Страница 17 из 32
– А отчего бы вам, Марко Андреевич, не подождать до воскресенья? а? – спросил он не без задней мысли. – В воскресенье будет седмица отца Родиона, дело, значит, будет верное.
– Так говорю же – зерно готово, завтра ссыпаем. Никак нельзя подождать!..
– Так, так!.. Ты, Антонина, угощай тут Марка Андреевича, а я схожу к батюшке, доложу…
– Может, и мне уже разом пойти? познакомиться, значит! Я ему два мешка жита привез для знакомства.
– Нет, уж вы погодите… сперва я, а потом вы…
«А ежели он тебя да с твоим житом попрет куда не следует! – подумал Дементий. – Вот уже истинно чудаковатый батюшка!»
Дементий пошел к Кириллу. Он застал настоятеля за письменным столом. Марья Гавриловна сидела на диване и читала книжку.
– А! садитесь, пожалуйста, я сейчас! – сказал Кирилл, продолжая писать. – Мура, вот это наш дьячок, Дементий Ермилыч Глущенко!
Мура протянула ему руку. Дементий взял эту руку всей своей огромной ладонью, сжал ее и от смущения потряс с необычайным рвением. Но сесть он не решился, а остался стоять, отступя от дивана назад два шага. Мура спросила его, велико ли у него семейство. Он ответил, что, благодарение Богу, немаленькое, и прибавил, что старшего сына уже свез в духовное училище.
– В чем дело? – спросил Кирилл, повернувшись к нему вместе со стулом.
– С хуторов приехал мужик, Марко Шибенко. Просит поехать к нему и засеку освятить.
– Что ж, поедем!
– Он мужик богатый, первый на хуторе!.. Ну, и сам предложил десять карбованцев… я даже и не спрашивал. Так прикажете принять? – тоном виноватого объяснял Дементий.
– Сам предложил? – спросил Кирилл, вглядываясь в его физиономию.
– Ей-богу, отец Кирилл, я и не спрашивал, даже намеком.
– Ежели он богат и сам предложил, отчего же не взять.
– Разумеется, отчего не взять! Вот они и деньги!
– Положите их в общую кружку!.. И собирайтесь, поедем!
«Вот и разбери его! – размышлял Дементий, возвращаясь домой. – Ежели богатый, да еще сам предложил!.. А не все ли мне равно, богатый или небогатый. Много ли их, этих богатых? Сам, говорит, предложил! Так ведь это Марко Андреевич, хуторянин: хуторяне – совсем другой народ! Дождись-ка от наших луговских, чтобы они тебе сами предложили! Еще бы! Держи карман!» Проходя через свои сени, он увидал в углу мешок с житом, туго набитый и хорошо завязанный. «Вот он сейчас и виден, хуторянин! Сам привез, никто не тянул его. Да какой мешок: кругленький, веселенький, пудиков шесть будет! Это ежели даже по шести гривен, так и то три рубля шестьдесят будет. Деньги!»
Марко Андреевич успел уже выпить добрых пять рюмок и отказывался от шестой на том основании, что надо идти к батюшке.
– Оно, знаете, неловко. Водкой отдавать будет!
Это было единственное опасение, так как хмелел он, начиная со второго полштофа.
Он пошел к Кириллу. Батюшка уже облачился в рясу. Марья Гавриловна в соседней комнате рылась в комоде, доставая ему чистый платок. Марко Андреевич вошел в сени и, ради благовоспитанности, несмотря на то что было совершенно сухо, тщательно вытер подошвы о деревянный порог. Разглядев, что налево ведет большая двустворчатая дверь, а направо – низенькая ординарная, он сообразил, что направо будет кухня, и взял влево. Он растворил дверь и вошел. На пороге он остановился и, устремив спокойные взоры в угол, трижды перекрестился, а потом поклонился хозяину.
– Я Марко Шибенко с хуторов, батюшка! – сказал он, прищуривая глаза.
– А! вот мы к вам и поедем! я готов! – ответил Кирилл, думая, что Шибенко пришел торопить его.
– Не, это само собою, а я насчет другого дела.
– У вас дело? Садитесь, рассказывайте!
– Покорно благодарим. Только спервоначалу дозвольте благословение взять.
Кирилл спохватился. Он никак не мог привыкнуть давать благословение всякому, кто к нему приходил. По всегдашней привычке рука его протягивалась для пожатия, между тем здесь ни один визит не обходился без благословения. Марко подошел к нему, взял благословение и поцеловал руку.
– А теперь вот и дело! – сказал он уже более развязным тоном. – Мы своих батюшек очень уважаем и всегда стараемся оказывать им угождение.
– Садитесь, что же вы стоите! – пригласил Кирилл.
– Покорно благодарим! – ответил Марко, сейчас же воспользовался приглашением и сел на стуле, вытянувшись и держа ногу к ноге. – Что нам Бог по милости Своей посылает, тем мы и с духовными лицами разделяемся. Так уже для первого знакомства дозвольте, батюшка, два мешка жита вам в презент.
– Мне? За что же? Я еще ничем не заслужил!
– Вы за нас молитесь. Мы только и делаем, что грешим, а вы все отмаливаете. Вот за это самое! Притом уважение имеем к духовному сану. Так уже не откажите принять два мешочка.
– Да я, право… Я ничего не имею против. Только это как-то странно!.. Извольте, я приму!.. Благодарю вас!..
Кирилл сконфузился. Подобного предложения он не предвидел. Ему, однако, было известно, что нет большей обиды для мужика, как отказ принять от него дар.
– Вот и спасибо вам. Нам главное, чтобы душевность была. Ежели нашим братом не брезгуют, мы всегда готовы снабдить. А матушку не дозволите повидать?
– Отчего же? И матушку можно. Мура! Вот тут с тобой хотят познакомиться!
Марья Гавриловна вышла с платком в руке и с недоумением осмотрела Марка Андреевича, сидевшего на стуле. Она решительно не понимала, почему ему пришло желание познакомиться с нею. При ее появлении он встал и сделал ногами движение, слегка напоминавшее расшаркиванье.
– Так вот это матушка? Молоденькая какая, Господи Боже наш!
И он совершенно внезапно подошел к Муре, схватил ее руку и поцеловал. Мура не успела принять меры к отклонению этого порыва.
– Я с хуторов, матушка! Жалуйте к нам, милости просим! Уж мы вас так примем, так примем!.. Мы духовных личностей уважаем. Соберем весь хутор, хлеба вам пять возов навезем! Только приезжайте!
Для Муры все это были странные вещи. Не понимала она, почему он так горячо приглашает, зачем она поедет на хутора, с какой стати они будут собирать народ и везти ей пять возов хлеба. Она молчала и глядела на него с нескрываемым недоумением.
– Ну, спасибо, спасибо! – сказал за нее Кирилл. – Нам, однако, пора ехать.
Марко повторил еще раз свое приглашение и вышел вслед за Кириллом. На крыльце он остановился и крикнул по направлению к Дементьевой хате:
– Эй, Митько! подъезжай сюда, да снеси-ка батюшке в кладовку два мешка, что в передку лежат.
Митько зашевелился, зануздал лошаденок, и через минуту «дилижан» запел всеми своими составными частями. Митько обогнул ограду и подъехал к калитке. Минут пять он возился с мешками, потом поправил сено в «дилижане», устроил места для сиденья. Появился Дементий в сером кафтане с узлом под мышкой. В узле были облачения. Он сказал, что отцу дьякону нездоровится. Они разместились и поехали.
Хутора, называвшиеся иногда Чубатовыми, потому что поселившиеся там вольные крестьяне жили на земле, прежде принадлежавшей помещику Чубатову, большею же частью известные просто под именем хуторов, лежали верстах в десяти от Лугового. Почти все хуторяне владели землей, кто дюжиной десятин, кто двумя десятками, а было двое, именно старый Ерема Губарь и Марко Шибенко, которые, владея каждый тридцатью десятинами, снимали еще в аренду у луговской помещицы по нескольку десятков десятин. Несмотря на это, хуторяне не только не щеголяли красивыми и просторными домами, но половина из них ютилась в землянках, а другая половина успела построить мужицкие вальковые хаты с камышовой крышей, из двух малопоместительных комнат: черной и чистой – праздничной, с прибавкой чулана для малолетней птицы, новорожденных телят и поросят. Когда хуторян, которые почти все были богаты, спрашивали, почему они не построят себе хороших домов, они отвечали:
– Некогда нам возиться! Да нам что! Мы привычны к своим землянкам. В большом доме семья раздробится по разным углам – сумно29 как-то. А в малой земляночке все в куче, жмемся друг к дружке, оно и весело, и тепло!
29
Сумно́ (укр.) – грустно, уныло.