Страница 6 из 23
Выборы 1945 года лишний раз продемонстрировали наступление новой эпохи, в которой один больше в поле не воин. И то, что случилось с Черчиллем, в свете происходивших метаморфоз очень показательно. Даже потерпев унизительное и оскорбительное поражение, он продолжал оставаться популярным и любимым в народе. В каком бы городе во время избирательной кампании он ни появлялся, его неизменно встречали тысячи восторженных почитателей[3]. Но в том-то и заключалась трансформация, что когда миром стали править обезличенные процессы, все эти экзальтированные и переполненные эмоциями сцены, если и оказывали влияние, то не на народное волеизъявление, а на самообман политиков, желающих оставаться в центре внимания. Британцы искренне приветствовали своего спасителя, и так же искренне шли голосовать против возглавляемой им партии. Не потому, что они были против военного лидерства Черчилля. Просто они не хотели видеть его во главе послевоенного правительства, считая, что лейбористы лучше справятся с решением насущных задач.
Летом 1945 года фиаско потерпела Консервативная партия, но Черчилль считал, что разгром на выборах был его личным Ватерлоо. Он часто персонифицировал события. Только если раньше это помогало ему ощущать собственную значимость и способствовало укреплению душевного здоровья, то теперь подобное замыкание причинно-следственных связей на своей личности лишь усугубляло масштаб трагедии. Он жаловался, что жизнь стала для него менее интересной52. Он не винил народ, но все равно испытывал злобу. И эта желчь не замедлила проявиться в отношениях с близкими. «Не могу этого объяснить, но в нашем несчастье, вместо того чтобы поддерживать друг друга, мы, наоборот, все время ссоримся, – жаловалась Клементина младшей дочери. – Конечно, во всем виновата я, но такая жизнь для меня невыносима. Уинстон настолько несчастен, что с ним невозможно совладать»55.
Был еще один фактор, добавлявший нервозности в и без того беспокойную частную жизнь экс-премьера. После волеизъявления британского народа Черчилль оказался на улице не только в переносном, но и в прямом смысле слова. Его любимый Чартвелл был в годы войны закрыт и не мог принять спасителя нации. Купленный недавно лондонский особняк, расположенный по ныне знаменитому адресу Гайд-парк-гейт, 28, находился до октября на ремонте. Черчиллю и его супруге ничего не оставалось, как, покинув Даунинг-стрит, переехать жить сначала в отель, а затем в квартиру зятя Эдвина Данкена Сэндиса (1908–1987).
Ключ от решения жилищной проблемы Черчилля заключался в дальнейшей судьбе Чартвелла. Учитывая, что возвращение поместью прежнего комфорта требовало после шести лет простоя значительных финансовых вложений, необходимо было определяться, что делать дальше. Вариантов было немного: либо брать на себя в старости значительные финансовые обязательства и ввязываться в затратное обустройство дома с прилегающими территориями, либо продать поместье, стабилизировав тем самым свое положение.
Нерадостные перспективы. Но было ли все так мрачно на самом деле, по крайней мере, с финансовой точки зрения? Сначала за двадцать пять тысяч фунтов Черчилль продал издательству Odhams права на свои предвоенные произведения. Затем получил пять тысяч фунтов от Life за репродукцию в журнале нескольких своих картин. Еще двенадцать с половиной тысяч фунтов политик заработал на публикации очередной серии своих речей. Сам Черчилль оценивал, что для безбедного существования ему необходимо иметь годовой доход в двенадцать тысяч фунтов[4]. Полученные гонорары позволяли чувствовать себя уверенно на протяжении нескольких лет. И тем не менее при всех этих благоприятных обстоятельствах и значительных поступлениях он все-таки решился на продажу любимого Чартвелла.
Это была уже не первая попытка выставить поместье на продажу. Но в отличие от прошлых эпизодов, на этот раз дело было доведено до конца. Правда, спектакль был разыгран исключительно по черчиллевским канонам. Во-первых, владелец получил за сделку внушительную сумму – сорок три тысячи фунтов[5]. Для сравнения, в 1938 году Чартвелл планировалось продать всего за двадцать тысяч фунтов. Во-вторых, даже продав Чартвелл, Черчилль не покинул его. Он получил право пожизненного проживания в бывшем поместье за символическую ренту в триста пятьдесят фунтов в год. А после кончины политика Чартвелл должен был стать его музеем. Столь необычное решение стало возможно благодаря Уильяму Эварту Берри, 1-му виконту Камроузу (1879–1954), который организовал приобретение Чартвелла «Национальным фондом», занимающимся охраной объектов исторического интереса и природной красоты. Сам Камроуз пожертвовал в фонд пятнадцать тысяч фунтов, еще восемьдесят тысяч фунтов дали шестнадцать состоятельных людей, которым была небезразлична судьба экс-премьера[6].
