Страница 19 из 54
Лицо у Лерки чумазое, все в черной пыли. Под пылью видны вчерашние царапины от травы, подзажившие, кое-где покрытые коростами, а на некоторых короста отвалилась и на загоревшей измазанной коже тонюсенькие ярко белые черточки. На фоне синего неба, глаза выглядят уже не синими, а светло серыми. Большие у нее глаза, красивые. Хорошо, что Сказочник не втравил и ее в «благодарные обещания». Когда доберемся до людей, надо будет помочь ей обустроится и отойти в сторону. За этим Сказочником чую, тот еще хвост неприятностей тянется и практически наверняка это ударит по мне, когда буду ему помогать. А значит, если она будет рядом то и ей рикошетом прилетит. Так что нафиг. Глаза у нее конечно обалденные, да и сама…
— Ты чего молчишь? Не проснулся еще? Я же вижу что глаза открыл. — продолжала тормошить меня моя спутница, склонившись на до мной.
Млин. И куда я ее пристрою? Делон мне четко обрисовал, какие вакансии бывают в стабах для девушек, а она еще и красивая.
— Эй! Чего молчишь? С тобой все в порядке?
— Ты чего эй-каешь? Как меня зовут забыла?
— Фу, это не имя, а кличка какая-то, к тому же противная, у тебя нормальное имя есть?
— Я же тебе объяснял, как тут обстоит дело с именами. Меня вот Вараном назвали, значит им теперь и буду. Тебе тоже, кстати, новое имя нужно.
— Мне мое имя нравится, а тебя можно как-то по другому назвать?
— Давай об этом потом поговорим, — решил сменить я тему. — Как рука, болит?
— Совсем не болит, даже странно, — Лера осторожно потрогала рукав куртки под которым скрывалась повязка. Шевелить ей практически не могу, но не болит. Совсем. Такого даже при обезболивающих не бывает. И из пальцев только мизинец и безымянный шевелятся, остальные, как будто не мои.
— Безымянный это хорошо, замуж будешь выходить, пригодится.
— Дурак! — Сказала Лера и покраснела так, что стало заметно даже под слоем грязи.
— Тогда завтракаем и выдвигаемся. В дороге поговорим. Согласна?
— А у нас воды совсем-совсем не осталось?
— Вон там, — я кивнул на полторашки, лежащие у погасшего кострища.
— Ой, так она же кончилась, я же помню.
— Тут родник есть недалеко, — соврал я.
— Где? Мне умыться, надо, я грязная и выгляжу ужасно.
Угу, подумал я. Где родник? Соврешь один раз и будешь вынужден врать до бесконечности, покрывая предыдущую ложь следующей. Вот же гад, подумал я о вчерашнем спасителе, не зря тебя Сказочником прозвали, теперь я из-за тебя похоже постоянно буду вынужден сам сказки рассказывать.
— Нельзя туда идти, к нему зараженные на водопой ходят. Следов вокруг много.
— Так значит здесь опасно. А мы тут спали. Давай в другом месте поедим, а сейчас пойдем отсюда быстрее.
— Поедим сейчас, а потом двинемся.
Нам везло. Уже третий час пути, и за все время ни одного зараженного. Впрочем дело не в везении. Вокруг сплошная степь с пожелтевшей травой, и ни людей ни зверей. Даже сусликов не видно. Зараженным тут просто нечего жрать, вот и не лезут сюда.
Ориентиров не было, так что шли в направлении которое мне указал Сказочник. Впрочем, его пояснения были довольно внятными. «До ближайшего стаба чуть больше ста пятидесяти километров, километров через сорок дойдете до заброшенной деревушки, там и заночуете. До самого стаба идти самим скорее всего не придется, там куча мелких отрядов рейдеров вокруг рыщет, наверняка на кого-то наткнетесь, скажете что свежаки вас проводят до места. Опасностей на вашем пути не вижу».
Опасностей он не видит, пророк сказочный. Я бы вот его предсказание о безопасном пути с удовольствием променял бы на калаш, но, как говорится, бери что дают.
