Страница 346 из 358
— Хватит вам ссориться, мне жарко от одних звуков вашей ругани, даже пот побежал быстрее.
Тем временем Вэй Усянь и Цзян Чэн уже обменялись тумаком и пинком, при этом бранясь друг на друга:
— А ну проваливай!
— Сам проваливай!
— Нет уж, нет уж, лучше ты проваливай!
— Ну что ты, только после тебя!
Остальные адепты дружно выразили недовольство:
— Хотите драться, так деритесь снаружи!
— Выкатывайтесь оба, ну пожалуйста, умоляю!
Вэй Усянь:
— Слышал? Все хотят, чтобы ты проваливал. Ах ты… Отпусти мою ногу! Ты сейчас её сломаешь, дружище!
На лбу Цзян Чэна вздулись вены.
— Да это же тебе сказали выметаться… Сначала руку мою отпусти!
Вдруг снаружи на веранде послышался шелест платья по деревянному полу, и дерущиеся мигом отпрянули друг от друга. В тот же миг приподнялась бамбуковая занавеска, и внутрь заглянула Цзян Яньли.
— Ой, так вот где вы все спрятались!
Юноши тут же заголосили «Шицзе!», «Здравствуй, шицзе». Некоторые, самые застенчивые, не выдержали смущения и, прикрывая грудь руками, спрятались подальше в углу зала.
Цзян Яньли спросила:
— Что же вы сегодня не тренируетесь? Ленитесь?
Вэй Усянь жалостливо запричитал:
— Сегодня такое пекло, на поле для тренировок ужасно жарко, после такого фехтования с меня слой кожи слезет. Шицзе, только не выдавай нас.
Цзян Яньли внимательно оглядела его и Цзян Чэна и спросила:
— Вы двое опять подрались?
Вэй Усянь:
— Неа!
Цзян Яньли вошла в зал и внесла большой поднос.
— И кто же тогда оставил отпечаток ноги на груди А-Чэна?
Вэй Усянь, едва услышав, что оставил улики, торопливо бросил взгляд на Цзян Чэна и убедился в этом сам. Но никому уже не было дела до того, подрались они с Цзян Чэном или нет, — Цзян Яньли внесла на подносе порезанный арбуз, так что юноши подлетели к ней, будто пчёлы на мёд, за пару секунд всё расхватали и теперь сидели на полу, с аппетитом поедая угощение. Очень скоро арбузные корки образовали на подносе небольшую гору.
Вэй Усянь и Цзян Чэн, чем бы ни занимались, непременно затевали соревнование. И поедание арбуза не стало исключением — не жалея живота своего, они нещадно дрались за каждый кусочек, так что остальным пришлось отбежать подальше, освободив пространство для их «битвы». Вэй Усянь вначале жевал довольно усердно, а потом вдруг ни с того ни с сего прыснул со смеху.
Цзян Чэн насторожился:
— Что ты опять замыслил?
Вэй Усянь взял ещё кусок арбуза.
— Нет! Не подумай, ничего такого я не замышлял. Просто вспомнил кое о ком.
— О ком?
— О Лань Чжане.
— Чего это ты о нём вдруг вспомнил? Скучаешь по тому, как тебя наказывали переписыванием книг?
Вэй Усянь выплюнул косточки и ответил:
— Соскучился по времени, которое провёл, потешаясь над ним. Ты не представляешь, какой он забавный. Я как-то сказал ему, что их блюда такие отвратные, что я лучше съем жареную арбузную корку, чем то, что подают в их ордене. И пригласил его в Пристань Лотоса…
Не успел он договорить, как Цзян Чэн едва не выбил арбуз у него из рук.
— Ты с ума сошёл, звать его в Пристань Лотоса? Сам себе ищешь проблем на голову?
— Чего ты всполошился! У меня чуть арбуз из рук не вылетел! Я просто так сказал. Конечно, он не приедет. Ты вообще когда-нибудь слышал, чтобы он выходил куда-то веселиться в одиночку?
Цзян Чэн совершенно серьёзно сказал:
— Давай договоримся. Я против, чтобы он приезжал. Не надо разбрасываться приглашениями.
— Что-то я не замечал раньше, что ты его не выносишь.
— Я ничего против Лань Ванцзи не имею, но что если он правда приедет, и моя матушка увидит, как ведут себя отпрыски других кланов? Тогда и тебе несдобровать.
— Ничего страшного, я не боюсь. Если он и правда приедет, скажи дяде Цзяну, чтобы его положили спать со мной. Обещаю, меньше чем через месяц я сведу его с ума.
