Бинти

Я шагнула в коридор.

Так это все и началось. Я отыскала свою каюту. Я отыскала свою группу – еще двенадцать новичков, все люди, все кушиты, всем от пятнадцати до восемнадцати лет. Часом позже я и все остальные отыскали судового техника и упросили его показать нам дыхательные камеры. Я оказалась не единственным новичком Оозма Уни, который мечтал увидеть в действии все эти потрясающие технологии. Воздух был насыщен запахами джунглей и неведомых лесов, о которых я только читала. Все – от пола до потолка – заросло длиннолистыми растениями. Они буйно цвели, и я готова была стоять там часами, вдыхая их мягкий аромат.

Спустя несколько часов мы встретились со старшим группы. Им оказался суровый старый кушит, который оглядел нашу дюжину и, остановившись взглядом на мне, спросил:

– Почему ты вымазана этой глиной? И почему у тебя на щиколотках столько стальных браслетов? Разве тебе не тяжело?

Когда я объяснила ему, что я химба, он холодно сказал:

– Знаю, но ты не ответила на мой вопрос.

Я объяснила ему, что такова наша традиция ухода за кожей, а стальные браслеты на лодыжках предохраняют нас от укусов змей. Он долго рассматривал меня, и все остальные тоже уставились на меня, точно на какую-нибудь удивительную бабочку.

– Ты можешь накладывать свой отжиз, – сказал он наконец, – но не переборщи, а то измажешь корабль. А если эти браслеты и впрямь предохраняют от укусов змеи, то здесь в этом нет нужды.

Я сняла браслеты, оставив по паре на каждой лодыжке – достаточно, чтобы звенеть при ходьбе.

На корабле я оказалась единственной химба среди пяти сотен пассажиров. Мой народ обожает всякие новшества, но нас мало, мы предпочитаем не выделяться и, как я уже говорила, редко покидаем Землю. Мы предпочитаем исследовать внутренний космос, а не внешний. Еще ни один химба не поступал в Оозма Уни. Так что в моей исключительности не было ничего удивительного. Однако от этого мне было не легче.

Корабль был битком набит общительными людьми, которым страсть как нравилось вычислять, исследовать, открывать новое, изобретать, читать, учиться. Эти люди не принадлежали к химба, но они и были моим народом; я все еще оставалась химба, но нас объединяло нечто большее. У меня быстро появились друзья. А спустя две недели полета и близкие друзья.

Оло, Реми, Квуга, Нур, Анаяма, Роден. В моей группе были только Оло и Реми. С остальными я познакомилась в столовой или в аудитории, где профессора, что были на борту корабля, читали лекции. Эти девушки из многоэтажных домов никогда не пересекали пустыню, никогда не наступали на змею, что прячется в сухой траве. Солнце не жгло их лишь потому, что они прятались от него за шторой. И все же эти девушки понимали, что я имею в виду, говоря о «ветвистости».

Мы сидели в моей каюте (потому что, поскольку я почти не взяла с собой вещей, она была самой свободной) и подначивали друг друга смотреть на звезды и описывать их как можно более сложными уравнениями, а потом делить эти уравнения пополам и опять пополам и так до бесконечности. Когда у вас получается математический фрактал достаточной длины, вы можете ускакать с ветки на ветку так далеко, что рискуете заблудиться в математических дебрях. Мы не покорили бы Вселенную, не будь на это способны, но дело это нелегкое. Но мы были лучшие, и состязались друг с другом, пытаясь подобраться ближе к тому, что обычные люди называют «Бог».

И там был Геру. Я ни разу с ним не заговорила, но мы улыбались друг другу с разных концов стола за обедом. Прежде он жил в одном из городов, таких далеких, что я вполне могла счесть их порождением своей фантазии; там шел снег, мужчины скакали верхом на огромных серых птицах, а женщины умели говорить с этими птицами, не раскрывая рта.

А однажды Геру с какими-то своими друзьями стоял за мной в очереди на раздаче еды. Я почувствовала, как кто-то дернул меня за одну из косичек, и резко повернулась, уже готовая рассердиться. Я встретила его взгляд, и он быстро отпустил мои волосы и поднял руки, словно защищаясь.