Я сомневался, что мы пройдем сорок километров за сегодня. Если посмотреть с точки зрения математики: скорость пешехода — 5 километров в час, 8 часов и мы на месте. Вот только жизнь не математика. В жизни все намного сложнее. Лошадь с всадником за день способна пройти 50 километров. Можно конечно заставить ее пройти и семьдесят, вот только специалисты говорят что она после такого сдохнет. Люди конечно могут пройти побольше лошади, но это люди которые занимаются спортом, и причем не шахматами. Я же спорт лет десять как забросил, к тому же за спиной у меня совсем не легкий рюкзак. Лерка может и была в прошлой жизни спортсменкой, но с ее рукой сорокакилометровые забеги на время строго противопоказаны. Что ж, будем идти сколько сможем.
В деревню мы зашли когда уже смеркалось, даже у меня ноги просто отваливались, Лерка уже часа два шла лишь смотря вод ноги и молчала. Даже если я ее о чем-то спрашивал, отвечала лишь после того, как я два или три раза повторял свой вопрос. Мы с удовольствием устроились бы на ночевку в чистом поле, но проблемой опять была вода. По дороге не встретилось даже ни одной лужи. В деревне вода должна была быть. Поэтому и шли, из последних сил.
Взяв девушку за плечо, и заставив взглянуть на меня, я показал ей знаками, что нужно остаться тут, пока я проверю это заброшенное поселение. Лера опустилась на пожухлую траву и свернулась в позе эмбриона. Девушка вымоталась окончательно и ее больше ничего не интересовало. Я бы и сам свалился бы и уснул и плевать уже на пересохший рот, вот только этот мир быстро учит тому, во сколько может обойтись такая расслабленность.
Это место не тянуло даже на название поселок, какая уж там деревня. Одиннадцать полуразвалившихся домов, окна в половине из них заколочены. Похоже, люди оставили это место задолго до переноса в Улей. Так оно в принципе и лучше. Зараженные мне совсем не нужны.
Колодец я нашел у второго дома. Почерневший от времени сруб закрытый полусгнившей крышкой из досок. Ведро валявшееся рядом было ржавым и без дна. Откинув в сторону крышку я заглянул внутрь. До воды было метра два, и к счастью, тиной из колодца не пахло, хоть вода и была покрыта сверху слоем мусора.
Урчание за спиной заставило меня резко повернуться. Бегуны, трое, из-за покосившегося, почти упавшего забора выползал третий. Двигался он рывками, подтягивая себя одной рукой. Вместо второй руки торчала обглоданная плечевая кость, да и с ногами у него что-то не то, раз ползет. Видимо эти трое им обедали, пока я их не отвлек, разбрасывая крышки от колодцев.
Трое худых, явно изголодавшихся бегунов рванули ко мне, я же прыгнул за колодец, отгораживаясь им от противников. Трое это много, слишком много, даже таких тощих как эти.
Схватил доску, из которой был сделан забор, что был сразу за колодцем. Доска рассыпалась в труху. Гнилье. И тут увидел это. Видимо забор начал разваливаться еще в те времена, когда у дома был хозяин, и тот подпер забор, воткнув в землю прут стальной арматуры.
Вырвав из земли эту железяку, с которой каскадом посыпались хлопья ржавчины, я без изысков обрушил ее со всей дури на голову уже подбежавшего первого бегуна. Арматурина практически разрубила череп твари, остановившись в районе верхней челюсти. Я рванул арматурину на себя, но застрявшая в черепушке бегуна ржавая железка завалила на меня уже мертвое тело моего противника. В обнимку с ним я и рухнул на землю. В лодыжку впились зубы второй твари бежавшей сразу следом за первой, а вторая в это время с довольным урчанием огибала колодец с другой стороны.
До ножа, висевшего на поясе в пластиковых ножнах, дотянуться не получилось. Его придавливало навалившееся на меня тело. Все что успел сделать, это выставив одну руку вперед, схватить третьего бегуна за горло, пока он не вцепился мне в лицо. Второй рукой согнутой в локте пришлось это самое лицо прикрывать от рук твари, грязные лапы которой начали царапать рукав.
И что теперь? Буду душить его, а второй в это время будет меня жрать?
Башка бегуна навалившегося на меня со стороны головы резко дернулась, лапы перестали скрести по рукаву, и его тело завалилось в сторону. Надо мной стояла Лерка, с расширившимися глазами и обломком грязного кирпича в здоровой руке. Спасибо родная, похоже, ты мне жизнь спасла. Резким рывком я сбросил тело первого бегуна с себя, выдернул нож и вогнал его грызущей мою ногу твари между затылком и шеей, чуть ниже спорового нароста. Услышал испуганный вскрик девушки и резко вскочил на ноги, зашипев сквозь зубы от боли в прокушенной ноге.