Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

– Эта обезьяна, – сказала она, – сын царя, отца его зовут Эймаром. Его околдовал шайтан Джадржарис, зарезал свою собственную жену, дочь царя Акнамуза. Эта предполагаемая обезьяна – ученый и мудрый человек.

Царя поразили слова дочери и, посмотрев на меня, он спросил:

– Правда ли то, что она сказала о тебе?

Я утвердительно кивнул головой и заплакал.

– Какими же образом узнала ты, что он заколдован? – спросил дочь свою царь.

– О отец мой, – отвечала она, – когда я была еще девочкой, при мне жила старуха, замечательная колдунья, и она-то выучила меня колдовству; я запомнила все ее наставления и знаю отлично сто семьдесят способов, посредством которых я могу перенести все камни города за Кафскую гору, а здания опустить на дно морское и обратить жителей в рыб.

– Ради Аллаха, прошу тебя, – сказал отец, – исцели этого молодого человека для того, чтобы я мог сделать его своим визирем. Может ли быть, чтобы ты обладала таким искусством и я не знал об этом? Исцели же его для того, чтобы я мог сделать его своим визирем, так как он благовоспитанный и умный юноша.

– С удовольствием, – отвечала она и, взяв нож с вырезанными на нем какими-то еврейскими именами, очертила посреди дворца круг, в котором написала имена и талисманы, и стала произносить заклинания и какие-то непонятные слова; и вскоре вокруг нас распространился такой туман, что мы подумали, что весь мир покрылся им. Вдруг перед нами явился самого отвратительного вида шайтан, с руками, похожими на вилы, с ногами, точно мачты, и с глазами, горящими, точно факелы, так что мы при виде его пришли в ужас.

– Тебя приветствовать не стану! – вскричала царская дочь.

Шайтан тотчас же превратился во льва и отвечал:

– Ах ты изменница! Зачем ты нарушила клятву? Разве мы не поклялись, что никогда не будем действовать один против другого.

– Ах ты негодяй! – вскричала она, – да когда же я давала клятву?

– Ну, так получи же то, что заслужила! – крикнул шайтан, продолжая быть львом, и, разинув пасть, бросился на нее, но она в один миг выдернула из головы волос и, прошептав что-то, обратила его в острый меч и ударила им льва, который, распавшись надвое от удара, тотчас же превратился в скорпиона. Царская же дочь превратилась в змею страшных размеров и поползла за отвратительным скорпионом. Между ними началась страшная борьба, после чего скорпион превратился в орла, а змея – в ястреба, который долгое время преследовал орла. Наконец, орел превратился в черную кошку, а царская дочь сделалась волком, набросившимся на кошку, пока, наконец, кошка, увидав, что она не может устоять, превратилась в большой гранат, упавший в бассейн, но волк успел схватил гранат на лету и бросил его на пол дворца, так что он разлетался на куски, и зерна его рассыпались в разные стороны по всему дворцу. Волк тотчас же обратился в петуха и начал клевать зерна, не желая оставить ни единого; но, по определению судьбы, одно зернышко закатилось за край бассейна, так что его не было видно. Петух стал кричать и хлопать своими крыльями и указывать нам своими клювом, но мы не могли понять его. Тогда он издал страшный крик и начал бегать во все стороны, пока не увидал зерна, закатившегося за бассейн, где он ухватил его, но зерно вывалилось в воду и обратилось в рыбу, юркнув на дно. Вслед за тем петух обратился также в рыбу и поплыл вслед за шайтаном. На некоторое время рыбы скрылись из наших глаз, и затем мы услыхали крик, заставивший всех нас вздрогнуть, после чего шайтан появился в виде пламени, выбрасывая целые потоки огня изо рта, из глаз и из ноздрей. Царская дочь тоже превратилась в пламя, и мы все готовы были броситься в воду, чтобы не сгореть, но вдруг шайтан закричал и бросился к нам на диван, бросая нам в лицо огненные языки. Но девушка догнала его и начала бросать огнем в его лицо. От них летели искры прямо на нас. Ее искры не причиняли вреда, а от него искра попала мне в глаз и спалила его, хотя я был еще в образе обезьяны; другая его искра попала в нижнюю часть лица царя и сожгла ему бороду и рот и выбила нижние зубы; третья искра попала в грудь евнуха и прожгла ее так, что он умер. Мы ждали общей гибели и потеряли надежду сохранить свою жизнь, но в это самое время мы услыхали восклицание:

– Господь велик! Господь велик! Он победил и помог победить отступника от веры Магомета, главы человечества.

Это послышался голос дочери царя, спалившей шайтана, и когда мы взглянули на него, то увидали, что от него осталась только кучка пепла.

После этого царская дочь подошла к нам.

– Принесите мне чашку с водой, – сказала она, и когда ей подали воду, то она произнесла какие-то непонятные для нас слова и, вспрыснув меня, прибавила:

– Во имя истинного и во имя величайшего Бога прими свою первобытную форму.

После этого я сделался таким же человеком, каким был прежде, за исключением только того, что глаз у меня остался один. Тут она вдруг закричала:

– Огонь! Огонь! О отец мой, мне осталось жить недолго, так как мне суждено быть убитой. Будь это человек, я сразу бы убила его, да и теперь мне не было трудно, пока не раскатились зерна от граната, которые я все подобрала, кроме того зерна, в котором именно заключалась душа шайтана; если бы мне удалось склевать его, он тотчас же бы умер; но я не видала его, как было суждено роком, и вдруг он бросился на меня, и под землею между нами произошла схватка, как произошла на воздухе и в воде; и всякий раз, как он являлся в новом виде, я тоже принимала новый образ, пока он, наконец, не стал действовать против меня огнем, а против огня очень мало кто может устоять. Судьба, однако же, встала на мою сторону, и я сожгла его первая; но предварительно я заставила его принять религию Эль-Ислама. Теперь я умираю, и пошли, Господи, кого-нибудь, кто бы мог заменить тебе меня.

Сказав это, она, не переставая, молила избавить ее от огня, и вдруг искра упала сначала к ней на грудь, потом перешла на лицо; она заплакала и громко проговорила:

– Я верю, что нет Бога, кроме Аллаха, и верю, что Магомет – пророк его!

Мы взглянули на нее и увидали, что она превратилась в кучку пепла, лежавшего рядом с пеплом шайтана.

Горевали мы о ней очень сильно, и я предпочел бы быть на ее месте скорее, чем видеть это прелестное создание, сделавшее мне столько добра, обращенным в кучку пепла, но предопределения Господа избежать нельзя. Царь, увидав пепел дочери, посыпал им себе бороду, смазал лицо и осыпал одежду; я сделал то же самое, и оба мы горько плакали. Тут пришли царедворцы и придворные вельможи и, увидав царя, не помнящего себя от горя, и две кучки пепла перед ним, крайне удивились и молча ждали, чтобы он пришел в себя и мог рассказать им, что случилось с его дочерью и шайтаном. Царедворцы выразили свою печаль, а женщины и рабыни громко плакали и горевали в течение семи дней. Царь приказал выстроить над прахом дочери могилу с куполом и освещал ее свечами и лампами, а пепел шайтана приказал развеять по воздуху, предавая его проклятию Аллаха. Царь заболел и прохворал целый месяц, когда же он поправился, то позвал меня к себе и сказал:

– Молодой человек, мы проводили дни наши в веселье и радости, не заботясь о превратностях судьбы до тех пор, пока ты не явился к нам и с твоим приходом не начались бедствия. Лучше, если бы мы никогда не видали тебя и твоего страшного образа, из-за которого случились все наши несчастья, так как прежде всего я потерял свою дочь, стоящую дороже сотни людей, а затем я обжегся и лишился зубов, евнух у меня умер. Конечно, ты не мог предупредить эти несчастья: воля Аллаха совершилась над нами и над тобою; и слава Богу, что дочери моей удалось исцелить тебя, хотя она и погибла сама. Но все-таки тебе следует, о сын мой, уйти из нашего города. Довольно пострадали мы из-за тебя, хотя это и было суждено роком.

Таким образом, я ушел, о госпожа моя, но прежде чем покинуть город, я сходил в общественные бани и сбрил себе бороду. Шел я по разными землям, и проходил я через большие города, направляя стопы свои к Приюту мира[81], Багдаду, в надежде увидаться с царем правоверных и рассказать ему обо всем, что со мною случилось.

81

Багдад очень часто называют Приютом мира или безопасности, как называют и одно из семи небес рая.