– Я просто не мог удержаться, – сказал он. Кончики его пальцев окрасились отжизом.

– Не в состоянии держать себя в руках? – огрызнулась я.

– У тебя ровно двадцать одна косичка, – сказал он, – и в каждой по три переплетенных прядки. Это какой-то код?

Я хотела ответить, что это и вправду код и что особым образом заплетенные косички могут рассказать все про мое происхождение и родню, культуру и историю. Что этот код разработал мой отец, а мать и тетушки показали мне, как вплетать его в волосы. Однако при взгляде на Геру сердце мое вдруг забилось так быстро, что все слова куда-то подевались, так что я просто пожала плечами и отвернулась, чтобы принять свою тарелку с супом. Геру был высоким, и я никогда не видела таких белых зубов, как у него. И он был очень хорош в математике, мало кто усматривал код в том, как я заплетаю свои волосы.

Но мне так и не выдалась возможность рассказать ему, что в мои косы вплетена история моего народа. Потому что случилось то, что случилось. И произошло это на восемнадцатый день путешествия. Еще пять дней, и мы должны были прибыть на планету Оозма Уни, самое знаменитое, самое продвинутое учебное заведение во всем Млечном Пути. Я была счастливей, чем когда-либо в жизни, и дальше, чем когда-либо в жизни, от дома и семьи.

Я сидела за столиком, уплетая десерт, молочное желе с кокосовой стружкой, и исподтишка поглядывала на Геру, который смотрел в сторону. Тогда я отложила вилку и взяла в руки эдан. Я рассеянно играла им, наблюдая, как Геру разговаривает с парнем, что сидел рядом со мной. Нежный прохладный десерт таял у меня во рту. Поблизости Оло и Реми пели песню своего города, поскольку они скучали по дому, – песню, которую полагалось петь, повышая и понижая голос, словно ты водяной дух.

Потом кто-то вскрикнул, и грудь Геру взорвалась, обрызгав меня теплой кровью. За его спиной стояла медуза.

В наших обычаях молиться неодушевленным предметам почитается за святотатство, но я все равно молилась. Я молилась металлу, состав которого не сумел определить даже мой отец. Я прижала его к груди. Зажмурила глаза и молилась – я под твоей защитой. Пожалуйста, защити меня. Я под твоей защитой. Пожалуйста, защити меня.

Тело мое содрогалось с такой силой, что я поняла, что это значит – умереть от ужаса. Я затаила дыхание – запах чужаков забил мне нос и рот. Кровь Геру, влажная и густая, окрасила мне лицо. Я молилась загадочному металлу, из которого был сделан мой эдан, потому что это было все, что удерживало меня на этом свете.

Тяжело дыша, я приоткрыла один глаз и тут же его зажмурила. Медузы были меньше чем в футе от меня. Одна двинулась было ко мне, но, не доходя нескольких сантиметров, застыла, ее щупальце потянулось к эдану, и вдруг она обмякла и стекла на пол, щупальце посерело и сдулось, точно увядший лист.

Я слышала, как передвигаются остальные, их полужидкие тела мягко шуршали, когда прозрачный купол раскрывался и опадал, то наполняясь дыхательным газом, то выталкивая его. Ростом они были со взрослого мужчину, но плоть их куполов была тонкой и нежной, как шелк, а длинные щупальца свисали до пола, точно огромная призрачная лапша. Я крепче прижала к себе эдан. Я под твоей защитой. Пожалуйста, защити меня.

Все, кто находился в столовой, были мертвы. По меньшей мере сотня человек. Похоже, все люди на корабле погибли. Медузы ворвались в помещение и свершили свою моодж-ха ки-бира прежде, чем все успели осознать, что происходит. Так это называют кушиты. Нас учили на уроках истории, как убивают медузы. Кушиты вставили это в курс истории, литературы и культуры в нескольких областях Земли. Даже от нашего народа требовали учить это, хотя это была не наша война. Но кушиты хотели, чтобы все помнили о великой битве и великой несправедливости. Они даже включили изучение анатомии медуз и их рудиментарных технологий в курсы математики и естественных наук.