Между

Впрочем, так оно и было.

…Но твой отец был еще и мудр. Редкое качество для воителя. Он хорошо понимал, что он станет настоящим королем, только если женится на богине. У них в Эрине это – закон.

– И ты сосватал ему мою мать?

Ирб улыбается:

– Считай, своим появлением на свет ты обязан мне.

Марх кивает:

– Отличная шутка, не считая того, что это правда.

Кромка памяти: Марх

Я мало помню отца. Врезалось в память одно: вечер, закат. Такой же, как сейчас. Кожаные ладьи… курахи, или как там их на языке скоттов? – плывут с запада. Отец возвращается из очередного похода? набега? впрочем, какая разница.

Я стою на берегу. Он выпрыгивает из ладьи, и закат отсвечивает в его рыжей гриве.

Будто его волосы вспыхнули костром.

Он хватает меня, подбрасывает в воздух, снова, снова… Я визжу от радости, он хохочет.

Победитель.

– Ирб, он ведь был выше меня ростом?

– Это важно?

– Нет, но всё же?

– Да, выше. На голову. И ярче волосом.

– С веками бронза темнеет…

Кромка памяти: Ирб

Да, Марх, мы с тобой второй раз стоим над морем. И тот день… мне его не забыть. Всё-таки я тогда поступил правильно. Да, разлучил тебя с отцом. Но дал тебе – вечность. И дал всем нам, нелюдям, – тебя.

Я убедил Рианнон, что твое время уходит, – и скоро станет поздно, если уже не стало. После такого разговора нетрудно было угадать, как она заставит тебя овладеть магией.

Что-нибудь с риском для жизни.

Трюк, древний как мир.

Когда вы втроем пошли к морю, я отправился за вами. Чувствовал: стоит быть рядом.

Море ревело далеко внизу, я уже понял, что сделает твоя мать.

Мейрхион взахлеб рассказывал об очередном походе, ты сиял от счастья, внимая ему с бо́льшим восторгом, чем жрец – откровению от своего бога, а Рианнон… она улыбалась, кивала…

…и все мы пропустили тот миг, когда она столкнула тебя со скал.

Мейрхион оцепенел.

У меня в ушах до сих пор стоит отчаянный мальчишечий крик – сменившийся ржанием.

«Спасся. Превратился. Всё в порядке».

Это была даже не радость. Это было… я не знаю, как назвать. Никогда в жизни я не был счастлив – так.

Я метнулся к обрыву – и увидел внизу, на волнах, вороного жеребенка, упавшего на спину и неловко дрыгающего ногами. Наконец ты смог перевернуться, встать… ну, и начал учиться скоку. Ноги тебя не слушались, и выглядел ты, признаться, донельзя забавно.

И море было тебе – что луг с высокой травой.

– Мой сын..! – прорычал Мейрхион.

– Вон твой сын, – Рианнон кивнула в сторону моря. – Забери его, если сможешь. И вырасти человеком – если заберешь.

– Ты… ты…

Мейрхион в ярости – это зрелище было привычным, но каждый раз – впечатляющим. Как летняя гроза.

– Я всего лишь дала ему то, что его по праву рождения. Он – Марх, Конь. Теперь он стал им.

И вороной жеребенок учился скакать по волнам…

– И после этого они расстались?

– Если ты имеешь в виду разрыв – то нет. Какое-то время Мейрхион гневался, Рианнон не появлялась в Альбе, а потом – всё вернулось. Твой отец смирился, что не ты унаследуешь его земли… но ты же не был старшим изо всех его детей.

– Так странно… слушать о своем отце, как о чужом человеке.

– Манавидан был тебе ближе?

– Да. Он вырастил меня. Если я кого и назову отцом, то именно его. Странно, что он не взял меня с собой, когда женился на матери и пошел править в Прайдене.

– Ничего странного. Кем бы ты пришел с ним? Соперником Придери? Два сына Рианнон вместе – это могло оказаться слишком много. Слишком.

– Меня берегли про запас? – рассмеялся король.

– Именно. Я так и сказал твоей матери: пусть до поры растет в тайне и явится во всей мощи – в свой час и к своей славе.

– Снова ты! Ирб, я думал, что хорошо тебя знаю, – а ты нашпигован секретами, как жаркое приправами. Что еще ты скрываешь от меня?

