Страница 59 из 60
На той же кровати, где в прошлый раз он взял меня силой, этой ночью Артем любил меня снова и снова. Нежно, трепетно, до изнеможения, до сумасшествия, до почти полной потери сознания. Потом мы лежали, лицом к лицу, долго, глядя в глаза друг другу. Словно дети, завороженные этим первым в жизни познанием. Какая-то томительная лень завладела моим существом. Так бывает после ночи любви. Любви безумной, ненасытной и по-юношески пылкой.
– Поедем в выходные на природу? Правда, Юрка будет, но…, – произносит Артем. Чайник издает протяжный свист и этот звук так похож на гудок паровоза. Я вспоминаю об отъезде.
– Я уезжаю завтра, – говорю я, словно сама себе.
– По работе? – он протягивает мне чашечку кофе. За окном светает, и я вдруг понимаю, что мое «завтра» уже наступило.
– Нет, – я стараюсь не смотреть на него.
– А… куда? – не смотреть сложно, после душа его тело, как после дождя, покрыто мелкими капельками. Длинные пальцы держат чашку. Эти руки всю ночь изучали меня, гладили, ласкали, повторяя пальцами каждый изгиб. Словно силясь запомнить.
– В Африку, – наконец-то говорю я.
– В Африку? Шутишь? – Артем поднимается со стула, – Зачем? По работе?
– Ты уже спрашивал, нет.
– С кем? – он смотрит на меня, как мавр в порыве ревности. Словно я уже принадлежу ему…
– Одна, – «огорчаю» я его. Но выглядит он потрясенным.
– Одна?! – с тревогой произносит Тема, – Там же опасно!
– Не ходите дети в Африку гулять. В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы, – нараспев цитирую я детское стихотворение, поглаживая рептилию на его плече.
– Ты с ума сошла? Зачем? – он не разделяет моего восторга.
– Там есть самая большая в мире тарзанка, – доверительно сообщаю я, – прыгну с нее, если выживу, значит, вернусь, а не выживу…
Он хватает мое лицо.
– С ума сошла? Я не пущу тебя! – кажется, мои откровения его напугали.
– Остынь, Тём! Я шучу, не стану я прыгать, – я отрываю от лица его руки и кладу себе на грудь, – Мне просто нужна перезагрузка, понимаешь?
– А… как же я? – он смотрит на меня ошарашено. Словно не желая верить, что я говорю правду.
– А что ты? Ты как был, так и будешь, – я пожимаю плечами.
– И тебе просто плевать? Это все для тебя просто так?
Губы его подрагивают. В нервном возбуждении он вновь ерошит волосы, и зачем-то выливает в раковину свое кофе.
– Тём… мне было хорошо, очень, – я осторожно кладу руки на грудь, поросшую густыми темные волосками. Ощущая, как гулко бьется под моей ладонью его сердце, – но это… это было, наверное, как взрыв, как ураган, мы будто друг друга наизнанку вывернули. Но… Это не панацея. Скорее, разовый эффект. Как экстренная контрацепция, понимаешь?
«К чему это глупое сравнение», – с опозданием мелькает в голове. Артем стоит молча, задрав лицо к потолку. И мне никак не рассмотреть его выражение. Хотя, я и так знаю…
– Почему ты злишься на меня? – я отстраняюсь.
– У некоторых народов так заведено, – поучительно произносит он, – один брат должен заботиться о жене второго. Дабы никто посторонний не трахал ее после него!
Последние слова он говорит нарочито грубо и резко.
– Ну, в некоторых странах женщин за измену до сих пор забивают камнями, – с усмешкой отвечаю я, – Ну, правда, Тем! Ты же сам понимаешь, как это неправильно! Аморально, что ли…
Он меняется в лице, черты приобретают каменное выражение. Во взгляде сквозит презрение.
– Да ты моралистка, блин! С каких это пор тебя волнует чужое мнение?
– Не чужое, мое собственное, – я отхожу к окну.
Его скуластое лицо, эта манера ерошить пальцами волосы, скульптурные плечи, на одном из которых, в обнимку с холодным оружием, прикорнула змея. Все в нем знакомо! И если другие кажутся чужими, то он…
Быть может, я все еще вижу в нем Макса? Эта схожесть до боли, до дрожи в коленях, сейчас особенно сильно парализует меня. Нет! Безусловно, пора уезжать!
Пока я одеваюсь, он не заходит в комнату. И даже не выходит в коридор, чтобы проводить меня. Тогда, уже обутая, с сумочкой в руках, я тихо подкрадываюсь к двери кухни. Он стоит, отвернувшись спиной, глядя в окно. Или не глядя, а просто закрыв глаза.
– Если хочешь, приходи на вокзал. Сегодня, к полуночи, – говорю я, хотя совсем не надеюсь, что он меня слышит.
* * *
Промозглый вечер обволакивает, заползает под одежду, касается продрогших коленок. Я крепче сжимаю руками накинутую поверх свитера куртку. Она хранит его запах, и теперь я тоже пахну им… Мне хочется раствориться в ней, в этой небрежно наброшенной на плечи вещице; в этом мгновении, за пару секунд до разлуки. Он пришел, в последний момент, окликнув меня у двери вокзала. А я… Я собираюсь сесть в поезд и отправиться далеко. Туда, где душа моя, быть может, снова обретет покой.
– Мне пора, – шепчу, едва различая собственный голос. Он тонет в шуме людской суеты. Артем качает головой.
– Подожди еще минуту.
Я стою, пытаясь усмирить сердечный ритм. Вдруг ощущаю холодные кончики его пальцев на своих щеках. Он прижимается носом к моим волосам и глубоко вдыхает. На секунду мы замираем, подобно скульптуре в прощальном жесте.
Я закрываю глаза и цепляюсь руками в края сползающей куртки. Люди проходят мимо, не обращая внимания. Они спешат, боясь опоздать, толкаясь и беспокойно переглядываясь. В этой толпе людской суеты мы растворяемся друг в друге. Он притягивает меня к себе, и сию же секунду всё вокруг меркнет. Есть только он и я! Только мы двое, и никого больше.
Я разжимаю ладони, и куртка выскальзывает, падает к ногам. Я обнимаю его так сильно, насколько могу! Словно хочу слиться с ним воедино, прирасти всем телом, каждым сантиметром ощущая заветную близость.
– Останься, – шепчет он, пряча лицо в моих волосах.