Страница 9 из 20
Этот горький опыт научил его двум вещам — не впускать никого в свое сердце, так как потом может быть больно. И не доверять людям, так как за любыми благими намерениями могут скрываться неблаговидные поступки. Нет, он не подозревал всех и каждого, просто старался держать людей на расстоянии, чтоб у них не было возможности быть частью его жизни. Доверительные отношения возможны лишь в рамках служебных. К сожалению, следовать этому принципу получалось не всегда. Одним из его «провалов» была связь с Нежинской. После этого его недоверие к людям достигло апогея. Он помнил, что он пытался выискивать «второе дно» в интересе к нему Анны Викторовны. Да, «второе дно» было — помимо интереса к нему как к следователю Анна Викторовна испытывала к нему интерес как к мужчине, но ее интерес шел от чистого сердца. Сколько же времени понадобилось ему, чтоб принять это и позволить ей понемногу входить в его жизнь и в его сердце. А потом и полностью завладеть им.
========== Часть 9 ==========
Штольман в ожидании Анны стоял в спальне в одних пижамных штанах. Незадолго до отъезда в Затонск в английском магазине в Петербурге он нашел такую замечательную вещь как пижама. Сама идея ему очень понравилась, ведь когда было холодно, можно было спать во всем комплекте, а когда тепло — в один штанах, а не мучиться в ночной сорочке, а летом… Кроме того, глядя на себя в зеркало, он подумал, что обнаженный по пояс мужчина в пижамных штанах выглядел для жены гораздо привлекательнее, чем в ночной рубашке.
Анна не смогла сдержать любопытства и открыла подарки. В одной коробке была нижняя рубашка и панталоны точно такого же вида как ночная сорочка, которая понравилась Якову. Очаровательно, но как же это носить?
Содержимое второй коробки привело ее в восхищение. Она поняла, какой роскошный подарок она получила. Ночная сорочка была произведением искусства и больше проходила на платье. Лиф с довольно глубоким вырезом был расшит чудесным орнаментом из маленьких жемчужинок и цветов, элементы которых были вышиты по всей ткани. Сорочка была украшена кружевами и лентами даже по подолу, под лифом лента завязывалась на бант, который можно было легко развязать и приспустить рубашку… Анна улыбнулась — бант недолго останется завязанным, она уже знала мужа довольно хорошо, чтоб представить, что за этим последует… От этой мысли она почувствовала томление по ласкам Якова. Она переоделась в сорочку и пеньюар, который отличался от нее лишь тем, что был более закрытым и имел длинные рукава. И распустила волосы. Все, она готова. Она видела, какое печальное и тревожное выражение лица появлялось у Якова, когда она не отвлекала его разговорами о красотах Петербурга и других ничего не значащих вещах, как тяготили его мысли о ситуации, в которой он оказался. Она хотела отвлечь его от этих горьких мыслей хоть ненадолго. И она знала — как.
Яков Платонович увидел жену — в полупрозрачном незастегнутом пеньюаре и такой же полупрозрачной сорочке, под которыми прорисовавался силуэт ее тела и четко очерченная грудь под лифом… Анна была такой такой женственной, такой притягательной, соблазнительной и манящей… Ни одной женщины раньше он не желал так сильно, как Анны. Даже если бы она была в обносках. А в таком облачении она просто лишала его самообладания.
— Анечка, что это на тебе? Ты меня хочешь соблазнить? — попытался пошутить он, стараясь немного прийти в себя.
— Да хочу. Не все же время тебе соблазнять меня, — улыбнулась Анна.
Это фраза только разожгла его страсть. Но Анна, по-видимому, действительно решила его соблазнить и скинула пеньюар. Затем подошла к нему вплотную и прижалась к нему всем телом. Штольман понял, что долго не выдержит.
— Аннушка, родная, что же ты со мной делаешь? — прошептал он. — Я же не смогу быть с тобой нежным как вчера, у меня не хватит на это воли…
Поцелуи Якова обжигали кожу, ласки были настойчивыми и откровенными. Анна чувствовала его желание и чувствовала, как сильно она сама желала своего любимого мужчину. Как хотела принадлежать ему и быть с ним единым целым… И как хотела сделать его счастливым…
========== Часть 10 ==========
— Дмитрий Александрович, я бы никогда не написал Вам, если бы не смерть Екатерины Владимировны. При ней я бы не посмел этого сделать. А она держала все в тайне. Яков — Ваш. Думаю, Вы этого не знали, иначе бы явились сюда еще несколько лет назад.