Цзян Чэн презрительно фыркнул:
— Ты ещё и хочешь спать с ним целый месяц? Мне кажется, не пройдёт и недели, как он тебя мечом продырявит.
Вэй Усянь не воспринял его слова всерьёз:
— Боялся я его! Если мы и правда подерёмся, ещё неизвестно, сможет ли он побить меня.
Остальные хором поддержали, и даже Цзян Чэн, упрекая Вэй Усяня в наглости, в душе понимал, что тот говорит правду, а не просто бахвалится. Цзян Яньли села между ними и спросила:
— Про кого это вы говорите? Про вашего друга из Гусу?
Вэй Усянь радостно ответил:
— Ага!
Цзян Чэн:
— И как у тебя хватает наглости назвать его «другом»? Иди спроси у Лань Ванцзи, захочет ли он дружить с таким, как ты.
Вэй Усянь:
— А ну катись. Если не захочет, я так к нему пристану, что мы ещё посмотрим, что он скажет. — Он повернулся к Цзян Яньли. — Шицзе, ты слышала о Лань Ванцзи?
Цзян Яньли ответила:
— Слышала, это ведь тот самый второй молодой господин Лань, которого все называют красивым и талантливым? Он правда настолько красив?
Вэй Усянь:
— Очень красив!
Цзян Яньли:
— Красивее тебя?
Вэй Усянь задумался, прежде чем сказать:
— Может быть, немного красивее, чем я. Совсем немного.
Он изобразил двумя пальцами маленькое-маленькое расстояние. Цзян Яньли поднялась, взяла поднос и лучезарно улыбнулась.
— Значит он и правда красавец. Новые друзья — это хорошо, в будущем вы можете иногда ходить друг к другу в гости и веселиться вместе.
Цзян Чэн, услышав, подавился арбузом, а Вэй Усянь помахал рукой:
— Ну уж нет, у них в ордене отвратно кормят, а правил сколько! Я туда не поеду.
Цзян Яньли:
— Но ведь ты можешь пригласить его сюда? В этот раз была прекрасная возможность, почему же ты не взял своего друга в Пристань Лотоса погостить немного?
Цзян Чэн:
— Сестра, не слушай его болтовню. В Гусу он так всем надоел, разве Лань Ванцзи согласился бы поехать с ним?
Вэй Усянь:
— Ерунда! Он бы согласился.
Цзян Чэн:
— Да очнись ты, Лань Ванцзи крикнул тебе убираться, ты разве не слышал? Или забыл уже?
Вэй Усянь:
— Что бы ты понимал! Да, он сказал мне убираться, но я-то знаю, что в душе он наверняка хотел отправиться со мной в Юньмэн. Очень хотел.
Цзян Чэн:
— Я каждый день задаюсь только одним вопросом: ну откуда в тебе столько самоуверенности?
Вэй Усянь:
— Хватит уже думать об этом. Столько лет не можешь найти ответ на один и тот же вопрос, на твоём месте я бы давно сдался.
Цзян Чэн покачал головой и уже собирался бросить в Вэй Усяня кожурой от арбуза, как вдруг послышался грозный стук шагов, который приблизился с молниеносной скоростью, а следом раздался женский голос, от которого юношей пробрало холодом:
— А я всё думала, куда они попрятались! Так и знала…
Юноши моментально переменились в лице и повыскакивали из зала, как раз вовремя, чтобы увидеть на другом конце длинной веранды повернувшую из-за угла Госпожу Юй. Подол её пурпурного платья красиво развевался по полу, однако от женщины исходила угрожающая аура, а глаза горели поистине пугающей злостью. При виде молодых парней, чьи оголённые плечи и ноги являли собой грубое нарушение правил приличия и верх вульгарности, лицо Госпожи Юй от гнева исказилось, прекрасные тонкие брови поднялись так высоко, что, казалось, вот-вот взлетят птицами.
Юноши поняли — дело плохо. Душа ушла в пятки, они сорвались с места и дали дёру. Увидев это, Госпожа Юй наконец пришла в себя и разразилась гневным криком:
— Цзян Чэн! Немедленно оденься! На кого ты, чёрт побери, похож! Голый как дикарь! А если тебя кто-то увидит, что мне делать с таким позором?
Одежда Цзян Чэна была повязана у него на поясе. Услышав ругань матери, он впопыхах надел всё разом как попало. Госпожа Юй тем временем продолжала браниться:
— А вы? Разве не видите, что здесь А-Ли? Кучка мелких негодников, разделись перед девушкой, совсем стыд потеряли? Кто вас надоумил?
Конечно, даже думать не приходилось, чтобы понять, чья это была идея. Поэтому следующей фразой Госпожи Юй по обыкновению прозвучало: