Комната №11

Я жутко испугался и убежал, но успел увидеть, что между ее загорелых ног, разведенных на тупой угол, растут желтые волосы.

В ту пору меня уже начало томить неясное. Случайный взгляд на сестру поставил все по местам.

Я метнулся в туалет – показавшийся уютным – и наконец совершил то, что составляет главную радость мальчишки, еще не могущего быть мужчиной.

За сестрой я никогда не подглядывал, она не вызывала во мне чувств. С детства мы жили, как кошка с собакой, к моему отрочеству превратились в двух собак, без повода лающих друг на друга.

Интимное место, ударившее по глазам, ничего не изменило в отношениях, никакого вожделения к сестре не возникло.

Но увиденное стало открытием, запомнилось на всю жизнь.

Сейчас то же самое я обнаружил у Эльзы.

Пространство и время искривились еще раз, свет померк, а когда вернулась реальность, я обнаружил себя сидящим на стуле с нею в объятиях и услышал, как на пол что-то капает.

В отличие от будущего экономиста Веры, будущий педиатр Эльза за микрофлору не опасалась, с нею все произошло натурально.

Потом сознание пропадало толчками еще три раза, уже на моей кровати.

Вероятно, этим бы не ограничилось, но трезвомыслящая гостья хватилась вовремя и успела протереть пол прежде, чем из института вернулась сестра.

Пристойно выпив чаю и взяв эпохальный конспект, Эльза попросила проводить ее до остановки, поскольку опасалась заблудиться в незнакомом районе.

Когда мы удалились от дома, она взглянула снизу вверх и сказала, что ее попутал шайтан и случившееся никогда не повторится.

А во мне было больше страха, чем воспоминаний об удовольствии.

Я искренне полагал, что внезапный эпизод единичен и если что-то подобное повторится, то нескоро и не с Эльзой.

Но когда автобус отъехал, я смотрел вслед, видел в окне ее светлую головку, представлял ее маленькую упрямую грудь и думал, что…

О чем я думал, вспоминать не стоит: мальчишеские фантазии всегда нескромны, а уж после такого события и вовсе ужасны.

Эльза – сдержанная и скрытная – ничего не рассказала сестре, это я понял по тому, что отношение ко мне не стало хуже.

Но, видимо, изменился я сам. Происшедшее наложило отпечаток, заметный со стороны.

Через некоторое время мать решила, что нам больше нельзя спать вместе с сестрой, и я переселился к отцу.

Эпизод с ее подругой, несомненно, был единичным.

Все случилось спонтанно и самопроизвольно.

Эльза не нравилась мне как женщина – не могла нравиться, не обладая телесными достоинствами, обязательными в том возрасте. Просто она оказалась рядом, когда что-то сдвинулось в небесных сферах – сомкнулось на один момент, чтобы через миг разойтись.

Но через некоторое время сферы сдвинулись еще раз, потом еще и еще.

Как это получалось, я не мог понять, но получалось неизменно. И с какого-то момента я почувствовал, что Эльза начинает мне нравиться.

Во всяком случае, с нею я ощущал какой-то странный покой – какого не находил потом ни с кем, включая изощренных девчонок у Андрея.

Набравшись знаний, я стал понимать, что Эльзе со мной тоже хорошо.

Свои эмоции она пыталась скрывать, всегда говорила, что этот раз – последний.

Я не спорил, не возражал, считался с установленными ею правилами игры.

Ведь я был ничтожным школьником, а Эльза – студенткой, что автоматически поднимало ее на высокий уровень. Разница возрастов в четыре года ничего не значила, но разница статусов оказывалась серьезной.

Очень быстро я почувствовал, что она относится ко мне слегка по-матерински.

Но это не мешало ей получать все нужные удовольствия.

Еще через некоторое время я понял, что Эльза страдает от невостребованности.

Женщин в нашем городе – как и во всей России – имелось в избытке, мужчинам требовались обильная грудь и длинные ноги. У моей первой женщины ничего этого не имелось, ее легкая фигурка привлекала лишь тонких ценителей, а таковых было мало.

