Заветное желание

Вытерев испачканные мукой руки и присев у стола, Нина задумалась о будущей невестке. «Скромная, отзывчивая… Ее белокурые волосы и немного бледное личико с большими карими глазами как нельзя лучше дополняли такой нынче редкий образ “тургеневской девушки”. Слава Богу, что именно она понравилась моему сыну! С тех пор, как Кирилл познакомился с ней, он, кажется, стал более спокойным, общительным. Наверное, нашел “своего” человека».

Характер у Кирилла был сложный. Искренний и доброжелательный, он был иногда резковатым, искал ответы на жизненные вопросы, доверяя лишь своему собственному представлению о справедливости. Может быть, это говорит в нем пресловутый юношеский максимализм, а может, и наследственность. «Весь в мужа, в Бориса, – часто думала Нина, глядя на сына. – И такой же высокий, зеленоглазый, с четкими, правильными чертами лица, яркой, открытой улыбкой. Вот только волосы мои – цвета переспелого каштана. И так же, как я, любит искусство».

Благодаря этому увлечению они и познакомились с Олей – на художественной выставке во дворце культуры она подошла к нему сказать несколько слов о его работах. И так очаровала Кирилла эта восхищенная девушка, что он до конца вечера не расставался с ней. Ольга окончила художественную школу и теперь часто готовит для него оригинальные чертежи. Даже профессию влюбленные выбрали одинаковую – учатся на художественно-графическом факультете местного университета.

Думая о сыне, Нина коротала минуты ожидания. Давно уже она заботилась только о нем. Она и в церковь зашла впервые, чтобы помолиться не о себе, а о маленьком Кирюше, когда муж погиб на стройке и она осталась одна с малышом на руках. Вошла и почувствовала себя дома. В минуту невосполнимой утраты ни с чем не могла она перепутать этого внезапно нахлынувшего ощущения семейного тепла и умиротворения.

В несмелых лучах чуть поднявшегося над землей утреннего солнышка встретил ее удивительный взгляд: мягкий, сострадающий, отеческий, исполненный такого понимания и доброты, что на глазах выступили слезы. Но это были не свинцовые капли отчаяния, а какие-то светлые, чистые, благотворные слезы, несущие в душу целительную тишину. Легкая завеса перед глазами не помешала Нине увидеть – это Христос. А рядом с Ним – Пресвятая Богородица, с безграничной материнской любовью простирающая над всеми Свой Покров.

Неяркое свечение лампад оттеняло прекрасные лики святых, безмолвно свидетельствующих о милости, утешении, победе над грехом, над смертью, о жизни вечной. Еще не читавшая Святого Писания Нина всей душой ощутила немеркнущую истину евангельских строк: Вы приступили к горе Сиону и ко граду Бога живого, к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов, к торжествующему собору и Церкви первенцев, написанных на небесах, и к Судии всех Богу, и к духам праведников, достигших совершенства (Евр. 12, 22–23). И с этого дня Нина больше никогда не покидала своей новообретенной семьи. Уже много лет она чистит подсвечник в храме Преображения.

Нина была фельдшером, ее телефон не разбирал времени – звонил и в выходные, и поздними вечерами. Часто приходилось волноваться, оставляя спящего Кирюшку на соседку, но, перекрестив сыночка, женщина все же спешила помогать людям. Сыну она старалась не показывать своих переживаний, вообще у нее был своеобразный взгляд на воспитание: с детских лет она не особо ограничивала его свободу, преимущественно помогая лишь советом, чтобы, несмотря на отсутствие отца, он рос рассудительным, самостоятельным и уверенным, чтобы Борис не беспокоился о них там, в другом мире.

«Мой любимый стойкий оловянный солдатик», – шутливо называл ее муж. И это было правдой – невеста без колебаний уехала с ним в чужой, далекий городок, где после института он получил должность инженера, никогда не жаловалась на трудности и даже после трагедии решила остаться с сыном здесь, в городе их короткого, но такого настоящего счастья. Кто же знал, что стремление Бори поскорее уйти со студенческой скамьи на свой хлеб так быстро оборвет нить его жизни… А жена больше никогда не встречала человека, который бы стал ей таким родным, таким близким, как Борис. И память о нем всегда делала ее сильнее.

