Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 21

Заезженный тезис о внешних причинах революции стар, как мир. «Дипломированному историку», в частности, полезно бы вспомнить, что написано в «Гражданской войне во Франции» Маркса, где с невероятной силой показано, что не Парижская коммуна была следствием поражения Франции в войне с Пруссией, а сама война с Пруссией была затеяна Луи Бонапартом для того, чтобы «спасти империю», в которой внутренняя политика новоявленного Наполеона привела к невиданному обострению всех мыслимых и немыслимых противоречий.

Но разве примет «нейролингвист» Сванидзе корректные приемы ведения полемики, а именно: превращение ложного авторитета в истинный? Ни в коем случае. Что там Маркс! Вот Витте – это да.

Поэтому не будем обращаться к более чем убедительным аргументам, (по которым учили истории самого Сванидзе), доказывающим марксистско-ленинскую точку зрения на причины революции 1905 г., а обратимся к мемуарам, включающим дипломатические документы – воспоминаниям французского посла в России Мориса Бомпара.

По его словам, «внутренние беспорядки причиняли в это время серьезное беспокойство русскому правительству». Отражение ситуации на 1903 г.: «уже давно происходили студенческие волнения в университетах, а также в промышленных центрах. Одни носили сугубо политический характер, участники других предъявляли требования экономического порядка. Конечно, они не нравились правительству, но они его пока не волновали. Сильно разобщенные, они быстро заканчивались, тем более что не составляло особого труда подавить их энергичными мерами. Только при одном подавлении, по признанию самих властей, было 128 жертв. Но студенты и рабочие не мыслили по-разному, и первые выдавали последним, авансы, которые были услышаны. Это было хорошо видно в марте 1901, когда рабочие, по призыву студентов, сосредоточились в компактном блоке от десяти до двадцати тысяч демонстрантов и прошли по Невскому проспекту, в колонне, разделенной между двумя рядами любопытных, озадаченных этим зрелищем, на глазах у полиции, правда, не давая ей повода для вмешательства. Они хотели в этот день только произвести впечатление на власть своим количеством и своей дисциплиной».

Как видно, г-н Бомпар, будучи более чем далек от марксизма, не гнушался классовым анализом событий в России. Внимательно пронаблюдав за поведением рабочего класса и студенчества (завтрашней интеллигенции), он не мог не обратить взора на самый многочисленный класс России – крестьянство:

«…Но вот в 1903 крестьяне вступают в игру. Их претензии – общественный порядок; в основном, они требовали землю. Это движение, начавшееся еще в 1902, сурово подавлялось. Оно возрастало, и в 1903 грозило превратиться в крестьянскую войну («жакерию», как ее называл на свой, французский лад месье Бомпар. – Авт.). Правительство, наученное опытом, оценило эту угрозу, на этот раз репрессии должны были сочетаться с реформами».

По мнению г-на Бомпара, не без подстрекательства министра внутренних дел Плеве император опубликовал 12-го марта 1903 года манифест, обещавший крестьянам не землю, а улучшение их доли. Режим совместного пользования крестьянской землей, коллективизм крестьян были специально сохранены. Посол отмечал, что «это было странное положение дел, удовлетворение собственников, которое хорошо понималось. Однако, что их касается, то они сохранили свои владения в частной собственности. Тем не менее, сильно дорожили тем, что крестьянин не мог индивидуально стать собственником земли, и он был ограничен коллективизмом в аграрном секторе».

Напрасно посол предпринимал несколько попыток убедить некоторых из представителей властей в несоответствии этих двух способов пользования землей в одной и той же стране. «Кончайте с этим», – говорил я им, – «переходите к другой форме, если удерживаете ваши наделы. Вы опередите революционеров и разовьете у крестьянина вкус к тому, что имеете Вы сами, к частной собственности на землю».





Ему неизменно отвечали, что частная собственность у крестьян неизбежно и очень быстро приведет к неравенству между ними и создаст, таким образом, в России сельский пролетариат, который был одним из слоев западного общества. Тогда как в условиях «мира» («так называлась в России сельская коммуна» – примечание г-на Бомпара), сельский пролетариат не существовал; напротив, в крестьянской среде шли слухи о том, что его образование обострит социальную напряженность.

В своих воспоминаниях г-н Бомпар отмечает, что, таким образом, «мир» был сохранен. При этом, по его словам, «…император пытался устранить одно из его наиболее тягостных последствий: коллективную крестьянскую поруку при уплате налогов. Также было объявлено и о другой значительной реформе, послабления для крестьян выхода из своего общественного класса, т. е. освобождаться индивидуально от работы на земле, как в 1861 их освободили от службы своему сеньору».

Все эти реформы, среди которых мемуарист выделяет наиболее значимые, были только обещаны; они остались мертворожденными. В течение этого времени аграрные беспорядки все больше и больше продолжались; они особенно беспокоили власти, потому что войска разделяли популярные идеи и не могли быть верными, когда речь шла о действиях против крестьян. Так, например, в Туле в 1902 г. сержант отказался дать приказ своему подразделению стрелять в народ; полковник, сделавший вид, что всадит ему пулю в лоб, был убит своими собственными солдатами ударами штыков.

Отвлекаясь от забавной французской интерпретации отмены крепостного права (как видно, почтенный посол значительно прочнее торчал в средневековье, чем даже российский государь император), нельзя не отметить озабоченность правительства положением крестьян. Крестьянская община стремительно разлагалась. Этот процесс обуславливал бурный рост пролетариата – неизбежные явления, связанные с развитием капитализма. Но столь же неизбежными были нарастающие противоречия во всем обществе, которых царизм боялся и искал способы их устранения, не желая только соглашаться с самым простым и естественным способом – устранением самого себя.

Не менее серьезные беспорядки происходили и в промышленных центрах. Вот несколько выдержек из отчета, который посол представил своему министру иностранных дел Делькассе в августе 1903 года.

«Забастовки полыхают со всех сторон… На берегах Черного и Каспийского морей, на всем юге России и в Закавказье, они умножаются, и, прежде всего, становятся всеобщими. Чаще всего требования бастующих остаются неясными; они носят как политический, так и профессиональный характер, не уточняя ни один пункт; они свидетельствуют о состоянии недомогания народа, но не отвечают его чаяниям. В этих условиях забастовка…часто носит криминальный характер: в Сосновице, в мае 1902, инженер был убит рабочим, а в феврале 1903 мастер; в январе 1903 заводы бастовали в Лодзи и в Батуми; в Батуми, за последний месяц, около шестидесяти шахт охвачены забастовками… Те из представителей власти, кто использовал репрессии, не избавлялись от угрозы после нанесенного удара, так как месть их настигала; сначала это был губернатор Вильно, который был убит, в другой раз – губернатор Уфы, которого настигли пули;…верно, что репрессии в отношении университетов и рабочего движения всегда жестоки и нередко кровавы… Только за этот год власти прибегли к вооруженной силе в Ростове, в Златоусте (80 жертв), в Одессе (100 убитых), в Михайлово (40 жертв), в Тифлисе, в Баку и в Николаеве; в Киеве стреляли в бастовавших мужчин, женщин и детей, лежавших на путях и мешавших движению поездов»…

«Все классы общества», – писал Бомпар Делькассе – «находятся в возбужденном состоянии. Неделимость земли в сельских районах, которые еще недавно были гордостью русских экономистов, делали крестьян готовой добычей для агитаторов, численность которых росла, выдвигали ряд требований для общины, в противном случае сами силой захватывали дворянские поместья. Пролетариат, формирование которого началось несколько лет назад, сразу продемонстрировал свою революционность, и выдвинул свои требования, выраженные в наиболее жестокой форме. Учащиеся школ, выходцы, по большей части, из достаточно бедных кругов, являлись рассадником анархизма, и наиболее умеренные молодые люди, которые выходили из университетов, если не принимали непосредственного участия, то, по крайней мере, аплодировали покушениям террористам; торговцы, в которых все были готовы видеть третье сословие, состояли, за исключением нескольких очень почетных деятелей в больших городах России, из хищников – спекулянтов и нескольких добросовестных элементов; дворянство фрондировало, кипело и, однако, было лишено практической сметки; бюрократизм являлся одним из бедствий страны. Таково было положение дел в общественном устройстве».