Я в буквальном смысле слова носил Эльзу на руках и получал от того нешуточное удовольствие. Пожалуй, даже большее, чем соединение в постели.

Должно быть, она бы стала моей «постоянной девушкой» со всеми вытекающими обстоятельствами, не мешай жизненные условия.

Эльза тоже обитала в двухкомнатной квартире – с родителями и младшим братом.

Более того, имелась младшая сестра, но та была решительной и по достижении совершеннолетия стала жить то с одним, то с другим мужчиной, умея находить обеспеченных площадью.

Впрочем, природа отдохнула на старшей сестре – младшая была красавицей со всеми необходимыми формами.

Какими ухищрениями: от выкраивания дневного времени, когда мы были уже свободны, а родители еще не пришли, до лифтовых площадок и засиженных наркоманами чердаков – приходилось пользоваться нам с Эльзой, не хотелось вспоминать.

Корень проблемы заключался не в том, что я был несовершеннолетним, а в общей непригодности этой страны для жизни нормальных людей.

Когда мне исполнилось восемнадцать, ничего не изменилось.

Ни один американец, снимающий мотель на час, не поверил бы, что так можно существовать.

Лучшими были позднейшие эпизоды, когда Эльза уже работала в городской детской больнице. При отделении существовала кафедра педиатрии и моей избраннице удавалось раздобыть ключ.

Там имелся хороший диван и нам удавалось расслабиться, не слушать разговоров в коридоре.

Поступив в университет и познакомившись с Андреем, я пытался взять Эльзу на вечеринки. Но она отказывалась – говорила, что старше всех и над ней начнут смеяться.

Впрочем, ее жизнь была сложной.

Встречаясь со мной для потребностей тела, моя первая женщина имела платонический роман с преподавателем – женатым хлюстом, который не делал шага ни навстречу ни назад, а держал ее во взвешенном состоянии.

Когда в моей жизни появилась Наташа, сестра рассказала Эльзе.

Ничего не зная о наших отношениях, она не хотела унизить или позлить подругу. Просто ей хотелось поделиться новостью, которая сулила близкое «освобождение от помоечников родителей».

Мой уход из квартиры, не слишком конструктивный сам по себе, дарил сестре перспективы.

Прослышав, что я собираюсь жениться, сестра построила планы, как «запиннает мать с отцом в маленькую комнату, на свою дверь повесит замок и будет приводить к себе хоть негров из колледжа сварщиков, причем сразу троих».

Эльза была порядочной до мозга костей. Узнав о том, что у меня завелась невеста, она заявила, что нашу связь надо прекратить.

Она так и сказала – «связь» – и это свидетельствовало о том, что наши отношения для нее были серьезными.

Голос Эльзы звучал не очень уверенно, она наверняка ждала, что я начну возражать, уговаривать на очередное свидание.

Я, конечно, радости не выразил, но почувствовал невнятное облегчение, как бывает всегда, когда что-то тяжелое – но необходимое – кто-то решает за тебя.

Несмотря на то, что у Андрея отрывался без башни, в душе я тоже был порядочным.

Жениться на Наташе я собрался из материальных – точнее, из бытовых – соображений.

Ничего плохого в том я не видел.

Все нормальные люди, которых я знал, женились по расчету.

Брак по любви в двадцать первом веке казался абсурдом.

Да и вообще в любовь я не верил.

Она существовала лишь в пылких стихах Пушкина – который сам никого не любил, только трахал.

Решив связать судьбу с Наташей, я постановил жить по-другому.

И сказал себе, что надо прекратить все остальное тоже.

Порвать с Эльзой казалось трудно, мы в самом деле были созданы друг для друга. Ее первый ход облегчил все.

Год и даже больше я жил без нее, хотя вспоминал часто.

Сегодняшний рейд к Андрею сорвал меня со стопора.

Чуть-чуть поколебавшись, я позвонил Эльзе.

Если мне суждено было начать все в прежнем ключе – то только с ней.

– Привет, Даниил, – сказала она, приняв вызов не сразу. – Как дела, жених?