Страница 42 из 74
Глава II
ВАЖНОЕ СОБЫТИЕ
о вот пришла долгожданная пора. Комсомольское собрание обсуждало заявление Матросова о принятии в комсомол. Александр волновался: впервые он должен говорить о себе, о жизни своей перед таким большим, многолюдным собранием.
Волнения и тревоги Александра возросли, когда уже был назначен день и час собрания, на котором его будут принимать. Сколько он мечтал об этом часе! А вдруг его не примут? Последнюю ночь он почти не спал, думал:
«Ленинский коммунистический союз молодежи… Ленинский!.. Это значит — быть в первых рядах борцов за счастье людей на земле… И вот вступаю… Но что я скажу им? Как я скажу этим хорошим людям, что я до колонии, вместо того чтобы учиться, бродяжничал и пропадал? Я скажу им всю правду…»
Александр хотел произнести на собрании такую горячую, проникновенную речь, которая открыла бы всю глубину его сердца. Но говорить на собрании оказалось труднее, чем он предполагал.
Он прошел раньше всех, сел в задних рядах и вдруг почувствовал себя тут совсем затерявшимся, незаметным и был удивлен, когда на весь притихший зал прозвучала его фамилия.
— Матросов!..
Его вызвали к столу президиума. Поднимаясь по ступенькам на эстраду, Александр споткнулся, смутился еще больше. Ему предложили рассказать о себе.
— Родился в семье рабочего, в Днепропетровске, — начал Матросов. — Перед призывом на военную службу воспитывался в Уфимской трудовой колонии. А как жил до колонии, — стыдно вспомнить. Как крот в черной норе…
Он опустил глаза, умолк. Воротник, словно тиски, сжимал горло. Нестерпимая тишина торопила его, а он не знал, что еще сказать.
Послышался ободряющий голос Петра Антощенко:
— Смелее говори, Сашко! И мы не графы какие, — все в горе купаны.
— Если б можно было все повернуть назад, я жил бы по-иному, да жаль, — нельзя. Вот и время упустил для учебы, прямо волосы на себе рвал бы, так жаль… Всеми силами стараюсь наверстать упущенное и вижу — это вполне возможно, только сам не ленись. Одно я твердо знаю, что меня, как траву придорожную, затоптали бы в любой зарубежной стране…
Он рукой стер со лба пот.
— Почему вступаешь в комсомол? — спросили его.
Матросов даже удивился такому простому вопросу. Но тут же он понял, как трудно на него ответить: в ответе должен содержаться весь смысл жизни.
— Как почему? — смутился он. — Чтобы стать лучше, чтоб сделаться активным борцом, чтобы…
— Смелей, смелей, товарищ!
— Я так понимаю: комсомол — первый помощник партии. А партия руководит борьбой за коммунизм и счастье всех трудящихся. Пусть партия, комсомол и меня считают надежным бойцом. Верьте совести, не подведу!
— Почему до сих пор не вступал в комсомол?
— Не имел права, — ответил Матросов. — В комсомол нельзя идти с плохими показателями. Комсомолец — передовой, а я отставал. Теперь я немного подтянулся и, верьте совести, буду стараться все делать по-комсомольски.
— А как у тебя идет боевая и политическая подготовка? — спросил комсорг. — И что, по-твоему, сейчас самое главное для советского воина?
Матросов смахнул ладонью пот со лба.
— Самое главное — овладеть воинским мастерством, воевать умело, бесстрашно и победить врага.
Больше вопросов не было.
Первым в прениях выступил Антощенко:
— З мене оратор, як з пробки пуля, а молчать не можу. Я так понимаю: як сирота плаче, нихто не баче. Натерпелся и Матросов, когда бродяжил. Теперь сознание у него есть, и гадаю — боец будет добрый. Предлагаю принять.
Попросил слова Макеев:
— Больно характерец у Матросова колючий. То он языком, как шилом, колет, а тут и говорить не может.
— По существу говори! — крикнул Воронов.