– Скрываю? – круитни улыбнулся. – Я не скрывал ничего и никогда. Но припомни: много ли за эти века у нас было времени на разговоры о твоем детстве?

– Хм…

Солнце давно село. Становилось сыро, холодно.

Марх присел на валун.

– Война действительно кончилась… Мы с тобой говорим не о настоящем и не о будущем, а о давно прошедшем.

Северянин снова улыбнулся, размотал обернутую вокруг пояса верхнюю часть килта, набросил на плечи.

– Пойдем в замок? – приподнял бровь Марх.

– Как хочешь, – пожал плечами тот. – Можешь еще поспрашивать. Я расскажу.

– Что еще я не знаю из своей жизни?

– Пожалуй, тебе известно всё.

– А об отце?

– Вряд ли тебя интересуют схватки Мейрхиона с вождями островов…

– Ты был его советником?

– Не совсем. Я приходил к нему – иногда. Советовать ему надо было осторожно, исподволь. Он не терпел ничьей воли над собой. Даже Рианнон. А ей это нравилось… Она называла его нахалом, рыжим медведем, «этим дикарем с запада» – и каждый раз это звучало наивысшей похвалой. Ты знаешь, что она предлагала ему бессмертие?

– Откуда? Это ты всё знаешь о них, – хмыкнул Марх.

– Предлагала. Уйти с ней в Аннуин. Или даже стать богом Альбы.

– И он отказался. Понимаю. Кем бы он был в Аннуине? ее любовником и только? Он бы умер от скуки, и никакое бессмертие бы не помогло!

– Да, – кивнул Ирб. – Ему нужно было действовать. И обязательно – самому. Самому первым выскочить из своего кожаного корабля, самому врубиться в строй врагов, самому снести голову их вождю… если бы это сделал кто-то другой, пусть верный друг – он стал бы навеки врагом для Мейрхиона.

– Он погиб в бою?

– Нетрудно догадаться. Как сказали бы барды, к тому времени его волосах серебро сменило медь.

– Человек был, человек во всем… – задумчиво повторил Марх. – Быть может, к лучшему, что мы с ним не узнали друг друга. Тратить жизнь на то, чтобы утвердить себя… пусть это будет поражением, но моим, чем победой, но помощника… мне это кажется глупостью. Мальчишеством.

– Было бы чему удивляться, – пожал плечами Ирб. – Во сколько раз ты старше его? В дюжину? Меньше? Если и меньше, то ненамного.

Неожиданно Марх спросил:

– А ты? Насколько ты старше меня?

– Ну-у… – Ирб присвистнул. – Я родился в горах Шотландии… честно говоря, я и сам не знаю, когда.

Кромка памяти: Ирб

Похоже, сегодня мы решили странствовать по прошлому, Марх? И твое детство оказалось недостаточно далекой древностью?

Ладно, давай обо мне. И то: надо ж тебе хоть после свадьбы узнать, кому ты отдал свою сестру… Шучу, да. Никакое знание родословной не даст нам того, что мы узнали друг о друге за эти века и эти войны.

Расскажу, расскажу. Уже рассказываю.

Моя мать была дочерью вождя, это всё, что я знаю о ней. Отец – он был богом. Богом маленького племени горной Альбы. Я был ребенком, когда на нас напали… с тех пор всё, что есть у меня от родителей, – этот золотой торквес на шее да один замшелый кромлех в горах. Я иногда режу там жертвы, кормлю отца… он никогда не приходит ко мне, да и я не стремлюсь видеться с ним.

Мертвые боги, Марх, это… это больно. Они умирают вместе со своим народом. Представляешь, каково это: умирать – вечно?

Л-ладно. Ты не об этом спрашивал.

Когда на нас напали, я, дитёныш, удрал в лес. Забрел в Аннуин – у нас в Альбе это так же просто, как у вас в Корнуолле. Там есть чудеснейшее место – лес Муррей. Бродя по нему, никогда не знаешь, в каком из миров ты сейчас. Там я встретился с Рианнон. Она тогда была совсем несчастной и оттого невероятно злой: Сархад Коварный лишил ее восточных равнин… ты знаешь эту историю?

– Отчасти знаю, – кивнул Марх. – Этот негодяй жаждал власти и ради нее призвал силу ан-дубно. Она затопила нынешний Ллогр.