Страница 1 из 7
«Только воин1 способен выстоять на пути знания. Ибо искусство воина состоит в нахождении и сохранении гармонии и равновесия между всем ужасом человеческого бытия и сказочным чудом того, что мы зовем «быть человеком»
Дон Хуан – Карлосу Кастанеде
«Да в силах ли понять я, каково это: быть ограниченно всемогущим? Когда умеешь все, но никак, никак, никак не можешь создать аверс без реверса и правое без левого… Когда все, что ты имеешь, и можешь, и создаешь доброго, – отягощено злом?.. Вселенная слишком велика даже для него, а время все проходит, оно только проходит – и для него, и сквозь него, и мимо него…»
Братья Стругацкие
17 (предисловие)
Когда «шарахнуло» второй раз, я был уже на минус девятом уровне. Само собой, лифтами пользоваться было уже невозможно, и я продолжил восхождение по лестнице. Но уже на седьмом этаже понял, что вырваться не удастся: лестничный марш был разворочен, вовсю дымило, и обломки элеватора уже лизали языки пламени.
В тот момент я решил, что это конец… Глупо. В собственном институте… Никогда бы не подумал.
Конечно, можно было отсидеться на самом нижнем, минус двадцатом уровне. Но реактор… Странно, что он еще… Поэтому необходимо было добраться до КЩ – «Контрольного Щита». Заглушив реактор, можно было надеяться на спасение. Причем ядерный взрыв – это не самое страшное, как ни парадоксально. Дело в том, что при ядерном взрыве произойдет детонация второго реактора, под самым Куполом. Так он вполне безобиден и даже полезен, но вот при воздействии радиации, потока гамма квантов и нейтронов… Именно об этом предупреждал приснопамятный профессор Дулевич, пока еще был жив. И именно поэтому необходимо было добраться до КЩ. В противном случае – дело времени, не более.
Минус четвертый и пятый – уровни, где установлен реактор. КЩ на минус первом. Пометавшись по коридору седьмого этажа, где равнодушно белели двери лабораторий физиологов, я снова сунулся на лестницу и окончательно убедился – этот путь к спасению исключался полностью. Оставались шахты лифтов.
Раздвинув створки с помощью хоть на это сгодившегося пожарного топора, я заглянул в шахту грузового лифта. Аварийную лесенку, бегущую по одной из стен я увидел сразу, но, посмотрев вверх, ужаснулся: ад разверзся прямо над моей головой. Значит, первый взрыв произошел возле складов, и надежда оставалась только на три пассажирских лифта.
…Я даже не стал открывать створки дверей: они были раскалены, и сквозь них можно было слышать, как гудит пламя.
Все. Конец…
Вот тогда я и подумал об Установке. А что? Минус десятый уровень, тишь да гладь, будто и не полыхает нигде. Если еще не рванул реактор, значит, можно попытаться. И проверить, наконец, мою версию.
Да, исследования самого неизведанного человеческого органа, белого, а точнее, серого его пятна. Всего-то килограмм с небольшим, а нате вам – загадка. Тыкаем в него пальцами, в надежде понять, как же он работает.
Итак, «круг Пайпеца», как его когда-то называли или лимбическая система – лабиринт структур переднего мозга: таламус, гипоталамус, поясная извилина коры и гиппокамп. Невероятно сложно и так же невероятно интересно. Нейросоматическая программа и, конечно же, «центр удовольствия». Религиозный экстаз, переживаемый верующими, шаманский транс и так далее. Быть может, та самая «кнопка», нажав на которую, можно увидеть господа бога? И поговорить с ним – о погоде на завтра, дате собственной смерти, Истине. Очередная иллюзия или истинная реальность?
Я пять лет бился над этой загадкой. Помимо прочего, при воздействии на лимбическую систему с помощью Установки с целью искусственного усиления ее активности, совершенно случайно был выявлен следующий эффект: улучшение показателей так называемого энергетического поля всего организма («прочищение чакр», если можно так выразиться). Дошло до того, что «чистить чакры» повадились все сотрудники пятого сектора, «мозговики». Шутки шутками, но я всерьез задумался о том, как же это мы все жили с прежними своими показателями – не то что совершенно скудными, а попросту ущербными. А ведь ущербны ВСЕ, кроме детей до шестилетнего возраста, да и то…
Так я вплотную подошел к своей версии. Вот только испытать это не представлялось мне возможным. Никакому естествоиспытателю-добровольцу, буде таковой нашелся бы, объяснить то, что ему надлежало исследовать, было невозможно: словами истолковать свою версию я еще как-то сумел бы, но КАК именно надлежало работать мозгами в камере Установки я рассказать бы не смог… Увы, данный эксперимент представлялся мне возможным лишь в собственном исполнении. Но до сих пор я не набрался мужества пойти на этот отчаянный шаг. Ведь кто знает, что меня ожидало? Причем как в случае успеха, так и в противном случае…
Поэтому об этой моей версии никто в институте, как говориться, ни сном, ни духом… Может, оно и к лучшему. Похоже, день, когда я мог позволить себе такой эксперимент, настал. Даже не позволить, нет. Ведь по сути, это был мой единственный шанс спастись. Или…
…Вот черт, ну неужели нельзя добраться до КЩ?
Я отыскал в лаборатории Фридлянда телефон и снова попытался вызвонить хоть кого-нибудь. И, как и в первый раз, никто не ответил. Создавалось впечатление, будто наверху все вымерли. Бред… А охрана? А штат основного корпуса, в конце концов? Ведь он находится на изрядном отдалении от входа в наше «святое подземелье». Теперь – в топку ада. И в этой топке сижу я. Как на зло – единственный. А вдруг попросту началась война, и нас бомбили? Или очередной террористический акт, чтоб им провалиться…
Я в последний раз выглянул на лестницу и решительно стал спускаться вниз, на минус десятый.
Здесь было тихо и уютно. Вентиляция давно не работала, но электричество было, а это для Установки самое главное.
Я выключил все освещение, запустил программу и залез в камеру. Теперь предстояло самое трудное: отключиться от всего. Даже в обычное время это было непросто и удавалось не всегда, а тем более сейчас, когда еще немного и рванет в третий, быть может, последний раз…
Хоть это и было необязательно, я сел в «лотос» и сосредоточился на дыхании. Диафрагма вверх – вниз. Вверх – вниз. Нет мыслей. Нет зрительных образов. Сознание чисто. Только жгучее намерение прорваться, пройти сквозь эту размытую стену, дверь, или чем она там являлась в моем сознании. В сознании всех тех, кто подходил к ее порогу, и тем более тех, кто его преодолел. Нет мыслей…
Нет…
нет…
не…
…Он плыл по тонкому ослепительно белому лучу света. И луч этот самым обыкновенным образом проходил сквозь него. Он вообще был словно бы нанизан на этот луч, как бусина на нитку. И скользил по этой ослепительной нити, и была эта нить нескончаемо длинной. Так он плыл по лучу-нити, и об этом движении нельзя было сказать, что оно долгое: не было у этого скольжения такого качества, оно просто было и все. И это ощущение отсутствия времени кончилось тогда, когда он почувствовал вдруг, что луч-нить стал холодным. Сначала ему было просто зябко скользить по нему, потом он стал жечь его изнутри. И он даже не мог бы сказать, ледяным он был, или огненно-раскалённым…
…Он очнулся от жгучего холода. Вернее, не то чтобы очнулся, но вернулся к ощущениям своего тела. Он пребывал в полуобморочном состоянии, то выныривая на поверхность некой новой реальности, то снова уходя на дно небытия. Он помнил, что рядом кто-то был: его тормошили, что-то говорили. Вначале все это имело поток тактильных ощущений пополам со странным знанием того, что им интересуются и одновременно боятся. Потом эта боязнь исчезла. Вероятно, к нему привыкли. Мучительное ощущение холода тоже прошло – он согрелся, но тут стали доступны другие, доселе притупленные чувства. Ему было плохо. Притом, что он понимал, что с ним творится нечто непонятное и надо как-то возвращаться к действительности, вернуться туда он не мог, будто обычные механизмы пробуждения повреждены и не слушаются его. И тут он вдруг вспомнил о пожаре в институте. Обрывки видений стали тесниться в его загнанном сознании, еще более вгоняя его в хаотичные метания. Ему чудилось, что он предпринял еще одну попытку прорваться сквозь огонь наверх, к контрольному щиту, спасительному контрольному щиту. Он слышал новые взрывы и все ждал того, самого последнего, что ввергнет весь поселок и многие километры вокруг в ад кромешный, но его будто бы все не было, и он с удвоенной энергией поднимался по задымленным лестничным маршам вверх и удивлялся, что огня все не видно, хотя ему и было нестерпимо жарко и душно. Он будто бы слышал сверху чьи-то шаги и кричал им о необходимости добраться как можно скорее до КЩ, и сам бежал все дальше, и не обнаруживал ни людей, ни очаг пожара. Паника в его душе росла, он сбился со счета всех этих подземных уровней, с ужасом понимая, что пробежал никак не меньше ста этажей, но все никак не может добраться до цели. Он продолжал слышать чьи-то шаги, и даже голоса, и все кричал им, срывая горло, о КЩ, но…
1
В данном контексте понятие «воин» не является синонимом слова «солдат»; в книгах Кастанеды воином назван человек, стремящийся к Свободе, Истине, принимающий вызов Вечности (здесь и далее примечания автора)