Страница 11 из 74
При появлении мужа, Тегвин радостно встрепенулась, а Дреймонд, воспользовавшись тем, что она отвернулась, стащил ее коня.
— Поставь фигуру на место, — велел Дидье, проходя в комнату и сбрасывая сапоги. — И привыкай честно вести игру.
Служанка тут же принесла ему мягкие домашние туфли и помогла надеть. встав перед его величеством на колени.
Дреймонд. скривившись, вернул коня на клетку, но Тегвин проворно перемешала фигуры:
— Я сдаюсь, дорогой. Я все равно бы проиграла.
Дреймонд, которому недавно исполнилось восемнадцать, поспешил с ней согласиться. Такое поведение сына — наследного принца, покоробило Дидье и не прибавило спокойствия.
Усевшись в кресло у камина, он подпер подбородок кулаком и мрачно смотрел в огонь, не замечая, что жена поднесла ему бокал с разбавленным вином, подогретым со специями и дольками апельсина.
— Вы чем-то огорчены, милорд? — спросила Тегвин.
— Отец просто устал, — заявил Дреймонд, закладывая руки за голову и вытягивая ноги. — В вашем возрасте уже нельзя столько танцевать.
Упоминание о возрасте разозлило еще больше. Дидье впервые подумал, что леди Диана — ровесница его сына.
— Мне не так много лет, чтобы я устал после одного-единственного танца, — сказал он резко.
— Но это был бурный танец, — сказал сын, улыбаясь углом рта.
— Дреймонд, — мягко одернула его мать.
— Ты что-то хочешь сказать? — Дидье повернулся к сыну, поглядев в упор.
Юнец поднялся из кресла, одергивая богато украшенный вышивкой камзол. На сегодняшнем маскараде принц был в образе единорога — сейчас маска лежала в углу, поблескивая позолоченным рогом. Принц Дреймонд был не слишком похож на отца — больше на мать. Светловолосый, среднего роста, достаточно крепкий, чтобы считать себя справным рыцарем, но вряд ли он сможет сражаться в полном вооружении от рассвета до заката, а потом еще ехать сутки в седле.
— Что-то сказать? — сын сделал вид, словно припоминая. — Даже не знаю, что вам ответить, отец. Хотя… Нет ничего. Само собой разумеется — ничего. Доброго вечера, — он поклонился королю. — Доброго вечера, матушка, — он поцеловал мать в щеку. — Спокойной вам ночи, дорогие родители.
Когда дверь за принцем закрылась, королева устало всплеснула руками:
— Он обижен на вас.
— Он всегда на кого-то обижен, — ответил Дидье. — Не стоит придавать этому большого значения.
— Дреймонд просил вас пригласить на первый танец леди Элизабет Сатис, — тихо напомнила королева. — Он уже пообещал ей…
— Я поступил так, как посчитал нужным, — ответил Дидье угрюмо. — А нашему сыну пора запомнить, что он — будущий король, и не следует опрометчиво раздавать обещания женщинам, к которым залез в постель.
— Да, конечно, — поспешила согласиться королева. — Вы не голодны? Вы ничего не ели на празднике. Я прикажу, чтобы принесли ужин сюда?
— Нет, не хочу.
— Тогда, может быть, ванну?
— Нет, — он ответил резче, чем следовало, и жена тут же опустила голову.
Дидье смотрел на ее бледное лицо — такое домашнее, неяркое, привычное.
Несомненно, его жена — достойная женщина. Они вместе уже столько лет, и ни разу она не дала повода для недовольства. Благородная, тихая, скромная, добрая — такой и должна быть женщина. За всю их семейную жизнь она ни разу не показалась ему голой, и даже в постель надевала длинную рубашку, а перед выполнением супружеского долга гасила все свечи.
Король смотрел на свою жену, а перед мысленным взором стояло совсем другое лицо — смуглое, с алыми губами и блестящими, как ежевика после дождя, глазами.
— Что-то случилось? — спросила королева, и так как король не ответил, повторила вопрос.
— Ничего не случилось. Что за глупости? — Дидье вскочил из кресла и раздраженно заходил по комнате.
Леди Тегвин проследила за ним взглядом, а потом достала рукоделие и занялась кружевной тесьмой. Только руки ее дрожали так, что иголка постоянно падала на колени.
— Вы неспокойны, — сказала женщина кротко. — Почему бы вам не облегчить душу?
— На исповеди? — фыркнул король.
