Страница 4 из 9
Ситуация требовала решительной мозговой атаки. Фёдор Петрович поспешил на посольский двор. К счастью, соратников из сигаретного братства на нём не оказалось, кое-кто уже стал выдвигаться на обед. Поэтому имелся редкостный шанс сосредоточиться, заставить работать серое вещество, напрячь извилины. Первая затяжка любимым «Астором» малость притушила разбушевавшееся внутри цунами. Главный вопрос, который одолевал Славина в тот момент, – насколько серьёзно надлежало воспринимать сенсационное сообщение. Не мистика ли этот гром среди ясного неба? Может быть, феноменальный выигрыш есть не что иное, как оглушительный розыгрыш ушлых сослуживцев? В посольстве обожали этот вид развлечений. Любителей схохмить, отчебутить что-нибудь оригинальное было хоть отбавляй. На первое апреля конструировали такие приколы, какие не могли взбрести на ум даже лучшим советским юмористам Славкину с Аркановым. Одного чуть кондрашка не хватила после того, как бедолаге подсунули оформленную на бланке местного МИДа, с печатью и прочими причиндалами: входящий – исходящий, сдал – принял, ноту с объявлением того персоной нон-грата и высылкой из страны в течение 24 часов.
Но сегодня всё же не день смеха. В конце декабря посольство из года в год в едином порыве демонстрировало поголовный, без каких-либо изъятий трудовой энтузиазм. В это время дел по горло хватало всем – требовалось подвести итоги успешной работы, завершить плановые справки, сочинить вдохновляющие отчёты, вымучить аргументированные предложения по курируемому участку на следующий год. Картина всеобщей занятости обычно вырисовывалась только в этот период, когда оперативно-дипломатический состав в целом и каждый из его членов в отдельности старался показать себя ударником коммунистического труда. Вряд ли кому пришло бы в голову смастерить столь забавную авантюру в предновогодние праздники. Нет, скорее всего послание – действительно не мистификация. И всё же в ближайшие часы стоило бы присмотреться к отдельным сородичам – не умирает ли кто за его, Славина, спиной от смеха?
Фёдора вновь начал пробирать пот. Неужели неожиданный дар неба – на самом деле не сон, а явь? Неужели обделённому пока судьбой Фёдору Петровичу (в 30 лет всё ещё жалкий атташе, хотя в этом возрасте большинство в секретарях ходят, вон и соседа повысили) взаправду привалило счастье? Неужели его, молодого человека, почти на самом старте трудовой деятельности, ей-богу, посетила та самая госпожа удача, которую другие ждут, но так и не могут дождаться всю жизнь? И почему, почему фортуна возвела на пьедестал именно его, пока ничем не примечательного дипломатического отрока?
На Федьку внезапно обрушилось желание срочно, здесь и сейчас, заняться арифметикой. Если он и впрямь выиграл, то какую величину составил бы фонд счастья? Допустим, удастся доказать, что иностранные дипломаты не подпадают под местное налогообложение и выполнять упомянутые в письме правила о налоговых вычетах не придётся. С какой, кстати, стати советский человек, да к тому же с дипломатическим паспортом, обязан отстёгивать капиталистическому государству, не испытывающему нищету, часть легально выигранных денег? Месячная зарплата атташе – 1637 денежных единиц. На эту сумму делим выигранный миллион. Получается денежное вознаграждение за 50 лет, 10 месяцев, 3 недели, 5 дней да ещё мелочишка на жвачку останется. А в переводе на крепкие советские рубли цифры эти следовало бы умножать, вероятно, раз в десять. Хватит на всю оставшуюся жизнь или около этого, да ещё и следующее поколение Славиных, возможно, кое-что унаследует. Неплохо, совсем неплохо! И всё же, пожалуй, нехорошая примета вот так сразу, преждевременно, до выяснения всех сопутствующих подробностей приступать к дележу медвежьей шкуры. Вначале, уважаемый и дорогой Фёдор Петрович, надо бы обстоятельно разобраться, действительно ли зверь этот стал твоей добычей или по-прежнему вольготно сосёт лапу где-то в сосновом лесу.
