Последний рубеж

Так или иначе, но ни одно из этих безрадостных предположений не объясняло, почему муж вдруг решил держать ее на расстоянии. Джоанна права, они расстались в хороших отношениях. Так что же встало между ними? Если она ничем не оскорбила супруга, почему же он откладывает их воссоединение?

Кроме того, Беренгарии было одиноко: Джоанна еще не вернулась, прислав весточку, что на некоторое время задержится в аббатстве Фонтевро. Беренгария не обижалась, что золовка проведет некоторое время с матерью, но очень скучала по Джоанне, ведь в последние три года они виделись ежедневно. В начале июня к ней неожиданно нагрянул брат Санчо. Он разорял земли мятежников Жоффруа де Рансона и графа Ангулемского и сейчас направлялся на север, чтобы вместе с Ричардом осадить замок Лош. Беренгария пришла в восторг. Санчо привез долгожданные новости из дома, рассказы о ее сестрах Констанце и Бланке и весточку от младшего брата Фернандо, который написал, что при дворе императора с ним обращаются хорошо.

Но даже нежданный визит Санчо оказался палкой о двух концах. По его мнению, сестра давно должна была быть в Англии с мужем, и хоть и старался не подавать вида, был сбит с толку тем, что она еще не виделась с Ричардом. Беренгария была достаточно унижена тем, что свита знала о ее положении, но то, что теперь о нем узнала семья, ужасало намного сильнее. Однако худшее ждало впереди. Санчо отвечал уклончиво всякий раз, как только речь заходила про отца, и в конце концов признался, что Санчо-старший болен. Отец всегда отличался хорошим здоровьем, но ему исполнилось шестьдесят два – возраст, когда мужчины становятся подвержены всевозможным опасным хворям. Когда брат отправился в Лош, Беренгария передала с ним письмо для Ричарда, такое же скупое и лаконичное, как и любое из писем мужа, а затем проводила бесконечные часы, молясь о выздоровлении отца и стараясь не думать об отсутствующем супруге.

Зная, как наверняка несчастна теперь Беренгария, Джоанна чувствовала себя немного виноватой, что так надолго задержалась в Фонтевро. Но когда Алиенора получила письмо от внучки, графини Першской, Джоанна снова отложила отъезд, поскольку очень хотела увидеться с Рихенцей. Молодая женщина совсем не походила на свою мать, старшую сестру Джоанны, так как она уродилась чернявой, в отца, но обладала не меньшей красотой и обаянием, чем мать, и они с Джоанной сразу друг другу понравились. Рихенца, как и ее братья Вильгельм и Отто, выросла при английском королевском дворе. С Алиенорой и Ричардом ее соединяла тесная дружеская связь, что стало теперь для Рихенцы причиной большой печали.

Она сконфуженно объясняла Алиеноре и Джоанне, что у ее супруга просто не оставалось выбора. Не подчинившись призыву французского короля, он мог потерять все свои земли во Франции. Будь воля Рихенцы, она бы на это пошла, поскольку любила дядю, но так же сильно она любила и мужа, и юного сына. Так или иначе, решение принимала не она, а Жофре. Теперь, когда Ричард вернулся, Жофре опасался за свое будущее, и потому, когда Рихенца предложила навестить свою бабушку, охотно с ней согласился. Муж надеялся, что Рихенца сумеет объяснить своей анжуйской родне почему он бросил английского короля, однако без особого оптимизма, поскольку слышал одну из строф песни, сочиненной Ричардом в немецком плену, весьма популярной среди трубадуров и труверов:

Мои друзья, которых я любил и все еще люблю,

Властители из Перша и Кайе,

Я отвергаю недоказанные слухи —

Я вас не предавал!

Навечно запятнает вас

Позора недостойного печать,

Коль руку вы поднимете на пленника,

Сокрытого во тьме.

Рихенца старалась изо всех сил – подчеркивала вынужденность поступка Жофре и его родство с Филиппом, благодаря которому неповиновение французскому королю становилось еще труднее. Алиенора встретила ее достаточно ласково, дав понять, что не винит Рихенцу в измене Жофре. Однако бабушка не говорила о нем, и Рихенца не решалась попросить Алиенору замолвить за мужа словечко перед Ричардом. Рихенца обожала Алиенору, но знала, что бабушка далеко не так отходчива, какой была ее мать.