— Как вам будет угодно. Можно на исповеди, но легче рассказать близкому человеку, что вас гнетет. Вы вернулись из поездки сам не свой…
Король остановился и долго молчал, перекатываясь с пятки на носок, а потом спросил:
— Как получилось, что я — добившийся абсолютной власти, живу здесь, словно в клетке? Почему радости мира проходят мимо меня? Почему я должен следовать правилам, установленным неизвестно кем и непонятно для чего?
— Вы государь, — размеренно ответила леди Тегвин, — ваша первая обязанность — хранить страну от хаоса. А значит, вы должны показывать пример всем и во всём. В том числе и в следовании законам и правилам.
— Какой пример?! — вспылил Дидье. — Как стать несчастным?
От его голоса леди Тегвин побледнела и уронила шитье. Иголка скатилась с колен и упала в пушистый ворс ковра, а женщина даже не осмеливалась наклониться, чтобы ее отыскать.
— Простите меня, — сказал Дидье, остывая. — Я не должен был на вас кричать.
Королева подобрала юбку и опустилась на колени, отыскивая оброненную иглу.
Дидье наблюдал, как она осторожно обшаривала ковер. все ниже наклоняя светловолосую голову. Он почувствовал угрызения совести и повторил:
— Вы простили меня? Отвечайте.
Леди Тегвин слабо улыбнулась, найдя пропажу. Вернувшись в кресло, она с преувеличенным старанием разгладила приметанные кружева, вдела нитку в иглу и сказала:
— Вот проклятье и свершилось, мой дорогой муж.
— Какое проклятье? — проворчал он.
Она посмотрела ему в глаза:
— Вы полюбили.
— О чем вы? — спросил Дидье сердито, а сердце опалил предательский огонек. Он и ждал, и боялся того, что сейчас услышит.
— Все дело в леди Верей, верно? — королева улыбнулась, но губы ее задрожали. — Она красива, я видела ее. Но… мне искренне ее жаль. Бедная девочка… не знаю, сможет ли она выдержать вашу любовь…
— Вы несете бред, — Дидье сбросил туфли, натянул сапоги и вышел из спальни жены, хлопнув дверью.
Он почти бегом преодолел два этажа, кипя от ярости. Навстречу ему попалась одна из служанок королевы — белокурая девица с ярко-голубыми, словно нарисованными эмалью, глазами. Она несла сложенные простыни и поклонилась, увидев короля.
— Ты! — окликнул он ее. — Подойди.
Служанка приблизилась, и он взял ее за подбородок, погладив большим пальцем пухлые губы.
— Милорд?.. — прошептала она, и глаза заблестели.
Ясно, как майский день, что она не была бы против, вздумай он задрать ей подол в коридоре, как Верей. Но все это было не то, и Дидье убрал руку и мотнул головой, приказывая девице уйти.
Его спальня находилась в северном крыле, и слуги, зная, что король не любит суеты перед сном, уже удалились, оставив воду для умывания, вино и фрукты, и свежее белье. Постель была разостлана, и край одеяла услужливо откинут — во всем чувствуются забота, тепло и спокойствие. Но спокойствия не было и в помине.
Он скинул камзол и швырнул его, не глядя. Потом потянул вязки на рукавах рубашки и порвал их, потому что не хватило терпения развязывать затянувшиеся узелки. Стащив рубашку, Дидье скомкал ее и замер, глядя на себя в зеркало.
Ему исполнилось тридцать шесть. Двадцать из них он был лордом, четырнадцать — королем. Леди Верей едва ли родилась, когда ему пришлось встать во главе войска, чтобы отстоять свои земли от соседей, только и мечтавших, как отхватить кусок пожирней.
Дверь приоткрылась, и в спальню без стука вошла женщина — не слишком молодая, но красивая и статная, в платье замужней леди, но с распущенными, как у девушки, рыжеватыми волосами. Она держала подсвечник с двумя свечами и не поклонилась королю.
— Доброго вечера, сир, — сказала она. — Вот, принесла вам свечи, и хотела спросить — не понадобится ли еще что-нибудь.
— Ты точно не понадобишься, — ответил он, бросая рубашку вслед за камзолом. — Свечи можешь унести, я хочу спать.
— Судя по тому, что рассказала Иветта, то, что вы хотите — вовсе не сон, — промурлыкала она, оставляя подсвечник на столе. — Вы намерены спать в одиночестве? Я могла бы… — и она встряхнула волосами, томно глядя на короля.