(Не) люби меня

— Ты уверена, что твое сердце говорит именно это? — спросил он и положил ладонь мне на грудь — чуть повыше корсажа.

— Не трогайте меня! Сегодня я не обязана отвечать на вашу страсть, — воспротивилась я.

— Так не отвечай, — сказал он и улыбнулся углом рта.

— Наш договор…

— Наш договор не запрещает, чтобы я прикасался к тебе.

Я не успела опомниться, как он высвободил из корсажа мои груди и принялся ласкать их, уже прерывисто дыша и потираясь о меня отвердевшим членом. Я оказалась притиснутой спиной к стене, а король покрывал поцелуями мои шею и плечи.

Его страсть захлестнула и меня, но я старалась удержаться на грани человеческого разума, не превращаясь в животное. Прислонившись затылком к холодным камням, я закрыла глаза, стараясь думать о чем угодно, но только не о мужчине, который сейчас, в эту минуту, так властно потребовал моего тела.

— Помнишь, когда я увидел тебя с мужем во время маскарада? — горячо зашептал король мне на ухо. — Вы прятались в темноте, и он ласкал тебя. Тогда ты не противилась. Диана…

— Я и теперь не сопротивляюсь, — ответила я холодно, хотя мне стоило огромных трудов, чтобы голос не дрогнул.

— Неужели, я для тебя хуже, чем он? — последовал новый вопрос. — Это ведь не так, ответь.

— Зачем вы спрашиваете? — я открыла глаза.

— Хочу знать.

Взгляд его был безумным, и я подумала, что для него и в самом деле страсть ко мне — настоящее проклятье. Гибельная сила, от которой не следует ждать ничего хорошего.

— Нет, он не лучше вас, — сказала я. — Но с ним, хотя бы, я была по доброй воле, без принуждения.

— Второе — неважно, — сказал он и припал к моим губам в бешеном поцелуе.

Я не стала сопротивляться, и не только потому, что не справилась бы с ним, даже если бы сражалась насмерть. Он знал, как распалить женщину. И я в который раз удивилась, как могли быть нежны его руки. Эти руки умели играть на лютне и умели ласкать женщину так, что это было слаще, чем музыка. Да, в его объятиях я ощущала себя, как в клетке, но где еще птица будет чувствовать себя безопасно?

На воле ее поджидает гибель и от хищника, и от голода, и от холода и непогоды, а в клетке…

Он целовал меня, и я теряла способность рассуждать, как свободное существо. Вот уже и задумалась, что лучше жить в тюрьме, а не на воле. Мысли мои полетели вразброс, и я застонала от отчаяния и злости, что проигрываю. Проигрывало не только мое тело, но и моя душа. Но надо ли женщине выигрывать эту войну?.. Не будет ли победа в ней моим проигрышем?._

— Ни о чем не думай, — услышала я прерывистый шепот короля, — я люблю тебя, и так будет всегда. Это не пройдет, а если пройдет — только с моей смертью.

— Кто же в такие минуты говорит о смерти? — спросила я и не узнала своего голоса — он звучал хрипло, с бархатистыми низкими нотками.

— Вот это уже моя Диана, — король набросился на меня с поцелуями, и я не могла не ответить ему, обняв за шею и лаская его плечи, подстрекая завоевывать меня дальше.

Он схватил меня за талию, одновременно приподнимая подол моего платья. Я почувствовала горячую мозолистую ладонь на обнаженной коже, повыше чулка, а потом он подхватил меня под колено, заставляя раскрыться ему навстречу.

Я нашарила на стене металлическое кольцо, в которое полагалось вставлять факел, и вцепилась в него, держась другой рукой за плечо короля, а он уже упирался членом, раздвинув разрез на моем белье.

— Ты же хочешь меня, Диана?

Закусив губу, я старалась не смотреть на него. Гордость и желание боролись в моей душе. Он чувствовал, что я хочу его, достаточно было прикоснуться, чтобы удостовериться, что я пылаю так же, как и он. Только ему было мало, он желал, чтобы я сама признала свое поражение. Я признаю?.. А разве уже — не признала?..

— Не мучай меня, Дезире, — произнесла я сквозь зубы.