— Не знал. Я знал, что у Кати родился сын, но был уверен, что его отец — Вы. Как бы плохо Вы о ней не думали, у нас с ней был только один раз, тогда, шесть лет назад… И больше никогда.
— И этого одного раза хватило, чтоб разрушить наш брак.
— Вы ее так и не простили?
— Я бы смог простить измену, ведь она меня никогда не любила. Но простить чужого ребенка — это для меня невозможно. Я бы хотел, чтоб он был моим, но, увы, я к этому никак не причастен. Я бы, возможно, и смирился, если бы он был похож на нее. Но в нем нет ничего от Ридигеров, он — Ваша копия. А видеть каждый день Ливена — это чересчур даже для меня.
— Платон Павлович, я Вас понимаю. Но я ничего не могу поделать. Я не могу забрать незаконного сына, даже от Кати. Отец не потерпит такого скандала. Я могу только принять негласное участие в его воспитании. Наймите для него гувернера, разумеется за мой счет. Потом я определю его в хороший пансион, и Вы его больше никогда не увидите. Но прошу Вас, умоляю, не срываете на нем свою злость. Он-то ни в чем не виноват, и не ему отвечать за грехи родителей.
Анна снова проснулась от того, что ее сердце отчаянно билось и ей было трудно дышать, будто ее ударили в живот. Еще один странный сон… Садясь в кровати, она случайно стянула с мужа одеяло, и он пробурчал:
— Аня, ну ты дашь мне сегодня поспать? Что на этот раз?
Анна старалась не шевелиться, чтоб окончательно не разбудить Якова, но он уже открыл глаза. Анна выглядела совсем неважно. Сон прошел мгновенно. Вот дурак! Ей же плохо, а он думает про сон. Он не знал, что с ней может быть, когда она видит странные сны, но когда она раньше видела духов, ей бывало очень дурно — до обмороков.
— Анечка, на тебе лица нет… Тебе плохо? Больно? — он придвинулся к Анне и обнял ее. — Да тебя же всю трясет!
«Еще бы ее не трясло в такой легкой ночнушке. Зачем вообще шьют такие сорочки, когда человек в них мерзнет?». Он окинул взглядом спальню и, не увидев шали, снял с себя пижамную куртку, набросил на плечи Анны и снова обнял ее. — Успокойся, я с тобой, все хорошо. Тебе опять что-то приснилось?
— Приснилось. Но я не хотела тебя разбудить.
— Это неважно, — он посмотрел на часы, был шестой час утра. — Что мне для тебя сделать? Принести воды? Чего-нибудь еще? Хочешь, чтоб я погладил тебя по спине или по голове? А, может, ты хочешь ванну? Говорят, теплая вода успокаивает…
— Яша, какой же ты у меня хороший, — она провела рукой по его щеке. — Просто не отпускай меня, посиди со мной так. Не беспокойся, ничего страшного. Уже почти все прошло, — действительно от заботы Якова ей стало намного легче. — Я хочу рассказать тебе про сон, пока не забыла. Это очень важно. Но прежде хочу кое-что знать. Твоего отца звали Платон Павлович?
— Да, это так, — Штольман не помнил, чтоб когда-либо называл Анне полное имя отца.
— У тебя был гувернер? В хорошем ли пансионе ты жил?
— Да, гувернер у меня был. Он появился после смерти матушки, немец Иван Карлович. Да, пансион был хорошим и, как я понимаю, довольно дорогим, дети там были из весьма приличных семей. В основном дети дворян, проживавших в провинции, где не было гимназий.
Анна пересказала свой сон, стараясь не упустить ни малейшей детали.
— Видишь, твой отец был не таким уж плохим человеком, он просто не смог простить твою мать. Так бывает. И зная, что ты — не его сын, он хоть и старался не замечать тебя, но не превратил твою жизнь в ад. Он не бил тебя, не унижал, не издевался над тобой. Ты не видел его любви, но ты и не боялся его, не вздрагивал каждый раз при его появлении… Он рассказал Ливену о тебе после смерти твоей матери. И Дмитрий не был таким уж подонком. Да, он не смог или не захотел признать тебя, но он взял на себя обязательства по отношению к тебе. Благодаря ему ты получил блестящее образование, которое дало тебе основу для карьеры. Разве это мало?