По ходу операций деления и умножения в федькином сознании всё рельефнее начал обозначаться масштаб проблем, в круговорот которых, возможно, вовлекло свалившееся на его голову счастье. На инструктаже в ЦК КПСС перед выездом он самолично, собственной росписью обязался вести себя за границей в точном соответствии с установленными партией правилами. А одно из них как раз касалось категорического запрета на участие в разного рода азартных играх и лотереях. Подпадает ли под этот разряд казус Славина, когда некая компания волюнтаристски, без однозначно выраженного согласия со стороны клиента злоупотребила его добрым именем, присудив ему главный выигрыш? На первый взгляд – нет. Сам ведь совработник никаких материальных преимуществ не добивался и на лотерейные билеты не тратился. А кроме того в казино не наведывался, к рулетке не прикладывался, основную часть зарплаты честно отдавал супруге, вовремя платил партийные, профсоюзные и прочие членские взносы и – самое главное – госсекреты идеологическому противнику не выбалтывал. Так какие могут быть предъявлены к нему претензии? Не надо, товарищи, взывать к совести! С совестью – и человеческой, и партийной – у него всё в порядке. Славин мысленно прокручивал возможные ответы на каверзные вопросы, убеждая себя в том, что никаких прегрешений за ним не числится и он вправе претендовать на получение выигрыша. Но, к сожалению, сердце подсказывало, что от миллиона его отделяла, как ни крути, дистанция огромного размера. Преодолеть оную без потерь едва ли удастся.
А может быть, никому ничего не говорить, срочно прибрать шальную наживу к рукам и втихомолку испариться? Впрочем, нет, тайком и быстро не выйдет никак. Тем более семейному человеку. Не бросать же жену и детей, без них невозможно. Это ясно как божий день. Посольским работникам, например, запрещено открывать счета в здешних банках. Заработанное непосильным трудом каждый хранит в сокровенных местах собственного жилища. Так что сообщить запрошенные банковские реквизиты однозначно не получится вследствие отсутствия таковых. Придётся уговаривать компанию выплатить наличными, и бабушка ещё надвое сказала, что этот вариант пройдёт. Но даже если деньги в конце концов окажутся в его руках и представится возможность дерануть куда глаза глядят, то вся эта замысловатая операция так или иначе немедленно раскроется. И вот тогда бывшему атташе советского посольства припомнят всё, что было и – в десятикратном размере – что не было.
Фёдор напряг воображение: измена Родине, бегство на Запад, политическое убежище, заочный секретный суд в Москве, суровый, но справедливый приговор, похищение бывшими коллегами, тайное пересечение государственной границы в багажнике автомобиля с дипломатическим номером, расстрел в Бутырке, жуткий позор для семьи и родственников, жене и детям придётся менять фамилию и место жительства, обличительные статьи в «Литературке» или – не дай бог – в самой «Правде»… Кошмар, армагеддон какой-то… Новоиспечённому миллионеру стало жалко самого себя, незаслуженно униженного и оскорблённого. «Граждане судьи, а ведь я никого не убил и не ограбил, всего-то нежданно-негаданно, но достаточно честно обогатился. Так в чём же преступление, за что наказание?» На глазах выступили слёзы. Находиться в одном постыдном ряду с предателями родины и шпионами враждебных государств его совсем не прельщало… Нет уж, это слишком, он не христопродавец, не клятвопреступник и никогда таковым не станет. Решительно и бесповоротно Славин отогнал несуразные мысли. Легализовать законное следует по закону.
Дома на обеде (борщ и сосиски) у него так и чесался язык, чтобы сообщить супруге сногсшибательную новость. В конце концов, если разобраться по справедливости, это её выигрыш. Не было бы столь невероятного разворота событий, если бы Наташа не заказывала всю ту чепуху, которая каждый раз приводила к семейным неурядицам. Разумеется, её требуется посвятить, но не сейчас, попозже, вечером, когда внутри него самого уляжется волнение и он сможет что-то предложить. В послеобеденные часы Фёдор то и дело оставлял без присмотра рабочий станок – заваленный газетами стол с раскрытым пустым блокнотом, ножницами и парой шариковых ручек. В мирской тишине, на участившихся перекурах среди родных берёзок на заднем дворике или в пыльной клетушке, заставленной собраниями сочинений классиков марксизма-ленинизма и потому именовавшейся библиотекой, он тщательно обмозговывал последовательность дальнейших шагов.