Страница 27 из 42
Вопрос заставил её чётко очерченные брови возмущённо сдвинуться к переносице. На мой вкус, такое выражение придавало любому банальному лицу куда как больше очарования. Но явно не в этом случае. Жизель отчего-то стала походить какую-то старуху‑каргу. И даже повела себя так же некрасиво. Сплюнула на пол тонким плевком и швырнула в меня пять медных монет.
— Передай Арнео, что большего бревна я в жизни своей не видывала! Так что пусть забирает свои деньги. Не такова плата, чтоб так время терять!
— Время вообще ценная штука, — промямлил я, но меня уже никто не слушал. Жизель ушла.
Сидеть одному за столом было скучно. Я занялся тем, что начал складывать поднятые с пола монетки одну на другую, но где-то через час мне это окончательно надоело. Ещё час я грустно доедал, всё, что осталось в тарелках. Ко мне даже пришло подозрение, что Эветта с Арнео решили насмеяться надо мной и ушли куда тайком из таверны. Но вот бард вышел в зал. Он был в одних брюках и выглядел очень довольным, пока не увидел мою искренне обрадовавшуюся ему рожу.
— А ты чего здесь? Где Жизель?
— Она ушла. Странная такая. Ни с того, ни с сего сказала, что где-то увидела огромное бревно и попросила отдать тебе монеты, потому что не хочет терять время.
— Ох! — выдохнул Арнео и с прискорбием ударил себя ладонью по лбу.
— Я так понимаю, что вы её наняли?
— Конечно, нанял! Такую мастерицу из себя строила. А как дела коснулась, так и бегом в кусты. Дурында-девка!
— Какие кусты? — не припомнил я ничего такого у входа в таверну, но, решив не зацикливать на этом своё внимание, дружески сказал. — Я не удивился тому, что она отказалась. Очень правильно. Где ей с огромным бревном совладать? Тут опытный плотник нужен. Но, если дело в отсутствии достойной платы, то я могу помочь любое дерево обработать.
— Ох! — снова выдохнул Арнео и, округляя глаза, растерянно провёл ладонью по своей смешной козлиной бородке. Красноречивый бард впал в ступор. Он просто не знал, что ещё ответить! Я же принял его молчание за застенчивость и, руководствуясь наставлениями сборника по хорошим манерам, начал другую тему. Тем более, что она была актуальна как никогда.
— А где Эветта? Нам с ней пора домой.
— Арьнен. Мальчик мой, — Арнео положил было свою руку мне на плечо, но я тут же отодвинулся. — Мне очень жаль. Действительно жаль, что компания Жизель не сделала для тебя этот вечер особенным, но не лишай удовольствия других. Я уже свыкся с потерей своих монет, так что бери их и вот тебе ещё даже. Только возвращайся домой один… Хочешь, сладостей по дороге купи.
— Я не могу. Мастер Гастон запретил приходить без Эветты.
— И именно моё предвидение спасёт тебя от его гнева.
— Как это?
— Все соседи на вашей улице видели, как вдовушке Лизетт принесли корзину цветов. Так что будь я проклят, если ныне ночью ты застанешь Гастона Лекруа где-то окромя её постели!
— Не особо понимаю связь.
— Просто запомни тактический ход. Я ведь творец историй, а потому могу представить, что подобное однажды тебе пригодится. Это тяжело, конечно, но я могу!… Хм. Нет. Или да? Нет, наверное, всё же могу. Так что слушай. Когда добиваешься расположения скромной, но прелестной супруги али дочери какого грозного самодура и собственника, то озаботься тем, чтобы он занялся ревностью к любовнице столь сильно, чтобы был готов караулить её добродетель у входной двери даже часами проливных ночей напролёт. Только тогда он не заметит всех бесчинств, что творятся у него под самым носом.
— Каких бесчинств?
— Не заставляй меня думать, что свои секреты я раскрываю зря! Просто возвращайся домой, Арьнен!
Он сказал это приказным тоном. И интонация разрушила мою прежнюю тонкую симпатию к нему. Мне были обидны его слова. Обидно равнодушие Эветты. События задели моё нутро настолько, что я не стал настаивать на том, чтобы увидеть её, а, безрассудно оставив монеты лежать на столе, ушёл, не прощаясь. Мною владела тяжёлая отрешённость. Я шёл, словно не видел ничего перед глазами. И по дороге остановился лишь единожды. Это у дома вдовы я услышал, как оттуда доносится довольный смех мастера Гастона. Его веселье заставило меня мысленно повторить про себя совет Арнео, хотя никакого прока я в нём не видел. Но, кто знал, вдруг однажды мне бы открылся его смысл?