Британский политик не страдал излишней скромностью и полученные от продажи поместья деньги пустил на… расширение своих угодий. Черчилль прикупил три соседних фермерских хозяйства общей площадью почти пятьсот акров, увлекшись новым хобби – животноводством. Сначала он разводил свиней породы ланд-рас и призовых коров джерсейской породы, затем стал специализироваться на разведении коров шортгорнской породы. Также он заселил расположенные на территории три пруда золотыми рыбками, а для защиты их от хищных птиц лично изобрел специальное устройство: сделанную на основе велосипедного колеса плавучую вертушку с установленными на ней маленькими зеркалами. По замыслу изобретателя, ветер приводил колесо в движение, а солнце, попадая на зеркала, вызывало яркие вспышки света, которые должны были отпугивать птиц. Устройство, правда, оказалось не слишком практичным. «К сожалению, на нашем маленьком острове солнце светит довольно редко», – жаловался землевладелец55.
Если с жилищной проблемой все разрешилось более или менее благополучно, то на политическом небосклоне ситуация не внушала оптимизма. После провала Дарданелльской операции в 1915 году, неудач в 1922-м, отставки в 1929-м последнее поражение тори на выборах было уже четвертым фиаско Черчилля. И если раньше он, несмотря на все одолевавшие сомнения и волнения, старался не унывать, веря, что его звезда еще взойдет, то теперь почтенный возраст значительно затемнял светлые перспективы. Некоторые тори полагали, что политику, который начал свою карьеру еще во времена правления королевы Виктории (1819–1901, на троне с 1837 года), пора покинуть Олимп и выйти в отставку. Казалось даже, что старый лев (или бульдог, как кому больше нравится) сам готов был уйти из большой политики. «Вся моя последующая жизнь превратится в одни сплошные каникулы», – делился он со своим окружением56.
Но с Черчиллем всегда было непросто, и те, кто верил таким заявлениям, ошибались. Для личностей такого масштаба подобные реплики, сказанные в приватных беседах и тут же попадающие на страницы дневников, тем самым закрепляясь в истории, не следует воспринимать буквально. Довольно часто они являются результатами сиюминутных размышлений, или пробой на слух одного из сценариев дальнейшего развития событий, или стремлением эпатировать собеседника, или просто желанием понаблюдать за его реакцией, или чем-то еще, ведомым только автору высказывания.
Так и в этом случае. Черчилль не собирался уходить в отставку с поста лидера партии. Он никогда не хотел оставлять сцену. И менее всего он хотел покинуть ее сейчас, оказавшись в положении проигравшего. Возможно, возраст и притупил его слух, но не подавил в нем бойцовские качества. Он готов был вновь засучить рукава и окунуться в горнило политической борьбы. Он верил в реванш. Нужно лишь набраться сил и восстановить душевное равновесие.
Для этого у Черчилля было несколько хорошо зарекомендовавших себя средств. Одно из них: поездка в Европу. «Путешествие за границу, особенно в Европу, всегда было способно отвлечь его внимание», – писал Черчилль о своем отце57. Аналогичные строки справедливы и для нашего героя, привыкшего залечивать, полученные в дождливой и окутанной туманами Англии раны на солнечных пейзажах. Обычно предпочтение отдавалось французской Ривьере, но в 1945 году выбор пал на озеро Комо.
3
Любовь толпы – не всегда контролируемое явление, порой приводящее к эксцессам. Под конец избирательной гонки в Лондоне один из молодых людей бросил в Черчилля петарду. Заряд взорвался, не долетев до премьер-министра. Шокированный произошедшим инцидентом отец нарушителя спокойствия написал политику письмо с извинениями. Черчилль это послание не только прочитал, но и подготовил на него ответ. Его реакция была великодушной. Он считал, что главная опасность угрожала не ему, а несчастному юноше. Если бы петарда достигла своей цели и ранила политика, он бы не смог защитить обидчика от гнева толпы. «В любом случае, все хорошо, что хорошо кончается, – заключил Черчилль. – Я надеюсь, что карьера вашего сына не пострадает и он окажет настоящую помощь старой Англии»51.
4
Для сравнения, зарплата Черчилля как лидера оппозиции составляла всего две тысячи фунтов в год.
5
Составляет примерно 1,7 млн фунтов в эквиваленте 2017 года.
6
На протяжении более чем сорока лет имена этих шестнадцати джентльменов были скрыты от публики. Завесу тайны сорвал в июле 1989 года сын Камроуза лорд Хэртвелл, опубликовав в Sunday Times полный список благодетелей. Сегодня имена спонсоров можно увидеть на мемориальной доске в Чартвелле: филантроп виконт Берстед, банкир лорд Бистер, судовладелец сэр Кэирд, бизнесмен сэр Хьюго-Канлиф-Оуэн, банкир лорд Катто, биржевой маклер лорд Глендин, автопромышленник лорд Кенилворт, бизнесмен лорд Лизерс, судостроитель лорд Литгоу, страховщик сэр Эдвард Маунтен, филантроп виконт Наффилд, банкир сэр Эдвард Пикок, производитель бумаги виконт Портал Лэверсток, кинорежиссер Артур Рэнк, филантроп Джеймс де Ротшильд, инженер сэр Фредерик Стюарт.