Страница 7 из 17
– Погода меняется, – отхлебывая молоко, сказала миссис Митфорд, – не расстраивай меня, Томми, я тяжело переношу эти перемены.
– Извини, – сказал Томми.
Наклонился и поцеловал ее в теплую макушку.
Он пойдет в душ, а она будет сидеть здесь и ждать, пока он закончит и уберется в свою комнату, и только после этого отправится спать.
– Мне дали роль в пьесе, – сказал Томми. – Не очень значительную, но…
– Надеюсь, ничего жуткого? – спросила миссис Митфорд. – Когда актер играет, он программирует свою реальную жизнь. Нельзя играть маньяков, убийц, собственную смерть, несчастные случаи. Любая роль оставляет отпечаток на личности актера. Как думаешь, почему Мэрилин Монро покончила с собой? Сцена сожрала ее энергетику подчистую. Я бы не хотела, чтобы с тобой случилось что-то подобное.
– Я играю статую, – устало сообщил Томми, – она не шевелится и не разговаривает, так что программировать там нечего.
– А вдруг тебя парализует?
– Вряд ли. Не волнуйся, мам, это крошечная роль.
И все-таки по лестнице наверх он поднимался с тяжелым чувством неизбежного.
Холодок поднимался по спине, словно и в самом деле подкрадывался сзади кто-то, кто с хрустом переломает Томми позвоночник и превратит в беспомощное бесчувственное тело.
Я не тело, думал он, засыпая, я – человек. Взрослый человек… Я поступлю в колледж и буду писать отличные статьи… и красивые поклонницы тоже будут ждать меня по два часа. Потом я приеду на встречу выпускников, Минди увидит меня и подойдет с бокалом шампанского… Карла тоже приедет, у них с Алексом будут дети. Я буду получать четверть миллиона в год, куплю две машины, заведу кота… А Хогарт, наверное, станет игроком Высшей Лиги…
Поток плохо связанных мыслей прекратился. Томми заснул.
Его рука свесилась с кровати, отбрасывая мягкую короткую тень. Блокнотик, выпавший из кармана, белел на полу. С плакатов, которые давным-давно следовало сорвать со стен и отправить на помойку, на Томми пристально смотрели неподвижные глаза умерших людей. Среди них была и Мэрилин Монро – миссис Митфорд внимательно следила за содержанием плакатов, и мало-помалу заменила рок-звезд своими кумирами.
Томми взбрело в голову извиниться. Он привык извиняться почти за все, потому что хорошо знал вкус вины. Заметив, что Хогарт стоит перед своим распахнутым шкафчиком, и рядом не крутится никого, кто мог бы помешать, Томми подошел к нему.
– Привет, – сказал он.
Хогарт скользнул взглядом и кивнул. Томми не удержался и заглянул в его шкафчик: смятая футболка, коричневый бумажный пакет, пара тетрадей, знакомая распечатка в файловой папке. На дверце – футбольные карточки с фотографиями известных квотербеков.
– Я вчера смотрел, как вы играете, – сказал Томми. – Отлично играете… Я хотел тебе сказать, что вы хорошо играете, но тут высунулась ведьма Стефани и записала меня в статуи. Поэтому я подошел к вам в пиццерии. Чтобы сказать, что… хорошо играете. Извини, что вмешался.
Вот тебе и умение общаться с людьми. «Хорошо играете» просто навязло на зубах.
– Играл когда-нибудь? – спросил Хогарт, проигнорировав «к вам» и извинение.
– О да, – сказал Томми. – В настольный теннис. У меня неплохо получалось, но не настолько хорошо, как вы играете.
Да чтоб ты подавился своим языком, Томми. Что с тобой случилось?
– Настольный теннис, да? – повторил Хогарт, вынимая из шкафчика хрустнувший бумажный пакет.
– Ага, – ответил Томми. – Маленький мячик и ракетки.
– Интересно, – сказал Хогарт, захлопнул шкафчик, развернулся и пошел по направлению к столовой.
– Ты идешь обедать? – спросила Карла, дернув Томми за руку. Откуда она взялась и как давно стояла рядом, Томми не знал.
Томми глянул на часы.
– Иду. У меня полчаса до репетиции.
– Ну так быстрее.
Томми и Карла сели за угловой столик, треснутый посередине. Это было обычное место их троицы, но сегодня не хватало Алекса – он отравился.
– Никотином, – сообщила Карла, гоняя по пластиковой тарелке кочанчик брокколи. – Выкурил почти две пачки, его еще вчера тошнило со страшной силой.
Значит, не было для них никакой постели. Или была, и Карла пытается это скрыть?
– Боже, сюда идет Моран, – шепнула Карла. – Томми, я тебя прошу…
Берт Моран остановился возле Томми, сгреб его обеими руками и заорал:
– Ты т-а-ак вырос, миленький! Вчера еще я видел тебя вот таким крошкой! Вот таким крошкой с двумя длинными ушками! Тебя звали Пиппи и ты рассказывал, как подглядываешь у дверей женской раздевалки!
Он потрепал Томми по голове и словно от избытка чувств ударил его ладонью по затылку. Томми еле успел подставить руку – иначе впечатался бы носом в свою тарелку, прямо в картошку фри, густо залитую кетчупом.
Ломтики картошки прилипли к локтю.
– Кушай, – ласково сказал Берт. – Кушай, детка.
Все привыкли к развлечениям Берта – он давным-давно выбрал Томми своей мишенью, и следил буквально за каждым его шагом, вычитывал его блоги и все интервью – черпал информацию для шуток.
Привыкли, но каждый раз смеялись. Берт, огромный и нескладный, грузное тело на коротких ногах, почти мультяшный злодей, шутил не смешно, но Томми каждый раз так нервничал и так отчаянно краснел, что шоу никому не надоедало.
– Ну что ты, маленький? – участливо спросил Моран. – Соус размазался? Не переживай, у меня есть еще.
Он поставил обе руки на стол, наклонился и пустил длинную густую нитку слюны в тарелку Томми. Прямо на горку картошки.
– Приятного аппетита.
– Тише, Томми, тише, – шипела Карла и сжимала колено Томми под столом.
Гвоздь программы – взбешенный Томми, жалкий Томми, Томми в поисках справедливости.
Эти припадки случались с ним все реже, но их по-прежнему напряженно ждали.
Томми терял контроль, вскакивал и начинал метаться от стола к столу, выкрикивая бессвязные воззвания против школьного террора: он срывался в хрипоту, краснел и превращался в загнанное животное, повсюду ища поддержки и повсюду встречая только смеющиеся лица.
– Сиди, Томми, – прошептала Карла.
Томми поднял глаза, увидел устремленные на него взгляды, увидел, что Хогарт тоже смотрит в упор, кусая листочек петрушки.
– Спасибо, Берт, – сказал он.
– Не слышу?
Моран даже ладонь приложил к уху.
– Спасибо за соус, – громче сказал Томми.
Берт снова потрепал его по голове и направился к своему столику.
– Хочешь? – спросила Карла, когда он отошел подальше, и подвинула Томми свою тарелку с брокколи.
Томми мотнул головой, сжимая зубы. Еще немного и польются слезы, а показывать их ни за что нельзя. Карла со своей помощью делает только хуже.
Томми пару раз глубоко вздохнул и улыбнулся занемевшими губами:
– Сама жуй свою траву, – сказал он. – Мне не нужно сидеть на диетах.
– Ах, ты! – возмутилась Карла. – А мне, по-твоему, нужно?
Она тоже улыбалась – кризис миновал, Томми справился.
Мало-помалу от их столика отворачивались. Отвернулись Минди и Стефани, жующие листочки салата, Кирк Макгейл отложил мобильник с включенной камерой, Молли Джонсон послала Морану воздушный поцелуй, и Хогарт тоже принялся за еду.
Хогарт первый и закончил с обедом. На выходе он, почти не глядя, швырнул смятый бумажный пакет в мусорную корзину и попал.
Томми выждал несколько минут.
– Пойду выброшу, – сказал он, взял свою тарелку и пошел между столиков.
– Подожди! – крикнула Карла. – А я?..
Она не закончила и тихонько взвизгнула. Расхохоталась Минди, Макгейл присвистнул, а на другом конце зала кто-то привстал, чтобы лучше видеть, как Берт Моран пытается содрать с головы перевернутую тарелку, а кетчуп ползет по его лицу, смешанный со слюной и кусочками остывшей картошки.
– Томми! – почти простонала Карла.
– Митфорд! – рявкнул Моран, отплевываясь.
Выглядел он отвратительно – на щеках и губах красные комочки, волосы слиплись, картофель повис на плечах и воротнике тенниски.