Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 20



Кропоткин поставил под сомнение преобладавшую в экономической науке точку зрения о том, что создание крупной промышленности является непременным условием социального прогресса. Крупному предприятию он противопоставлял малые формы производства, способствующие развитию у работника интеллектуальных способностей, «изобретательности», художественного вкуса, а в итоге предполагавшие сочетание ремесленного понимания целостности производственного процесса с использованием современных технологий. Анализируя данные о развитии промышленности в Англии, Франции, Германии и России, Кропоткин доказывал, что мелкотоварное производство не отмирало, напротив, в конце XIX – начале XX вв. оно переживало подъем, связанный с внедрением новейших технологий: «Мелкая промышленность одарена необыкновенной живучестью. Она подвергается всевозможным изменениям, приспосабливаясь к новым условиям […] Возникает в последнее время множество маленьких мастерских с новейшими газовыми и электрическими двигателями, которые изыскивают для себя новые специальности»217. Условия развития малых форм производства заключались в интеграции труда (промышленного и сельскохозяйственного, физического и интеллектуального, творческого и производительного, исполнительского и управленческого), самоуправлении и самоорганизации производственных единиц, внедрении новейших изобретений. Симпатизируя идеям У. Морриса и Д. Рескина, он поддерживал идею о внедрении в производство техники средневекового ремесленного мастерства, интеграции искусства в производственный процесс и быт трудящихся: «Для развития искусства нужно, чтобы оно было связано с промышленностью тысячами промежуточных ступеней, которые сливали бы их в одно целое, как справедливо говорили Рескин и великий социалистический поэт Моррис. Все, что окружает человека, – дома и их внутренняя обстановка, улица, общественное здание […] – все должно обладать прекрасной художественной формой»218.

Вопрос о реорганизации крупного производства, тем не менее, не решался в полном объеме. Сведение его к небольшим предприятиям Кропоткин признавал необходимым лишь в отношении легкой промышленности и других отраслей, ориентированных на непосредственного потребителя. В тяжелой промышленности и машиностроении и даже в текстильном производстве он допускал развитие крупных форм предприятия219. Но в этих отраслях Кропоткин предлагал сохранить секторы ручной работы для малых форм производства (например, по художественной выделке тканей)220.

Специализацию производства по регионам он предлагал преодолеть в результате диверсификации хозяйства, ориентированного на самообеспечение коммун на основе интеграции промышленного и сельскохозяйственного труда, развития наибольшего количества отраслей в каждой из них: «чтобы каждая страна, каждая географическая область могла […] производить сама большую часть предметов, которые она потребляет. Это разнообразие – лучший залог развития промышленности посредством взаимодействия различных ее отраслей, залог развития и распространения технических знаний и вообще движения вперед»221.

Говоря об организациях, осуществляющих функции регулирования социально-экономических отношений в будущем обществе, Кропоткин не выступал за жесткую однородную схему. Эту задачу в предложенной им модели должны были выполнять городские и сельские территориальные союзы граждан – коммуны, а также многочисленные отраслевые объединения (от экономических до культурных и досуговых), имеющие возможность объединяться в отдельные федерации. Общество в этой ситуации фактически приняло бы форму организации, получившую в наше время наименование сети: «Это общество будет состоять из множества союзов, объединенных между собой для всех целей, требующих объединения, – из промышленных федераций для всякого рода производства: земледельческого, промышленного, умственного, художественного; и из потребительских общин, которые займутся всем касающимся, с одной стороны, устройства жилищ и санитарных улучшений, а с другой – снабжением продуктами питания, одеждой и т. п. Возникнут также федерации общин между собой и потребительских общин с производительными союзами. И наконец, возникнут еще более широкие союзы, покрывающие всю страну или несколько стран. Все эти союзы и общины будут соединяться по свободному соглашению между собой […] Развитию новых форм производства и всевозможных организаций будет предоставлена полная свобода; личный почин будет поощряться, а стремление к однородности и централизации будет задерживаться. Кроме того, это общество отнюдь не будет закристаллизовано в какую-нибудь неподвижную форму; оно будет, напротив, беспрерывно изменять свой вид, потому что оно будет живой, развивающийся организм»222.

В книгах «Речи бунтовщика» и «Хлеб и Воля» Кропоткин представляет систему самоуправления и координации хозяйственных отношений, при которой решения принимаются внизу, в общинах, и на основе инструкций избирателей согласовываются представителями на конференциях. Деловая направленность мероприятия, привязанная к конкретным проблемам производства и потребления, полагал он, обеспечит быстрое принятие и согласование интересов223. Такая форма координации экономики должна была приблизить управление к потребностям регионов, к непосредственным запросам населения, учесть природные и социальные условия. Согласовательный характер совещательных структур, в отличие от директивно-управленческого, должен был способствовать сглаживанию противоречий, переносу инициативы и ответственности за решения непосредственно к коллективам производителей и потребителей224.



Теоретики анархического коммунизма рассматривали общественное развитие как единый процесс, сочетающий медленный поступательный прогресс (эволюцию) с резкими скачками (революции), вызванными необходимостью ликвидировать социальные институты, препятствующие переменам. «Таким образом, можно сказать, что эволюция и революция – являются сменяющими друг друга актами одного и того же явления: эволюция предшествует революции, которая в свою очередь эволюционирует до новой революции и т. д. […] То и другое различаются только по времени их появления»225, – писал Э. Реклю. Таким образом, революция не противоположность, а составная часть процесса общественной эволюции, а революционеры – это «активные эволюционисты»226. Общественная эволюция, выражавшаяся в поэтапных преобразованиях, реформах, воспринималась анархистами-коммунистами как отражение результатов народного творчества и классовой борьбы.

Основным фактором прогрессивного развития общества считалось распространение среди широких слоев населения (в том числе – у части выходцев из правящего класса, осознавших несправедливость существующих общественных отношений) анархо-коммунистических идей-сил, этических ценностей взаимопомощи. «Необходимо, чтобы те новые идеи, которые отметят новое начало в истории цивилизации, были бы намечены до революции; чтобы они были усиленно распространены в массах […] Нужно, чтобы мысли, которые зародились до революции, были бы в достаточной мере распространены, для того, чтобы известное количество умов успело к ним привыкнуть»227, – отмечал Кропоткин. Фактически речь шла об установлении культурной гегемонии анархизма в общественном сознании, прежде всего в среде рабочего класса и крестьянства.

Не менее важное значение для успеха преобразований имело развитие самоорганизации во всех сферах жизни общества, в результате которого добровольные объединения людей начинают вытеснять государство, ослабляя его значение228. Анархическое общество, таким образом, «должно быть создано творческим умом самого народа», «народным почином»229. Весьма характерно с этой точки зрения разъяснение анархо-коммунистической стратегии социальных преобразований, данное П.А. Кропоткиным: «Социал-демократы хотят завоевания власти и рассчитывают на парламент; мы хотим захвата средств производства и наличного богатства капиталистического общества, и рассчитываем […] на самих рабочих. В социал-демократической схеме организацией производства „на другой день после революции“ занимается государство, а у нас – кто? Группы рабочих […] занятых в одном производстве […] профессиональные союзы»230.