Страница 2 из 8
Из моих записей станет понятно, как случилось, что я полюбила странствовать – ездить по русским городам, деревням и сёлам в поисках нерукотворной красоты и рукотворной прекрасной старины, как я открыла для себя целительность этих мест и уже не могла без них обходиться. Как я придумала для себя способ спасения от безвоздушного пространства мегаполиса с его ритмами холостого, мёртвого бега: я дожидалась выходных, садилась в машину и просто ехала за МКАД – туда, где начинается жизнь, где возвращается и оживает прошлое, где человек обретает совсем другое восприятие себя и мира вокруг. В одном из таких путешествий и произошла встреча, которая повернула мою жизнь, хотя тогда я даже не подозревала об этом.
В городе Вязники Владимирской области, гуляя вокруг дивной кладбищенской церкви Покрова Божией Матери, я случайно набрела на могилу дьякона Петра Вигилянского. С таблички на металлическом кресте на меня смотрел человек с прекрасным лицом, под портретом было начертано имя, а ниже – годы его жизни: 1872–1932. Я ничего не знала о вязниковском однофамильце из прошлого и, взволнованная, бросилась расспрашивать о нём местного священника, который оказался рядом. Но священник только пожал плечами.
С этого дня я не могла найти себе покоя. Я знала, что Вигилянские – фамилия консисторская, и было очевидно, что дьякон из Владимирской губернии как-то связан с нашим родом, происходившим из священников. Но как? Какую он прожил жизнь? Кем он приходится всем нам – нынешним Вигилянским? И зачем он напомнил о себе сейчас? И почему именно мне? Эти вопросы повергли меня в совершенно новое состояние: у меня не получалось пройти мимо и продолжать жить дальше как ни в чём не бывало – мне непременно нужно было найти ответ. Во мне поселилось отчётливое чувство, что незнакомый дьякон с прекрасным лицом меня зовёт, призывает к каким-то шагам, словно хочет, чтобы о нём непременно узнали.
Вязники. Покровская церковь
Вязники. Могила дьякона Петра
Конечно, я поделилась загадкой с папой, протоиереем Владимиром Вигилянским, и с братом Никой – дьяконом Николаем. Но ни папа, ни брат, так же как я, ничего не знали о могиле за алтарём вязниковской церкви. Зато Ника упомянул о старом семейном альбоме и о сохранившихся там дореволюционных фотографиях наших предков, священников Вигилянских, о которых, кроме подписанных имён, тоже ничего не было известно. Альбом когда-то принадлежал покойной папиной двоюродной сестре Елене, и несколько лет назад Ника чудом добыл его у дальних родственников, которым альбом оказался не нужным. Почему-то эта история прошла мимо меня, и я кинулась к родителям – скорее разглядывать неведомые картинки из прошлого.
Я была потрясена: альбом начинался с фотографий конца ХIХ века, с серии портретов моего прапрадеда, протоиерея Алексея Вигилянского – величественного седовласого старца с роскошной белой бородой, дальше следовали фотографии его жены Анны Вигилянской, моей прапрабабушки, их красавицы-дочери, Ольги Алексеевны, с детьми и мужем, Дмитрием Губиным, а потом – уже тех их потомков, о судьбах которых нам было более или менее известно.
После знакомства с этим загадочным фотоархивом вопросов стало гораздо больше: где жил мой прапрадед, священник Алексей? В каком храме он служил? Жива ли эта церковь сейчас? Как складывалась его жизнь? Вообще, кто он такой? Кем были его предки? Как связан он с вязниковским дьяконом Вигилянским? И зачем всё это вышло из-под спуда именно теперь? Почему это происходит со мной? Почему всё это вдруг стало так важно – разгадать, узнать, поднять на поверхность? Это было не просто любопытство и не только зов крови: я чувствовала, что должна воскресить эту память и что это необходимо не только мне. Мне казалось, что за моими поисками кроется что-то великое – какое-то благословение Небес и Сила, и Слава. Такое творилось со мной впервые – это было предчувствие чудесного, от которого нельзя отмахнуться. Я стала молиться – записала в помянник имена всех неведомых Вигилянских, и мне уже казалось, что они рядом, прямо здесь, со мной, и мне помогают, и времена сомкнулись.
Вигилянские. Прапрадед прот. Алексей
А дальше начались чудеса. Я набрела на родоведческий сайт, где нашла целый форум о священниках Вигилянских, служивших в ХIХ–ХХ веках во Владимирской губернии. Выяснилось, что в Вязниках до сих пор жив краевед Лев Валерианович Вигилянский, внук того самого дьякона, могилу которого я обнаружила. Ни телефона, ни адреса краеведа-однофамильца на сайте не было, но я была уверена, что его найду. В ближайшую же субботу, едва дождавшись рассвета, я снова отправилась в Вязники, рассчитывая разведать о Льве Валериановиче в местном краеведческом музее. Но на подъезде к Вязникам я поняла, что приехала слишком рано, и музей ещё закрыт, поэтому свернула в соседний городок с прекрасным названием Мстёра: на форуме упоминались священники Авроровы, родственники Вигилянских, которые там служили.
Вигилянские. Ольга Алексеевна, Дмитрий Губин
В городе Мстёре нет краеведческого музея, зато есть музей мстёрских мастеров – они славились искусством росписи шкатулок. Музей тоже ещё не открылся, но зато я попала в это раннее нежное июньское утро с кувшинками на тихой реке Мстёре и с куполами храмов в рассветном летнем небе. Я бродила по берегу, смотрела на отражения двух мстёрских монастырей, которые только недавно восстановили после советской разрухи, и молилась – даже уже не о том, чтобы найти родственников, а о том, чтобы научиться благодарить: я совершенно отчётливо чувствовала, что Господь рядом и что происходит какой-то великий поворот – воскрешение памяти, как будто вступил в действие закон равновесия-восполнения, и прошлое возвращается, и забытое оживает.
В музее я пробыла не больше десяти минут и вышла оттуда с номером телефона вязниковского краеведа: так я нашла Льва Валериановича, ещё даже не успев доехать до его города. Через полчаса мы уже сидели вместе за столом у него на кухне, он листал толстую папку с архивными документами и историей «вигилянского» рода, напечатанной на машинке. Лев Валерианович восстановил свою генеалогию вплоть до мелочей, у него были сведения и о родственных Вигилянским фамилиях – Скипетровых, Авроровых, Кантовых – священников, служивших во Владимирской губернии, от Мурома до Гороховца. Он показывал фотографии и говорил, говорил, говорил… О зверствах большевиков, творившихся на владимирской земле, об изувеченных храмах, о мученических подвигах священников: никто из них не пережил 1937 года. Я узнала подробную биографию дьякона Петра, деда Льва Валериановича, могилу которого я нашла меньше месяца назад, узнала и о трагических судьбах остальных «владимирских» Вигилянских, среди которых оказались и канонизированные новомученики. Однако сколько ни всматривался Лев Валерианович в лица на фотографиях нашего семейного альбома, который, разумеется, был у меня с собой, но ничего сказать о них не мог. Стало очевидно, что они принадлежат к какой-то параллельной ветви, и искать их надо в другой губернии.
Я провела у Льва Валериановича целый день. Он разрешил перефотографировать портреты священников из его архива и переписать истории их судеб. Я поймала себя на том, что мне уже и не важно, связаны ли эти прекрасные люди с нашим родом: это осколки нашей общей многострадальной истории, которую мы все должны знать. Тем более что 80-летний Лев Валерианович совершил настоящий подвиг, расследуя дела давно минувших дней ещё старыми способами: не имея интернета, на протяжении долгих лет он по крупицам добывал сведения, посылая письма в архивы. Его бесценная папка просто лежит в ящике его письменного стола, и эти материалы до сих пор никому не известны. Я предложила ему отсканировать все страницы, перенабрать текст на компьютере, чтобы сделать его доступным всем нам, чтобы гигантская работа не пропала даром, не потерялась, не канула в Лету. Эти слова растрогали Льва Валериановича до слёз – пожилой человек сидел напротив меня и плакал. Ему казалось, что прошлое никого не интересует, и моё внимание было для него счастьем. С тех пор прошёл год, насыщенный событиями, о которых речь впереди, и я чувствую, что настало время вернуться в Вязники с ноутбуком, сесть за письменный стол Льва Валериановича, провести несколько дней за несложной работой и дать ей новую жизнь, сохранив для всех нас и наших потомков. И конечно – тем самым хоть как-то ответить её проникновенному автору на его открытость и гостеприимство, принести ему благодарность за труды, за возвращение и хранение нашей памяти…