Страница 60 из 74
– Из того, что я взял, ты можешь выбрать, что тебе угодно, а мне оставь только чем жить.
Вали хотел взять все деньги и все ткани, но, боясь, чтобы султан не узнал о такой его проделке, взял только часть, а остальное отдал моему брату, сказав ему:
– Уезжай из этого города, или я тебя повышу.
– Слушаю и повинуюсь, – отвечал брат мой и отправился в один из ближайших городов.
Но на него напали разбойники, ограбили и избили его, и обрезали ему уши; а я, услыхав о его положении, пошел тотчас же к нему, захватив с собой одежду, и потихоньку привел его обратно в город, где стал и кормить, и поить его.
Рассказ цирюльника о его шестом брате
У моего шестого брата Шакалика, о царь правоверных, были отрезаны губы. Он был страшно беден и лишен всех благ нашего тленного мирa. Однажды он вышел, чтобы достать что-либо для поддержания своего существования. Дорогой он увидал красивый дом с обширными и высокими сенями, в дверях которых стояли слуги. Он обратился к одному из слуг с вопросом, на который получил ответ, что дом этот принадлежит человеку из рода Бармеки. Брат мой поэтому подошел к привратникам и попросил дать ему что-нибудь.
– Входи в двери дома, – сказали они ему, – и от хозяина ты получишь то, что тебе надо.
Он вошел в сени и, пройдя их, вошел в очень красивый и изящный домик с садом посреди, превосходящий по красоте все, что можно было себе представить в этом роде; пол в доме был мраморный, и стены кругом были украшены занавесками. Он не знал, в какую сторону ему направиться, но пошел прямо и увидал человека с очень красивым лицом и бородой, который, заметив моего брата, тотчас же встал, приветствовал его и спросил, что ему угодно. Брат мой отвечал, что находится в нужде, и хозяин дома, услыхав об этом, выразил большое сожаление и, схватив свою одежду, разорвал ее и вскричал:
– И я живу в городе, в котором ты живешь в нужде! Этого я вынести не могу.
Он наобещал ему всякой всячины и затем сказал:
– Ты должен остаться и разделить со мной хлеб-соль.
– О господин мой, – отвечал брат мой, – ждать у меня не достанет терпения, так как я страшно голоден.
Услыхав это, хозяин дома крикнул:
– Мальчик, принеси сюда таз и рукомойник! Гость мой, – прибавил он, – подойди и вымой руки.
Сам он сделал вид, будто моет руки, и затем закричал прислуге, чтобы они подавали на стол; после чего слуги начали ходить взад и вперед, как будто накрывая на стол, а хозяин дома взял моего брата и сел с ним за воображаемый стол и начал двигать руками и ртом, будто он ест, и при этом говорил брату:
– Ешь, не стесняйся, ведь ты голоден, и я знаю, как ты страдаешь от голода.
Брат мой стал делать те же движения, как будто он ест, в то время как хозяин говорил ему:
– Ешь и полюбуйся, до какой степени бел этот хлеб.
Брат мой ни слова не сказал в ответ на это, а только подумал: «Человек этот любит вышучивать других», и затем прибавил вслух:
– О господин мой, в жизни своей не видал я хлеба лучше и белее этого и не едал ничего слаще этого.
– Его пекла, – отвечал на это хозяин, – рабыня, купленная мною за пятьсот червонцев. Мальчик! – крикнул он, – принеси нам сикбай[144], подобного которому не найдешь и за столом султана! – прибавил он, обращаясь к брату: – о гость мой, ведь ты голоден, страшно голоден и ужасно хочешь есть!
Брат мой начал тоже причмокивать губами и делать вид, что он ест. Хозяин же дома продолжал спрашивать различные кушанья, одно вслед за другим, и хотя ничего им не приносили, но он по-прежнему угощал моего брата. Затем он крикнул:
– Эй, мальчик, поставь перед нами цыплят, начиненных фисташками. Ну, поешь же, – прибавил он, обращаясь к гостю: – ведь ты никогда не едал ничего подобного.
– О хозяин мой, – отвечал мой брат, – поистине ничто не может сравниться по вкусу с этим кушаньем!
Хозяин начал прикладывать свою руку ко рту моего брата, делая вид, что он кормит его кусочками, и продолжал перечислять ему различные мясные блюда и выхвалять их достоинства, в то время как голод моего брата до такой степени усилился, что он был бы рад простому хлебу. Хозяин дома наконец сказал ему:
– Ел ли ты когда-нибудь такие вкусные кушанья, как эти?
– Никогда, хозяин, – отвечал он.
– Ну, так поешь еще, не церемонься.
– Я уж наелся мяса достаточно, – отвечал гость.
Хозяин приказал слугам нести сладкое, и они зашевелили руками по воздуху, как будто несли что-то; после чего хозяин сказал моему брату:
– Поешь-ка этого кушанья, потому что оно превосходно, а что это за катаиф[145], клянусь жизнью! Ты взгляни только, какой он сочный.
– Уж я не прозеваю, возьму, хозяин мой! – вскричал брат и начал расспрашивать: много ли положено в катаиф мускусу.
– У меня его всегда приготовляют таким образом, – отвечал хозяин, – и кладут в катаиф целый миткаль[146] мускусу и полмиткаля амбры[147]
Все это время брат мой качал головой, шевелил губами и ворочал языком во рту, как делают, когда едят что-нибудь очень сладкое. После этого хозяин крикнул своей прислуге:
– Принесите сухие плоды!
И слуги снова замахали руками, как будто несут то, что приказано, а хозяин говорил брату:
– Поешь этого миндаля, и орехов, и изюму.
И он продолжал перечислять небывалые фрукты и затем снова прибавил:
– Ну, поешь же, не церемонься.
– Нет, хозяин, – отвечал брат мой, – с меня уже довольно, я больше есть ничего не могу.
– Но если тебе, дорогой гость мой, – возразил хозяин, – угодно поесть еще и насладиться чудными яствами, то Аллах над тобой, кушай, не останься голодным.
Брат мой, раздумывая о своем положении и о том, как этот человек подшучивал над ним, говорил в душе: «Клянусь Аллахом, я сделаю с ним такую штуку, что он горько раскается в своих проделках».
Хозяин между тем крикнул:
– Принесите вина!
И слуги точно так же, как и прежде, стали размахивать руками, как бы исполняя приказание, после чего он, как бы подавая чарку вина брату, говорил:
– Выпей эту чарку, ты будешь в восторге.
– О господин мой, – отвечал гость, – как ты добр!
И брат мой сделал движение рукою, будто он выпивает вино.
– Нравится тебе? – спросил хозяин.
– Ах, господин мой, – отвечал брат, – никогда в жизни не пивал я ничего подобного!
– Ну, так пей же на здоровье, – продолжал хозяин и сам делал вид, что пьет, и налил вторую воображаемую чарку гостю, который сделал вид, будто выпил и опьянел; после чего он, неожиданно схватив хозяина и обнажив свою руку, нанес ему по шее такой удар, который раздался по всей комнате; после первого удара он нанес и второй.
– Что это значит, негодяй? – крикнул хозяин.
– О господин мой, – отвечал мой брат, – я раб твой, которого ты милостиво принял к себе в дом, и накормил его изысканными яствами, и напоил старым вином, так что он охмелел и во хмелю дерзко обошелся с тобой, но ты человек слишком порядочный, чтобы не простить такого невежественного человека, как я.
Хозяин дома, услыхав эти слова моего брата, громко захохотал и сказал ему:
– Давно я подшучиваю таким образом над людьми, привыкшими к шуткам и грубостям, но не встречал никого между ними, терпеливо переносившего мои насмешки и исполнявшего все мои прихоти, кроме тебя. Поэтому я прощаю тебя и прошу быть моим действительным товарищем и никогда не покидать меня.
Он приказал принести кушанья, о которых прежде только упоминал, и он с братом моим поел, сколько им хотелось; затем, чтобы выпить, перешли в другую комнату, где рабыни, как ясные месяцы, пели им всевозможные песни и играли на разных инструментах. Они пили там, пока не опьянели; хозяин относился к моему брату, как к близкому человеку, очень привязался к нему и одел его в богатое платье, а на следующее утро они снова начали пировать и пить. Таким образом они прожили двадцать лет. Хозяин затем умер, а султан завладел всем его состоянием.
144
Сикбаем называется кушанье, которое делается из мяса, муки и уксуса.
145
«Катаифом» называется сладкое печенье, нечто вроде пряников, маленьких и тоненьких, которые пекутся на медном листе на огне, как кунафехи; едят его с медом или сахаром, как наши оладьи. Иногда в эти оладьи прибавляют мускуса.
146
Миткаль есть название арабской меры.
147
Под словом «арабы» тут подразумеваются бедуины, или арабы пустыни.