Страница 28 из 32
– Давно прибыли? – спросила она собственно для того, чтобы был какой-нибудь разговор.
– Вчерашнего дня. Но, несмотря на это, сегодня уже почел своим долгом отстоять обедню, а также представиться моему старшему товарищу, отцу Кириллу. Засим поспешил нанести визит вам. Позвольте рассчитывать, многоуважаемая Надежда Алексеевна, что встречу с вашей стороны благосклонность.
– Я к вашим услугам!
– Нет, я пока никакой просьбой вас не обеспокою, но на будущее время случиться может какая-либо нужда. Например, заведется коровка-другая – где ее содержать? Или, например, сенца недохват – к кому обратиться, как не к благосклонной помещице?
– Я к вашим услугам! – повторила Надежда Алексеевна и поднялась с лицом еще более холодным, чем при встрече.
– Более не смею вас беспокоить! – сказал отец Макарий и, тоже поднявшись, медленно наклонил голову, приложив правую руку к груди. Надежда Алексеевна кивнула головой и прибавила:
– Вот сюда!.. Не угодно ли! Эта дверь ведет в сад… У вас, вероятно, свои лошади?
– Да-с, парочку имею!.. За женой взял. Ничего, коники шустрые… Мое почтенье!..
Надежда Алексеевна возвратилась в столовую и сейчас же начала говорить о садовнике, который три дня где-то пьянствует и не появляется в саду. Она вообще избегала говорить о людях дурно, считая это уделом сплетниц.
– Что же вы ничего не скажете о вашем госте? – спросила ее Мура.
– Он произвел на меня дурное впечатление! – сказала Надежда Алексеевна и продолжала о садовнике.
Кирилл печально опустил голову и думал: «Не успел показаться на глаза, как уже спешит предупредить: я попрошайка, имейте это в виду! Еще ничего ему не нужно, а он уже боится, чтобы не сочли его человеком самостоятельным. Странное дело! откуда это берется? В семинарии этому не обучают, а жил он еще слишком мало. Неужели это вошло уже в кровь и передается из рода в род, как особая способность? Как это грустно, как это грустно!».
Вечер прошел вяло. Надежда Алексеевна была под влиянием дурного впечатления. Она старалась занимать гостей, но из этого ничего не выходило. Кирилл слушал невнимательно и отвечал неохотно. Он думал «об особой способности, вошедшей в кровь» у его собратов и «передаваемой из рода в род».
Они уехали домой рано, как только пробило девять часов. Мура спешила к ребенку. Едва они взошли на крыльцо церковного дома, как были удивлены необычайным присутствием в сенцах их квартиры гостей. Это были дьякон Симеон и дьяк Дементий. Они сидели на табуретках, поставленных Феклой специально для них. При появлении хозяев оба почтительно встали, а шляпы их оказались в руках.
– Что же это вы, господа, здесь сидите? Отчего не пожалуете в комнату? – спросил Кирилл. – Фекла, ты что же, не пригласила?
– Да я, батюшка, просила их в комнату, так не захотели, – ответила Фекла.
– Нет, ничего-с!.. Воздух хороший теперь! – нежно сказал дьякон.
Кирилл пригласил их в комнату. Марья Гавриловна ушла в спальню и занялась сыном.
– Ну, что скажете, господа? – спросил Кирилл причетников, заставив их сесть.
Дьякон откашлялся и промолвил, несколько запинаясь:
– Мы к вам, отец Кирилл, по своему делу… Давно уже собирались мы вот с Дементием Ермилычем обеспокоить ваше внимание, но между прочим…
Дьяк Дементий, очевидно, нашел, что дьякон городит неподходящее, поэтому он со своей стороны громоносно откашлялся и выпалил:
– Пропадаем, отец Кирилл, прямо пропадаем!
Кирилл поднял на него свои взоры.
– Каким образом? – спросил он.
– Прямо почти что с голоду, отец Кирилл, пропадаем!
– С голоду?
– С голоду, отец Кирилл! Крепились мы долго, боялись обеспокоить вас… Но, наконец, нету сил… Семейства большие имеем, а корму никакого; самый, можно сказать, слабый… Жалованья, которое от помещицы, никак не хватает, землицы мало, с доходов брать воспрещено и никаких нет.
– Это действительно, действительно! – подтвердил дьякон.
– Не об излишке хлопочем, отец Кирилл, а о пропитании, прямо о насущном. Дети плачут, кушать хотят, отец Кирилл.
