Листопад

Зашиваемся..."

x x x

- Устал, как собака, - Ковалев потянулся. - Целый день как проклятые.

Резуха и Козлов согласно закивали. Все трое находились в кабинете штабс-капитана.

Ковалев тронул пачку исписанных листков:

- Пускай Чкалов ночью разбирается со всем этим добром. Завтра возьмут эту подпольную типографию, слава Богу.

Где-то раздались выстрелы.

- Что это?

Резуха потер покрасневшие глаза:

- Таранский сколотил свою расстрельную команду. Пошла работа.

Ковалев вздохнул:

- Сколько крови проливается, ужас. Что от страны останется после того, как кто-нибудь победит... Ладно, слушайте. Ты, - капитан ткнул в поручика, просмотри агентурные данные за последнее время, покумекай, кто нам мог паровозы запороть. А ты дуй в депо, там в ночную смену должен выйти толковый мастер Нефедкин, поговори с ним. И для проформы с другими. Не надо хорошего человека светить.

- Я так понимаю, -сказал Козлов, - что начальство взяло на себя наиболее важную часть работы. Если не секрет, какую.

- Не секрет. Я иду к Желябовой, - сказал без улыбки Ковалев. - Все. Разбегаемся. Вы свои задачи знаете, я свою тоже.

Ковалев остановился перед мадам Желябовой. Она уставилась на штабс-капитана своими черными, навыкате глазами.

- Кого? Таня занята.

- Плевать. Мне нужна комната, где я могу переговорить со всеми твоими шлюхами поочередно.

- Зачем? - мадам явно была недовольна таким поворотом событий. - Часть барышень уже занята.

- Плевать, - повторил штабс-капитан. - Вызывать по одной. Если нужно, из-под генерала вынешь.

Через минуту Ковалев уже сидел в каморке самой Желябовой и допрашивал первую проститутку - Наталью Ремезову. Для убедительности штабс-капитан достал из кобуры наган и положил его справа от себя на прикроватную тумбочку. Сам он сел повыше, на стул, шлюху усадил ниже себя - на кровать мадам Желябовой и, нависая сверху, давил.

- Так. Отвечать коротко и ясно. Только по существу. Ясно?

- Ясно, - кивнула Ремезова, косясь на револьвер.

Ковалев не опасался вранья - врать проституткам было незачем, - он просто боялся личного трепа, болтовни и отвлечений, обращений "Коленька", ведь всех этих блядушек он имел. Они еще помнили его стоны и дыхание. Он дистанцировался от этого, избегая лишних слов. Он просто устал за день.

- Отвечай короче. Кого из наших офицеров вы между собой называете Лизуном? Или могли бы назвать.

Несмотря на серьезность обстановки, не ожидавшая такого Ремезова расхохоталась.

Дав ей несколько секунд, чтобы выплеснуться, Ковалев резко хлопнул ладонью по колену.

- Ну хватит!

Смех оборвался. Штабс-капитан зло сверкнул глазами, рявкнул

- Ну!!!

Ковалев больше всего боялся ответа "никого" или недоуменного пожатия плечами. - Не все его так называют. Я не зову.

- Кого?

- Толстого такого. Не помню, как зовут. Машка знает.

Штабс-капитан почувствовал, как сердце сдвоило и застучало быстрее. В принципе, ему было достаточно и этого.

- Почему его так зовут?

- Он немочный. Ничего не может. Не стоит у него. Зачем только ходит. Придет, деньги даст Желябовой, а сам к Машке и только и делает всегда, что лижет ей. А потом любит слушать, как Машка говорит, что ей было приятно, как ни с кем другим. Она сама рассказывала.

- Только к Машке ходит?

- Ага.

- Почему, не говорила?

- Говорила. Да я и сама знаю: она одна у него между ног бреет.

- Для Лизуна?

- Нет, вообще. Я ее уж сколько знаю, всегда бреет. Ей это по нраву. А по мне - глупость.

- Ладно, еще кто-нибудь из наших лижет?

- Редко. Иногда. В охотку.

- Хорошо. О нашей беседе - никому. Ясно?

- Угу.

- Не "угу", а я спрашиваю - ясно?

- Да-да.

- Вякнешь кому, хоть своим товаркам, хоть Желябовой - в подвал к нам попадешь. Иди.

Лишь пятой по счету к нему пришла Машка. Ковалев испытывал искушение вызвать ее сразу, но решил говорить с теми, кого вводила Желябова.

А вдруг Машка - связная Лизуна? Но вспомнив ее, Ковалев успокоился. Глупое лицо, широко поставленные глаза - дура дурой. Вряд ли связная. Разве только записочки передавала.

С Машкой Ковалев изменил тактику. С ней он спал только один или два раза, насчет бритого лобка не помнил. Ковалев участливо поговорил с ней о житье-бытье, о прошлом, о работе. Между делом поинтересовался, бреет ли она до сих пор себе "там".

- Брею, господин офицер, - простая Машка задрала юбку и раздвинула ноги, обнажив перед Ковалевым плохо выбритые места.

- Зачем?

- Привыкла уж. Давно так. Многим нравится.

- Денис Иванович говорил, что он это дело любит.

- Да, - с гордостью произнесла Машка. - Только ко мне и ходит! Лизун хороший клиент, сам себе дрочит, а мне только лижет. Лежи себе, ни забот, ни хлопот. Только потом ему надо сказать, что мне с ним очень хорошо было.

- Кто его Лизуном назвал?

- Да я. Такие бывают. Кроме как лизать, ничего не могут, зато уж лизать-то любят. Да, в общем, Денис Иванович человек неплохой. Мы вместе работаем, эти записки я ему велел передавать.

- Какие записки?

- А разве он бумажки тебе не передавал? Поручений не давал?

- Не-ет. А кому передать-то?

- Да нет, никому, это я перепутал... Ты вот что, Машка, собирайся. Должен я тебя арестовать.

Лицо проститутки вытянулось.

- Чтоб ты не разболтала о нашем разговоре.

- Да я...

- Знаю все, что скажешь. Гроб-могила, никому ни слова... А сама, как только за дверь - всем разболтаешь. Собирайся! Примочку свинцовую возьми. Если там бить будут, приложишь потом.

- Господин офицер! - Машка вцепилась в рукав ковалевского френча. - Не погуби!

- Ладно, ладно. - Ковалев чувствовал себя страшно разбитым. - Хрен с тобой. Но если кому сболтнешь, я все равно узнаю. Тогда тебе каюк. В подвале сгниешь. Пошли.

По тревожным глазам Желябовой Ковалев понял, что ни одна из шлюх вышедши от него, не проговорилась. Шмыгнули, небось, как мышки к себе в номера. Удовлетворенный Ковалев посмотрел на мадам.

- Уже очень поздно. Домой не пойду. Дай койку, переночевать. Или к девке в любой номер. Платить не буду, поскольку драть не буду. Спать хочу.

Желябова вздохнула.

- В пятую комнату идите. Ремезова свободна.

- Нет, только не из тех, с кем я сейчас говорил, - Ковалев решил не терять установленной дистанции.