Нина частенько видела девушку сына на службе, а вот Кирилл заходил в церковь изредка. «Его душа еще спит», – думалось матери. Сейчас она даже не догадывалась, как близки к истине эти слова.

«Но где же они?» Нина с беспокойством поглядывала в окно. Никого. Занавески шелестят. Только темнота подкрадывается к фонарям и их фосфорическому свету.

Кирилл медленно шел по проспекту. Городок утопал в сумерках, и дыхание уходящего лета витало в воздухе. В нем переплелись пряный запах отцветающих клумб, слегка тронутые тлением листья берез и каштанов, жар раскалившихся за день дорог. Вот уже близко знакомая липовая аллея; старые деревья, наверное помнящие еще его счастливых родителей, кажутся такими понимающими. За их потемневшей зеленью одно за другим вспыхивают окна родной двухэтажки. Во дворе все еще играли дети – шум проезжающих автомобилей, приглушенный говор и монотонный стук каблучков по асфальту пронизывали громкие возгласы. Только домой почему-то не хотелось. Он шел, низко опустив голову, и внешний мир отступал перед мыслями, чувствами, желаниями.

«Но я же так любил Олю! – раздраженно звучало внутри. – Любил? Или люблю? Что же, в конце концов, со мной происходит!» Ему так ясно представился пристальный взгляд темных глаз, послышался негромкий голос, что он на миг остановился. «Она всегда без труда догадывалась, какой смысл я хочу вложить в очередную картину, и мне все время казалось, что это не она приготовила чертеж для резьбы, а я сам. Да, в Ольге есть что-то таинственное. Даже когда она беззаботно смеется вместе со мной, ест мороженое в кинотеатре, весело рассуждает о новом фильме, на ее лице иногда проскальзывает такое задумчивое выражение, что хочется смотреть на нее бесконечно. И провожая ее, я лишь слегка обнимаю ее узкие плечи, робея перед ее чистотой. А может, всему причиной ее излишняя застенчивость, старомодность, которую я слишком идеализирую?» – неожиданно возник вопрос.

И снова перед глазами возникла сегодняшняя встреча. Встреча, приведшая к растерянности и болезненным сомнениям. Он говорил с Дианой Зиминой, дочерью Петра Вячеславовича Зимина, известного в округе директора сети продуктовых магазинов. В последнее время она частенько приезжала в родной городок из столицы, где училась на юрфаке. Девушка постоянно появлялась в местном ресторанчике; Кирилл нередко собирался там с друзьями, иногда даже танцевал с ней, правда по ее инициативе, вместе вспоминали о школьных мечтах, планах на будущее, он рассказывал о желании вынести свои работы на суд ведущих специалистов. Несмотря на свой вид, она оказалась не такой уж плохой собеседницей.

Поговаривают, что зовут ее Дашей, а вовсе не Дианой, просто в юности девчонка стала так называть себя сама. Кирилла никогда не интересовали слухи, тем более что это изысканное имя так подходило к ее образу, раскованному поведению. «Она словно из другой жизни – такая интересная, современная», – слышались рядом завистливые голоса.

Вот и сегодня Диана не изменила своей оригинальности: на бешеной скорости промчалась мимо Кирилла и, неожиданно сдав назад, резко остановила машину. Верх легкого спортивного автомобиля был откинут, лицо девушки полыхало от встречного ветра. Пышные и гладкие, будто глянцевые, густые завитки рассыпались по плечам, крохотное коралловое сердечко зацепилось за воротник короткой футболки.

– Ай-ай-ай, разве можно так гонять? Смотри, машина в ракету превратится! – пошутил Кирилл.

– Не бойся, малой! – насмешливо ответила девушка.

И чуть подняв свои неестественно длинные наращенные ресницы, из-за которых невозможно толком рассмотреть ее глаза, сказала:

– Садись, подвезу.

– Спасибо, не стоит, – равнодушно отозвался парень.

– Дорогой, садись быстрее и слушай меня, – она резким движением открыла дверцу. – Я не хотела тебя обидеть. Просто надо поговорить.