На второй день своего визита, прогуливаясь в саду аббатства возле покоев Алиеноры, она решила рискнуть и довериться тете.

– Мужчине так трудно служить сразу двум сюзеренам, – со вздохом сказала она. Джоанна согласилась, и это воодушевило Рихенцу продолжить: – Как думаешь, тетя Джоанна, простит ли дядя Ричард Жофре и меня?

– Тебя он простит, Рихенца. – Увидев, что племянница огорчилась, Джоанна обняла ее и увлекла к скамье. – Ты должна это понять, Рихенца. Ричард не в настроении прощать. Покинув Верней, он отобрал замок Бомон-ле-Роже у графа Меланского, который, подобно Жофре, переметнулся к Филиппу. Потом отправился в Тур, где жители без колебаний распахнули ворота перед французским монархом. Брат лишил владений каноников из Сен-Мартена, поскольку их приорат близок к Капетингам так, как Фонтевро к нашей семье, а с жителей города потребовал две тысячи марок за возвращение королевской милости. Так что, как видишь, сейчас он более склонен наказывать, чем прощать.

Рихенца оценила честность тети, поскольку всегда предпочитала смотреть трудностям в лицо. Но она не собиралась легко сдаваться, по крайней мере, пока не услышит плохую весть от самого Ричарда. Он находился на расстоянии всего пятидесяти миль, осаждал Лош. Рихенца поедет к нему туда и постарается объяснить, почему Жофре присоединился к королю Франции. Однако таких подвигов от нее не потребовалось – когда они с Джоанной ужинали с аббатисой Матильдой в ее гостевом зале, в аббатстве поднялся переполох из-за неожиданного визита английского короля.

Держась в сторонке, Рихенца наблюдала, как радостно приветствуют Ричарда его мать, сестра и приоресса Ализа Бретонская. Последняя выказывала такое восхищение, что пожилая аббатиса бросила на нее хмурый взгляд. Ализа явно нисколько не раскаивалась в своей несдержанности, и потому Рихенце тут же понравилась эта юная монашка, ее ровесница, с виду лет двадцати двух. Свиту Ричарда отправили обедать с монахами в аббатство Сен-Жан де л’Аби – уникальность устройства обители в Фонтевро состояла в том, что тамошняя аббатиса распоряжалась как женщинами, так и мужчинами. Для Ричарда же, Андре, Моргана, Гийена и мастера Фулька Матильда поспешно приказала приготовить места за ее столом. Только тогда Ричард, оглянувшись, заметил племянницу.

Рихенца затаила дыхание, пока он не улыбнулся, а когда король раскинул руки, с благодарностью нырнула к нему в объятия.

– Мне так жаль, дядя…

– Тебе не за что извиняться, девочка, – он наклонился, поцеловал ее в щеку и продолжил: – Но твоему мужу – есть.

– Знаю, – согласилась она, приободренная его деловым тоном. – Жофре казалось, что у него нет выбора, дядя. Он потерял бы свои земли в Перше, если бы бросил вызов французскому королю.

– А так он лишился земель в Англии. Я приказал конфисковать его поместья в Уилтшире и Бедфордшире в пользу короны. – Ричард взял племянницу за подбородок и приподнял ее голову. – Но земель из твоего приданого это не касается – они по-прежнему твои.

Рихенца просияла от облегчения. Если случится худшее и Жофре потеряет Перш в этой проклятой войне, ее сыну все равно останется внушительное наследство. Ричард весьма щедро обеспечил ее, устраивая этот брак.

– Чему ты так удивляешься, Рихенца? В конце концов ты моя любимая племянница.

– На этот титул не так уж много претенденток, дядюшка Ричард.

Они рассмеялись, поскольку это была их дежурная шутка: Ричард не был знаком с дочерями своей сестры Леоноры в Кастилии, а его невестка Констанция приложила все усилия, чтобы настроить Энору против всех Анжуйцев. Королю хотелось рассказать племяннице, что он планирует рано или поздно вернуть земли Жофре. Но она могла передать это мужу, намекая на будущее прощение, а Ричард твердо решил, чтобы Жофре провел несколько бессонных ночей из-за королевской опалы. Жофре нравился Ричарду, и он не собирался осложнять жизнь мужу своей племянницы, но за пошатнувшуюся преданность нужно платить.