Выжившим

Кит промолчал. Миссис Хогарт с такой небрежностью выписывала чеки, что держать деньги в банке было бы непростительной ошибкой. Она редко расплачивалась наличными – держа деньги в руках, осознавала их ценность и превращалась в скрягу, зато, не видя денег и не зная баланса своего банковского счета, выписывала огромные суммы, не раздумывая.

Томми тоже сидел молча. Ему хотелось пошутить или хотя бы так же легко болтать с Китом, как это делает Алекс, но все фразы, приходящие на ум, либо сильно запаздывали, либо были такими громоздкими, уродливыми и неуклюжими, что не стоило даже рта раскрывать.

Проблема была в том, что Томми знал – Кит пришел на берег реки не из-за скуки и не из желания найти компанию для просмотра фильма. Он чего-то ждал от него, Томми. Ему нужен был не Алекс, не Карла, а он, Попугайчик. И было бы здорово помочь Хогарту, сделать то, что ожидается, но Томми будто приморозило к креслу.

Он даже не помнил, о чем был фильм. Если напрячь память, то что-то о боях римлян и германцев (так вот откуда этот бред!), но отследить сюжет Томми был не в состоянии.

Ему почему-то казалось, что в бархатистой темноте зала случится что-то такое, что нельзя будет забыть. Например, рука Кита, спокойно лежащая на ручке кресла, тихонько сдвинется и ляжет на его руку, на руку Томми.

Эта невозможная идея сначала просто нервировала, потом начала пугать, а к концу фильма Томми настолько уверился в своих догадках, что ждал прикосновения, как обязательной части программы.

У него взмок лоб (наверное, уже начал заболевать…), в груди поселилось тесное, сложное чувство страха и нетерпеливого ожидания.

Томми не приходило в голову оценить свои ожидания – зачем Хогарту тискать его в кино? На кой черт?

Логичного объяснения Томми не искал. Он просто чувствовал что-то важное, что назревало и готовилось к прорыву из нечувствительной области в реальность, и заранее поддался всему, что может последовать дальше.

Наверное, всему виной темнота. В ней мысли становятся откровеннее и смелее.

Томми дождался своего прикосновения. Дыхание остановилось.

И потребовалось несколько секунд, чтобы понять – это Карла, Карла, сидящая справа, положила свою ладошку на его руку и не торопилась ее снимать.

Из зала Томми вышел совершенно измотанный. Все эти переживания так сбили его с толку, что оказалось – он напрочь забыл про свой попкорн и на выходе оказался с полным стаканчиком, и это послужило причиной заминки. Выкинуть что-то, купленное на чужие деньги, Томми не мог. Так и стоял перед девушкой и ее раскрытым черным мусорным пакетом, держа стаканчик с попкорном в руках.

Алекс заминки не заметил. Он делился впечатлениями:

– Отбери у этих легионеров мечи, останутся от них обычные … в юбках… Они Рим и развалили.

Карла щурилась и поправляла прическу.

– Томми, – позвала она.

Хогарт обернулся, забрал стаканчик у Томми и выбросил в мусорный мешок.

– Кататься! – заволновался Алекс, когда они вышли на улицу. – По трассе! Сколько она выжимает, кьюби?

Стемнело. Пронизывающий ветер ухватил Томми за ноги, забрался под ворот куртки.

– Хватит, Алекс, – сухо сказал он. – Скажи дяде «спасибо» и пойдем домой. Иначе в следующий раз он не возьмет тебя в зоопарк.

– А здесь есть зоопарк? – удивился Кит.

– Ага. Школа «Хилл».

– Уже поздно, – сказала Карла, натягивая свою шапочку. – Спасибо, Кит, но нам пора домой.

– Вот так всегда, – расстроился Алекс, успевший нарезать вокруг машины Кита несколько кругов. – Значит, в другой раз?

– Посмотрим, – сказал Кит. – А что вы делали там, у реки?

Он выглядел утомленным, как человек, который пару часов боролся со сном.

– Мы делали фото, – ответила Карла, – мы участвуем в конкурсе «Мой город», чтобы победить и получить для Томми хоть какое-то достижение. Иначе он не поступит в колледж.

Она говорила о Томми, но на Томми не смотрела, и сам он не торопился встречаться с ней взглядом. Руки он держал в карманах.

– А ты, наверное, после школы отправишься в Пенсильванию? – вдруг спросил Томми Кита. – Спортивная стипендия, да?

Кит достал ключи, задумчиво покрутил колечко на пальце.

– Ты почему интересуешься? – спросил он.

Порыв ледяного ветра сбросил на компанию целую пригоршню дождя, запрятавшегося в листве темных деревьев.

Томми вздрогнул – пара капель закатилась за шиворот. В темноте он плохо различал лицо Кита – маленький кинотеатр погасил все свои жалкие рекламные огоньки. Разозлился Хогарт, что ли?

– Просто поддержал разговор, – буркнул он.

– У меня нет никаких планов на жизнь, – спокойно ответил Кит.

По дороге домой мысли у Томми уже путались. О чем был фильм? Рука Карлы. Кит Хогарт. У него нет никаких планов на жизнь. Алекс, трасса, снова Карла. Стаканчик с попкорном – почему ты его так и не съел, Томми? Ждал, пока Кит возьмет тебя за ручку, будто ты какая-нибудь девчонка, с которой после кино можно пообжиматься на заднем сиденье машины?

Томми становилось стыдно, он останавливался и мотал головой, избавляясь от наваждения.

Домой он пришел уже с жаром. Миссис Митфорд всплеснула руками.

– Я тебя предупреждала, Томми! Почему ты меня никогда не слушаешь? Ты прекрасно знаешь, что по понедельникам я хожу на католическое собрание женщин нашего города. И что, мне теперь из-за тебя сидеть дома? Почему ты обо мне не подумал? Тебе хотелось, чтобы я никуда не пошла?

– Мама, – с трудом ответил Томми, – прости, пожалуйста. Я не хотел…

Она подошла и положила ладонь на лоб Томми.

– Господи.

– Нет, нет… – пробормотал Томми, – еще рано – Господи… Пока что только – твою мать…

– Томми!

А он рассмеялся и пополз на второй этаж, забыв разуться.

Прошло три или четыре дня. Томми сбился со счету, потому что шторы в его комнате всегда были плотно задернуты, и большую часть времени он спал. Хуже всего приходилось по ночам – часа в три он неизменно выпутывался из бредовых снов и подолгу ворочался, не в силах заснуть снова и не имея достаточно сил, чтобы хотя бы включить ноутбук.

Кризис миновал после ночи борьбы с германскими топорами. Утром Томми почувствовал себя настолько лучше, что потребовал завтрак. Миссис Митфорд принесла стакан теплого молока и теплые вафли с кленовым сиропом.

Томми с удовольствием съел вафли, а после смог встать и ополоснуться. В это время миссис Митфорд поменяла мятые простыни и прочее постельное белье.

Томми вернулся в свежую постель и улегся, надев чистую футболку. Шторы наконец раздвинули. Дневной теплый свет заполнил комнату.

– Томми, – сказала миссис Митфорд, заглядывая в комнату. – Я пойду на собрание.

Томми лишь рукой махнул, потом насторожился:

– А что, сейчас понедельник? Я неделю провалялся?

– К тебе пришел Алекс, – сказала миссис Митфорд, – я его впустила. Он за тобой последит. Тебе нужны салфетки? Вот они, справа, на тумбочке. И не пей холодного.

Она закрыла дверь, и Томми услышал приглушенный диалог: неразборчивый голос матери и отчетливое: «Да, миссис Митфорд! Конечно, я знаю, миссис Митфорд!»

Алекс вломился в комнату сияющий. От него несло сигаретным дымом и резким запахом мужского одеколона – не иначе как позаимствовал у отца.

– Слабак, – сказал он с порога. – Ты в обморок при виде тараканов не падаешь?

– Если только нахожу их в сумочке между ежедневными прокладками и косметичкой.

Алекс рассмеялся.

– Да, ты предупредил ход моих мыслей…

– Это несложно.

Алекс присел в кресло.

– Сильно болел?

– До глюк дело дошло.

– А, – спокойно сказал Алекс, – это не так уж плохо. Мне однажды такая телка привиделась… Легла на меня прямо сиськами, а я задыхался, но не стал никого звать… дышать нечем, а приятно. Это у меня грипп был. А у тебя что?

– Не знаю. Мать не любит обращаться к врачам, считает, что они пьют из нации кровь или что-то вроде того…

– Кстати, о крови, – оживился Алекс, – за неделю ничего не улеглось. Моран по-прежнему жаждет твоей крови и еще… хочет на… тебе в рот.