Кирилл уже ходил по комнате, заложив руки за спину и наклонив голову. Ему теперь показалось совершенно ясным, что дьякону и дьячку действительно должно было не хватать их малого жалованья. Ему самому в обрез хватало его жалованья, а у них его было гораздо меньше, между тем детей у них масса, тогда как у него один, да и тот еще ничего не стоит ему. Положение его было затруднительное. Он сам создал их бедность, а помочь был бессилен. Если бы у него что-нибудь оставалось, он охотно предложил бы им, но этого остатка не было. Отступиться же от новых, введенных им порядков он не мог. Это была первая его победа, которую он высоко ценил.
– Отец Кирилл! – осторожно воззвал дьякон.
Кирилл остановился и посмотрел на него.
– Мы, собственно, с просьбой.
– Ну-те! ну-те! – нетерпеливо сказал Кирилл. Ему так хотелось, чтобы эта просьба была для них существенна, а для него исполнима.
– Землицы у нас мало, а у вас, отец Кирилл, побольше, и даже очень порядочно церковной земли. И притом она у вас гуляет… Так не отдадите ли нам, примерно, за четвертый сноп?
– А сколько мне земли приходится? – оживленно спросил Кирилл.
– Собственно, вам сорок четыре десятины, да в плавнях шесть, а всего пятьдесят!
– Вот и отлично! Отлично! – радостно воскликнул Кирилл, – вы ее засевайте… Засевайте себе! А мне ничего не надо! Мне некогда, не умею я, да притом мне хватает… Да, да! Засевайте, пожалуйста!
Причетники смотрели на него с недоумением.
– Как же это?.. – начал было Дементий, но решил, что лучше промолчать.
Кирилл подумал с минуту.
– Но скажите: тогда уже довольно будет? – спросил он.
– Мы очень благодарны, чувствительно благодарны! – в один голос ответили причетники и низко поклонились.
– Ну, идите с Богом и работайте, да только на меня не сердитесь!
Причетники еще раз поклонились и поспешили уйти.
– Блаженный, истинно блаженный! – сказал дьякон почти на ухо Дементию, когда они завернули уже за церковь.
– Завтра же чуть свет начнем рыть, а то, чего доброго, раздумает… Помещица отговорит либо этот отец Макарий.
– А Макарий, кажись, не таковский! Выжига порядочная… Это уже видно… В церковь пришел и такого на себя благолепия напустил, а сам, между прочим, сейчас к помещице полез, и уж наверняка канючил что-нибудь.
– Э, что! Нам теперь хорошо будет! – сказал Дементий с искренним удовольствием, похлопывая дьякона по спине, причем тот гнулся как лоза под тяжестью его руки. – По двадцать пять десятин прибавляется, да своих по пятнадцати, а всего по сорок! Да мы с вами – помещики, отец дьякон, а? Блаженный, так и есть, что блаженный! В голове у него какая-то недостача!
Когда Кирилл вошел в спальню, Мура спросила его:
– Зачем ты это сделал, Кирилл?
– Они бедствуют, Мура, действительно бедствуют! – ответил он.
– Но ведь за землю мы могли бы получить рублей шестьсот.
– А ты знаешь эту арифметику? – искренно удивился Кирилл.
– Мне Фекла объяснила! – угрюмо ответила Мура и больше не сказала ни слова.
Фекла, также слышавшая этот разговор, со страшным негодованием громыхала в кухне рогачами.
Отец Макарий Силоамский принадлежал к числу тех «студентов семинарии», которые с самого первого класса, то есть еще с детского возраста, все свои способности и стремления приурочивают к определенной цели – к приходу. Приход им рисуется исключительно в виде доходной статьи, с мешками жита и мерками проса – в виде доброхотных приношений от более зажиточных прихожан, с цыплятами и курами – живыми и жареными, с пикантным ароматом свежего книша40, с грудами всякого хлеба, со всевозможными льготами и преимуществами, которые пастырю должен оказывать всякий, и вообще с полной чашей материального довольства, где всего вдоволь и все готовое. Ко всему этому, в виде дополнения, прибавляется служебная часть – обедня, вечерня, утреня и требы. Но никогда им и в голову не приходит мысль о том, с каким народом они будут иметь дело, какие обязанности возлагает на них состояние на приходе, будут ли они влиять на паству и как будут влиять. И когда они достигают желанной цели, то вырабатываются из них пастыри – исполнители треб. Их зовут на требу – они идут, а прихожане со своей стороны несут им доходы. И прихожане смотрят на них как на исполнителей и не чают от них никакой духовной пищи, кроме той, какая полагается по чину служения и по Требнику.
40
Книш – печеный белый хлеб.