В то же мгновение, он ворвался в меня с приглушенным рыком. Я вскрикнула, вцепившись в кольцо до боли в пальцах, и обняла короля ногами за поясницу, а он словно сошел с ума. Он брал меня так, словно у него полгода не было женщины, а я и в самом деле позабыла обо всем, подчиняясь его страсти. Я стонала всякий раз. когда он мощно подавал бедрами мне навстречу, но это были не стоны боли или отчаяния. И каждый мой стон словно прибавлял любовных сил королю.

— Еще, Диана!.. — молил он, нападая на меня снова и снова. — Еще раз… назови по имени!..

И я повторяла его имя на южный манер: Дезире… Дезире…

И понимала, что стала такой же безумной, как он, такой же преступницей, такой же воровкой чужого счастья… Только это не имело никакого значения… Не сейчас, не здесь…

Я первая потеряла ощущение реальности, уткнувшись лицом в плечо королю. Рука моя соскользнула с металлического кольца, и я блаженно повисла на мужчине, держащем меня у стены на весу. Потом было еще несколько яростных толчков, которые я почувствовала как во сне, и король тяжело застонал, приникнув ко мне так тесно, что я задохнулась. Тело его содрогалось, а сам он шептал мое имя, целуя меня в грудь.

Когда он поставил меня на ноги, я едва не упала, но он поддержал меня, убирая с моего лица, выбившиеся из прически пряди. Я стояла, закрыв глаза, все еще переживая волшебное чувство плотского удовлетворения. Нет, плотского единения.

Потому что то, что происходило между нами, я не могла назвать таким низменным простым словом. Пусть мой разум был против этой связи, но тело и душа желали ее. И с каждым разом это было все сильнее. Я вспомнила строки из трактата о любви — с каждой любовной схваткой женщина все больше прикипает к мужчине, он же все больше охладевает.

Это было несправедливо и больно, и после ошеломляющего счастья мне захотелось заплакать. Я закусила губу, отворачиваясь, но король взял меня за подбородок, заставляя посмотреть в глаза.

— Значит, ненависть и расчет, Диана?

Я даже не поняла, о чем он спрашивает. Но в это время он поцеловал меня в щеку, и я назло ему вытерла лицо ладонью. Мне хотелось разозлить его, чтобы он почувствовал разочарование, обиду, как я только что. Но король почему-то засмеялся, а потом взял меня за руку, поднимая к свету. Мои ладонь и пальцы были перепачканы сажей.

— Ты похожа на трубочиста, — сказал он. — Но так ты еще милее. И ты не обманешь меня. Тебе приятны мои поцелуи. И все остальное тоже приятно.

— Это всего лишь расчет, — повторила я упрямо.

— Тебе надо умыться, моя расчетливая леди, — он повел меня в спальню, обнимая за талию, потому что я сама шла достаточно нетвердо.

У самого порога он задержался — вспомнил, что надо привести в порядок свою одежду. Прислонившись плечом к косяку, я смотрела, как он затягивает поясной ремень, и мне хотелось захихикать, как девчонке, которая подглядывает за купающимися мальчишками.

— Разве это достойно вашего величества? — спросила я.

— Разве в любви может быть что-то недостойное? — ответил он вопросом на вопрос.

Мне не хотелось не то что спорить, но даже говорить, поэтому я лишь повела бровями, а он толкнул двери.

Ланвен сидела у окна, делая вид, что занята вышиванием, но судя по ее пылающим щекам, для нее не было секретом, чем мы с королем только что были заняты в коридоре. Но я была слишком усталой, чтобы испытывать стыд или хотя бы смущение. Король сам полил мне воды из кувшина, и я смыла следы сажи с руки и лица. Ланвен поклонилась и вышла, оставив нас наедине. Взяв полотенце, король вытер мне лицо, а потом уложил в постель, сев на край кровати.

— Завтра я опять должен уехать, — сказал он, лаская мою руку — поглаживая пальцы, выписывая пальцем какие-то знаки на моей ладони. — Взял бы тебя с собой, но поездка будет не из легких. Я усилю твою охрану, и прошу тебя проявлять благоразумие.

— Зачем? — спросила я необдуманно. — Разве мне что-то угрожает?

— Ничего, — сказал он, целуя меня в ладонь. — Но ты удивишься, сколько найдется тех, кто захочет поразить короля в самое сердце.

Глава 27. Смерть у порога

Король уехал, а через три дня пришло письмо от архиепископа Ланвара — он подтверждал развод между мною и Жозефом.