за горло и начал душить. Она царапала его руки и выкручивалась, как могла. Но мужчина не ослаблял хватку, а наоборот, все сильнее сжимал пальцы вокруг ее шеи. К тому же, он оказался вдруг неожиданно тяжёлым, и силы женщины быстро иссякали.
У неё выкатились из орбит глаза, и посинело лицо, ногти оставляли только слабые царапины на коже убийцы. Она выкручивалась и брыкалась. «Воздух! Нужен воздух!» – пронеслось в ее угасающем сознании. Мышцы легких судорожно сокращались, пытаясь сделать вдох. Хотя бы один глоток воздуха! Но сил не хватало, и она сопротивлялась все меньше, все слабее.
И вот, все было кончено. Тело женщины обмякло, а мужчина, для верности, еще некоторое время сидел на ней и держал за горло. Окончательно убедившись, что она мертва, он медленно слез и заботливо, даже стыдливо поправил полу ее дорогого красивого халата, в пылу борьбы откинувшуюся в сторону и обнажившую не менее дорогое кружевное белье.
– Тоже мне Отелло, блин… – устало проворчал он и полез в карман за телефоном.
Мужчина набрал номер 112 и подождал ответа оператора.
– Здравствуйте! – ему не понравилось, как хрипло и как будто жалко и неуверенно прозвучал его голос, и мужчина откашлялся. – Кажется, я убил человека…
Глава 1
В тот день Николай Петрович вышел из офиса довольно поздно. Он был старательным работником и заслуженно пользовался уважением коллег и руководства. Если другие клерки часто норовили увильнуть от скучной бумажной работы, то Николай Петрович не отказывал никому: ни своему начальнику, ни коллегам – рядовым сотрудникам, просившим его «по дружбе» оформить то «служебку», то письмо, то очередную форму договора. И делал он это отменно, без глупых ошибок и опечаток, и, что больше всего всем нравилось, очень быстро. Посторонний наблюдатель не преминул бы отметить, что Николай Петрович, должно быть, позволяет легко собой потакать, но только он сам твердо знал, что это не так. Просто Николай Петрович действительно любил свою работу и не считал ее скучной. К карьерному росту он никогда и не стремился и не желал его, поскольку в глубине души своей не был амбициозен. А денег на жизнь ему хватало.
До дома было недалеко, и он не торопился. Собственно, и спешить-то Николаю Петровичу было некуда и не к кому. Единственный дорогой ему человек – мама умерла лет восемь назад, а семьей Николай Петрович к своим пятидесяти годам так и не обзавелся. Вот потому-то ему и не хотелось возвращаться в пустую квартиру в старой хрущевке, оставшуюся ему от родителей. Его там попросту никто не ждал.
А вечер был уже по-весеннему теплый, хотя, местами, еще и лежал снег. Николай Петрович замедлил шаг, с удовольствием вдыхая воздух, который мог «вкусно» пахнуть вот так, как сейчас, только ранней весной.
По дороге Николай Петрович зашел в магазин прикупить кое-что из самого необходимого и теперь брел вдоль улицы, слегка покачивая в руке пакетом с продуктами. А вот и знакомый подъезд. Здесь, в этом доме Николай Петрович прожил всю жизнь, сюда он рассчитывал однажды привести девушку, которая стала бы его женой. Но вот не сложилось…
У Николая Петровича вообще никогда ничего не получалось с женщинами. В молодости он производил впечатление тихого нескладного «ботаника», а это совсем не тот типаж, что нравится девушкам. Все они либо презрительно кривили рот, когда он пытался пойти на сближение, либо смотрели на него с нескрываемой жалостью, что было, пожалуй, даже хуже. Впрочем, и те, и другие сразу же давали понять, что Николаю Петровичу ровным счётом ничего не светит. Где уж тут было ему найти спутницу жизни?
Иногда так бывает, что мужчина с возрастом становится солиднее, опытнее и благообразнее. Но и тут Николаю Петровичу не повезло. У него рано стала появляться лысина и отрастать «пивной» животик, хотя он вовсе не любил пиво из-за его горечи и почти никогда его не пил. Вдобавок, от природы, он был невысокого роста и по причине близорукости носил очки.
Да уж, красавцем назвать Николая Петровича могла бы только слепая. Да и прочими достижениями не мог он похвастаться. Не было у него ни блистательного ума, ни задорного чувства юмора, ничего такого, что обычно привлекает женщин в мужчинах.
Николай Петрович пытался знакомиться по объявлениям и назначал свидания. Но и здесь он натыкался на такие же презрительные и жалостливые женские взгляды, поэтому оплатив совместный ужин, обычно не предлагал повторную встречу и исчезал навсегда.
К сорока годам он осознал, что жениться ему не удастся и практически перестал следить за собой. Вечно ходил в мятых брюках и старом засаленном пальто. Николай Петрович понимал, какое впечатление он производит, но ничего не делал, чтобы исправить ситуацию. Просто было не зачем.
Однако на работе он был царь и бог. И руководство каждый год не забывало повышать ему зарплату, что было приятно и льстило его самолюбию.
Размышляя обо всем об этом в который раз, в свойственной ему манере – то есть, как всегда, неторопливо, Николай Петрович зашел в свой подъезд. Погруженный в свои мысли, он стал подниматься по лестнице на четвертый этаж, где была его квартира. Лифта, как это часто бывает в хрущевках, не было. А ему было все же за пятьдесят, поэтому подъем занимал довольно много времени, давая Николаю Петровичу время лишний раз поразмыслить о своей непростой судьбе. Не то, чтобы положение холостяка его сильно расстраивало. За долгие годы он к нему привык и не считал чем-то зазорным. Но каждый вечер, возвращаясь одним и тем же путем домой, он ощущал что-то вроде грустного сожаления.
Николай Петрович уже был между вторым и третьим этажом, когда его внимание привлекла какая-то возня. Шум раздавался на два пролета выше, между третьим и четвертым. Тихие мужские голоса периодически прерывались приглушенными женскими всхлипываниями, матерными словами и звуками борьбы. Николай Петрович замер и прислушался. Определённо, там наверху происходило что-то не очень хорошее. Женщина вскрикнула. Это был даже не крик, а скорее тихий писк. В ответ мужской голос что-то произнёс, неразборчиво, но настойчиво и, как показалось Николаю Петровичу, угрожающе.
Его прошиб холодный пот, рубашка тут же прилипла к спине. Но выхода не было, путь домой лежал мимо тех людей наверху. «Я просто пройду мимо», – сказал сам себе Николай Петрович и нерешительно двинулся вперёд. Ноги как будто налились чугуном, каждый шаг давался с трудом, и в эти мгновения Николай Петрович как никогда ощущал, что и на самом деле уже далеко не молод.
Все также потея и борясь со страхом, он поднялся на третий этаж и осторожно выглянул из-за перил.
Да, все было как нельзя плохо. Со своей позиции он увидел молодого парня, почти подростка, смутно показавшегося ему знакомым и такую же совсем юную девушку. Но проблема была не в них, а в трёх здоровенных «лбах», с бритыми затылками и в спортивных штанах. Одним словом, как раз таких, каких в народе обычно люди помоложе называют емким словом «гопники», а люди в возрасте Николая Петровича – просто-напросто «шпаной». Первый «лоб» стоял спиной к Николаю Петровичу, возле окна и прижимал лезвие своего ножа к горлу молодого человека. На его бычьей шее была татуировка, изображавшая череп с цепью, продетой прямо через глазницы. Череп свирепо щерился зубастой улыбкой. Второй деловито шарил в карманах парня, выгребая оттуда то ключи, то кошелёк, то еще какую-то мелочь. Каждую находку он сопровождал довольным хмыканьем и похлопыванием парня по щеке. Из всех троих он производил впечатление наиболее интеллигентного, настолько, насколько это понятие вообще может быть применено к гопникам.
– Ну вот, а ты говорил, ничего не, – почти отечески укорял «интеллигент» дрожащего парня. – Сейчас еще у девахи твоей глянем…