— …Они так и тянутся к юным девицам, потому что нет ничего для них милее дурного дела погубить невинность! Их распирает злость, когда они видят, что существуют ещё чистые цветы. И обманом, и лестью, и коварством сеют они в сердцах любовь, чтобы после кровожадно вырвать её. Устроить свой кровавый пир. Потешаться, обращая ранее живую душу в камень! Или здесь кто-то считает, что я не права? Не так это?! А, гость? Что скажешь?
Мне очень хотелось согласиться. Громче первого весеннего грома воскликнуть: «Да!». Но ещё большим кощунством показалось озвучить цинизм прожитых дней в присутствии молодых, чьи надежды окрыляют мысли радужными мечтами. И, оглядывая лица дочерей Аннет, внимательно смотрящих на меня, я вдруг…
— А где Катрин?
— Только что здесь была, — осматриваясь по сторонам, ответила на мой вопрос Мишель. Самой младшей из сестёр на кухне уже не оказалось. — Наверное, наелась, а слушать нас ей скучно. Вот и ушла играть.
— Дети не играют так тихо.
— Так хорошо знакомы с повадками этих дьяволят? Наверное, с любыми детьми прекрасно ладите? — начала было с улыбкой интересоваться Аннет, но, увидев, что серьёзность так и не исчезла с моего лица, кашлянула и встала. — Пойду, проверю.
Не знаю почему, но мною овладело беспокойство из-за Катрин. Я видел эту девочку, столь не похожую внешне на своих сестёр, лишь мельком. Стеснительная по природе, она разговаривала только с семьёй. Ни разу не обратилась ко мне. Но липкое предчувствие чего-то нехорошего не дало мне и дальше поддерживать беседу. Я прислушивался к шагам Аннет на втором этаже, к звуку её голоса, непрерывно зовущего дочь. Предчувствие не обмануло. Ответа не прозвучало. И вскоре, быстро спускаясь по лестнице, женщина, затеребив руками передник, испуганно возвестила:
— Её нигде нет!
— Может она затаилась? Мам, она же любит играть в прятки, — робко предположила Мишель, но мастер Гастон, стукнув кулаком по столу, сурово спросил:
— Ставни везде закрыты?
— Везде. На верхние крючки, как и положено, — начиная всхлипывать, сказала Герда. — Я, перед тем как на ужин всех собирать, проверила!
— Тогда посмотрим на дверь.
Вывод напрашивался сам собой. Мастер Гастон верно размыслил. Если и дверь окажется закрыта, то деться маленькой голубоглазой шкоднице было просто-напросто некуда.
Всё семейство вместе со мной вышло в холл, некогда служивший лавкой. Аннет осторожно положила ладонь на ручку и мягко нажала вниз. Язычок замка послушно ушёл внутрь. Дверь открылась. Её проём обнажил мрак. Набежавшие тучи заволокли обе луны и звёзды, а ближайшие факелы горели одинокими жалкими пятнами.
— Катрин! — жалобно и тоненько позвала перепуганная Аннет, не делая ни единого шага вперёд. — Милая моя!
— Блеешь, как овца! — отругал дочь мастер Гастон и, беря ближайший светильник, решительно вышел за порог, чтоб сурово выкрикнуть во весь голос. — Катрин! Где ты там шляешься, несносная девчонка?! Живо сюда, если не хочешь, чтоб твоя спина отведала моего ремня!
— Бегу дедушка! — послышался колокольчиковый звон детского голоска. — Я почти достала!
— Кого ты там достала?! Живо сюда!
— Масика! Мы с Натой наказали его и привязали к ветке дерева. А потом я про него забыла!
— Кто такой Масик? — полюбопытствовал я, и бледная Мишель ответила:
— Медвежонок. Я ей его связала на праздник начала лета…
Не один я услышал мерзкий шорох крыльев. Они скользнули по воздуху в непосредственной близи от нас, осеняя смертью. Аннет ойкнула, и ноги её подкосились. Глаза Герды словно превратились в стекло. Пальцы мастера Гастона сжали дужку лампы ещё крепче, и он истошно закричал: