Страница 7 из 14
Но Шекспиру резко расхотелось куда-то идти. Он притих – никак не ожидал столь скорой развязки – и молча рассматривал маленькую бумажку с типографским шрифтом.
И снова погрузился в сонно-болотное житие. Работы не было по-прежнему. Соседи звали редко. Внутри же что-то ныло и грызло его по-прежнему. Бумага ничего не изменила. Опять терзал его навязчивый вопрос: почему так всё глупо распалось?
И он по новой решил еще раз встретиться с уже не-женой, объяснить ей, какой он добрый и положительный во всех отношениях человек. Опять принялся за эсэмэски: «Я идеальный муж: не пил, не бил, не изменял!» Но все было глухо, как в танке.
Такое повторялось еще не раз за несколько лет, но ничего не менялось.
Жизнь Магды тоже текла примитивно-однообразно. Днем – беличий круг в возне с сыном и борьба за существование, ночью – невеселые думы. Каждодневную жизнь матери-одиночки чего описывать? И так уж пето-перепето. Ее тоже точила грусть: почему не сложилось? Ведь год прожили, ни разу не поругались. А Шекспир, ведь он добрый и тихий, как котенок. У других вон пьяницы, наркуши либо драчуны. А тут…
Звонки Шекспира и эсэмэски с пророчествами кар небесных ей и сыну бесили ее до ужаса и выматывали последние нервы.
Как-то после очередной СМС-атаки Магду осенила гениальная идея: Шекспира надо срочно женить. Может, хоть на кого-то переключится и перестанет выносить мозг своими упреками в тему и не в тему.
И она тут же настрочила в женской группе на фейсбуке пост-рекламу:
«Девочки! Кому жениха – моего бывшего мужа? Слегка за сорок, золотые руки, с жилплощадью в центре и по горло верующий. Контакты в личку!»
Женское сообщество тут же взорвалось фейерверком комментов:
«А сколько комнат?»
«Чего себе такого золотого не оставила?»
«Уточните слабые стороны клиента. Знаем мы этих бывших. Своего не знаю кому приткнуть».
«Эй, Магда? У тебя он кто – неадекват? Давай махнемся на моего маньяка».
Магда честно описала причину развода, и ее тут же погребла под собой новая волна эмоций:
«А ребенок точно от него?»
«Темное дело. Вы убегающая, а он догоняющий. Да тут, девочки, явно клиника.»
«В патруль звони, если сильно грузит».
«Симку смени!»
«Симка не поможет. Ясно, что у мужика зацик, он тут же новую выяснит».
«Срочно заведи любовника, пусть набьет ему морду».
Тут выплыл совершенно неожиданный коммент от Вики Смарт:
«Похоже, вы венчались, так?»
«Да, – подтвердила Магда, – но я бумагу подписывала».
«Бумага – это для нас, – выплывали новые строчки от Вики, – это не серьезно. Я артерапевт и немного разбираюсь в таких вещах. Перед Богом вы все равно пара, хоть три бумаги подпишите. Венчание – это вам не загсовская роспись. Вот вы оба и мучаетесь. Друг от друга все равно никуда не денетесь. Бывших не бывает, вы уж мне поверьте. Девочки, отбой, к нему не лезьте, напрасный труд».
В ленте тут же замелькали новые реплики от новых участниц:
«Поясните, плиз, у меня та же проблема».
«И я подписывала».
«Я венчалась второй раз».
«Научите, где же выход».
«Какое отношение вы имеете к церкви?»
Вика писала страждущим пояснения:
«К церкви никакого отношения не имею. Даже не хожу. В данной ситуации Магда – жертва в реале, но ее муж считает себя пострадавшей стороной по принципу перевертыша и хочет навести справедливость. Налицо явная подсознательная зависимость. Это тупик. Тут никакая другая женщина не поможет. Я сама оказалась третьей в подобной ситуации. Был кошмар. Венчание намного серьезней, чем мы думаем. Теперь вам надо вымаливать у Бога покой своим душам. Вы оба попали в капкан. Нельзя вступать в брак для решения каких-то своих проблем. Надо просить друг у друга прощения и смиряться. Поверьте, я не люблю пафоса и не читаю никому мораль. Не мой стиль…»
Магда сидела за монитором и думала: неужели они так и будут ходить по замкнутому кругу своих венчальных колец? В этот момент ее ухо уловило обрывок монолога.
– …Без любви женщина не должна ни выходить замуж, ни становиться матерью.
По телевизору выступала какая-то пожилая актриса. Видимо, она уже давно рассказывала что-то о своей жизни, а теперь развивала свою мысль дальше.
– Брак называется так потому, что это союз двух грешных неполноценных людей, пытающихся спасти друг друга для вечности. Совместное стяжание добродетелей, помощь друг другу в преодолении страстей, немощей, скорбей и невзгод жизни. Без этого это не брак, а узаконенная кооперация. Жаль, что люди это понимают очень поздно…
Магда внутренне психовала. Не крикнешь же монитору и всему окружающему миру, что он, Шекспир, во всем виноват, только он… Ведь она, Магда, хотела так мало. Просто честной, добродетельной, достойной семейной жизни. И все ее мечты разбились о глупый быт и обывательщину.
Наверное, Магда была во многом права. Не понимала она только одного: Бог хотел научить ее любви, а не сытой жизни.
Тяжелый человек
История первая, рассказанная Гаяне ее знакомой Мери и понятая ею по-своему
Гаяне, несмотря на свои семьдесят семь лет и долгую, полную проблем жизнь, была оптимисткой и умела радоваться мелочам. Вот и сейчас она, приспособив больную правую ногу на стул, с надеждой листала акафист иконе Матери Божией «Прибавление ума» и улыбалась своим мыслям. Эту книжечку ей с большим трудом достала ее бывшая сотрудница Таня, уже давно ходившая в церковь Александра Невского и знавшая половину прихода. С Таней они еще при коммунистах работали в одном из тбилисских СКБ, а теперь время от времени перезванивались и обсуждали политические и церковные новости. Странно, но факт: многие их сотрудники, выйдя на пенсию или оказавшись без работы, зачастили в церковь.
Долгожданная книжечка, по идее, должна была коренным образом изменить жизнь дочери Гаяне Додо, а значит, и ее собственную, если уж не жизнь, то оставшуюся старость.
Додо – сорокалетняя безработная неудачница, по материнским понятиям, – уже давно и бесповоротно нуждалась в прибавлении ума. Все остальное – интеллект, красота, трудолюбие, доброе сердце – у нее и так было в наличии.
Гаяне перебралась с палкой поближе к святому углу, в котором висели иконы русского и армянского письма, устроилась поудобней в кресле-качалке и приступила к чтению акафиста. Она, конечно, знала, что акафисты читаются стоя, но успокаивала себя словами одного оптинского старца, считающего, что Богу нужно ваше сердце, а не ноги.
Добросовестно, с трудом разбирая церковнославянские обороты, прочла первый икос и задумалась: «Ох, Додо, Додо, что ты со мной делаешь? У всех дети как дети. Одна ты у меня непутевая. Вечно какие-то приключения на свою голову находишь. А все оттого, что нецерковный человек и, следовательно, настоящей веры не имеет. Отсюда и неустроенная жизнь, и грехи. Вон не успела вчера пачку сигарет купить, а она уже пустая на столе валяется. У-у, неряха неисправимая».
Сколько с ней Гаяне воевала: дескать, ты, Додо, Святого Духа отгоняешь, а значит, и проблемы наши никогда не кончатся. Вся жизнь шиворот-навыворот пойдет. Э-э, все напрасно. Гаяне – это глас вопиющего в пустыне. Додо и слышать не хочет материнские советы. И со здоровьем без конца проблемы. Дочь посты держать не хочет, вот и разваливается в свои сорок лет. Она не то что Гаяне, которая в своем возрасте и на базар ходит, и дома суетится. Если бы не нога, порхала бы как птичка.
Тогда, в голодные девяностые годы, Додо, сразу же после того, как ее сократили в институте, пошла работать в будку – торговать продуктовым ширпотребом. Ставка известная: сутки – пять лар. Другие продавщицы ухитрялись еще и лишнее наваривать, а Додо по своей глупости оказывалась в вечном долгу у хозяина. Придет, бывало, домой и скажет, поглядывая в сторону:
– Мам, у меня только три лара. Пришли ко мне две старушки. Хлеб, говорят, купить не можем. Пенсию два месяца не давали. Я и дала…