— Он в строю плохо держится. Повороты на ходу…
— Ай-ай, какой ты человек, Макеев! — с места выкрикнул Дарбадаев. — Зануда человек… Слыхали уже про повороты…
Быстро поднялся Воронов.
— Мне разрешите… — И взмахнул кулаком. — Товарищи, я понимаю, дело очень серьезное. В боевые свои ряды принимаем нового товарища. И я думаю о главном: достоин ли Матросов быть в наших рядах? Можно ли на него положиться? Не подведет ли в бою? Не опорочит ли комсомол? Нет, я верю, Матросов не подведет, и готов с ним идти на самое опасное дело. Мне нравится его прямота, честность, искренность. Он тесно связан с коллективом, у него много друзей. Он всегда подтянут, аккуратен. Усиленно учится. Конечно, ему, как и всем нам, надо еще много учиться. Что же, комсомол будет ему хорошей школой. Предлагаю принять.
Матросова приняли в комсомол единогласно.
Вскоре в политотделе ему вручили комсомольский билет. Выйдя из политотдела, он долго с волнением рассматривал маленькую светло-серую книжицу, перечитывал написанное в ней, вдумываясь в каждое слово: «Комсомольский билет № 17251590. Матросов Александр Матвеевич. Год рождения — 1924. Время вступления в ВЛКСМ — ноябрь 1942 г. Наименование организации, выдавшей билет, — политотдел Краснохолмского ВПУ. 30/XI 1942 г.». А вверху на первой странице — ордена: Боевого и Трудового Красного Знамени. Ордена, заслуженные комсомолом в боях и в труде.
И будто ничего особенного не произошло и он, Матросов, оставался прежним, но вместе с тем произошло многое. Он словно повзрослел, стал серьезнее относиться к себе, к людям, к своим обязанностям. Теперь ему еще больше хотелось активно участвовать в большом деле, скорее попасть на фронт.
В середине января училище получило приказ: часть личного состава отправить на фронт. Это была самая напряженная пора в ходе войны: завершалась решающая великая Сталинградская битва, готовилось наступление на всех фронтах.
Матросова не включили в маршевую роту. Он очень огорчился и подал рапорт с просьбой послать и его на фронт.
Начальник училища вызвал Матросова к себе.
Печатая шаг, Александр подошел к начальнику, вытянувшись, стукнул каблуками и вскинул руку:
— Товарищ полковник, курсант Матросов по вашему приказанию прибыл.
Полковник Рябченко хмуро полюбовался его выправкой и строго спросил:
— Ну, в чем дело? Без вас у меня хлопот хватает. На фронт хотите? А чем вы лучше других? Все хотят.
Матросов растерялся было, не ожидая такого вопроса. Конечно, он не лучше других; как же теперь убедить начальника?
— Разрешите доложить… Я так понимаю обстановку, товарищ полковник: Сталинград отбили, на всех фронтах сломили гитлеровцев, теперь только их бить и бить не переставая, чтобы с них перья летели! Нельзя давать им передышки. И на фронте сейчас каждый боец важнее, чем после. Включите меня в маршевую роту, товарищ полковник, прошу вас, очень прошу…
Начальник слушал внимательно, взвешивая слова Матросова. Потом лицо его прояснилось.
Матросов почувствовал себя увереннее.
— Каждый советский человек хочет что-нибудь сделать, чтоб скорее побить врага. Везде, на заводах и в колхозах, люди дни и ночи работают. Верьте совести, я не подведу.
— Добро, Матросов! Я вас понимаю и верю, что меня не подведете и комсомольскую честь не уроните… А меня, думаете, не тянет туда? — спросил полковник. — Старик, думаете? И я бы так фашистов бил, чтоб с них перья летели! — И, скупо улыбнувшись, решил: — Хорошо. Включу вас в маршевую роту. Идите! Желаю боевых успехов.
Через несколько дней маршевые роты курсантов Краснохолмского военного пехотного училища стройно шагали на станцию. Над глубокими и чистыми январскими снегами гремела призывная грозная песня:
В звонких голосах запевал слышался и голос Матросова: