Страница 10 из 13
Внизу меня действительно ждал ряд включённых под сводом водонепроницаемых тусклых фонарей, а также и первая видеокамера. Труба действительно была под наблюдением. Рация сюда не пробивала. Так что я просто махнул в камеру рукой и, согнувшись, вошёл в трубу.
Глава 5. Стаб муров.
5. Стаб муров.
Есть такой дар иммунным от Улья - ментат. Такие люди всегда ценятся сообществами выживших. Ни один стаб не сможет достаточно долго просуществовать, если в нём не поселится ментат. Это своего рода ФСБ: все мысли, прошлое, всё, что есть в голове других иммунных, доступно такому человеку. Некоторые могут читать их даже издалека; кто послабее из ментатов, должен видеть испытуемого. А самые сильные могут не только читать, но и закрывать часть информации в головах своих целей. Сильнейшие же могут видеть и даже снимать такие блоки. Естественно, против заражённых ментаты были бесполезны и чаще всего погибали в первые же часы после переноса. В отличие от людей, имеющих какие-нибудь боевые, а лучше спасательные дары. Но уж если они попадали к группе выживших, их холили и лелеяли, всячески помогая усиливать их дар. Ведь они защищали стаб от предателей и злоумышленников, проверяли данные от прибывших на дезинформацию, находили преступников. Они делали ментальный снимок каждого, теперь уже никто и никогда не мог выдать себя за другого. Почти все сильнейшие в той или иной степени были посвящены в такой проект, как "Институт". Другие присоединялись к "Детям Стикса" - килдингам. Первые демонстрировали научный подход. Вторые религиозный. "Институт" изучал Стикс. Выявлял закономерности, собирал знания. Но вот конкретно увидеть кого-нибудь из институтских или килдингов не удавалось почти никому из простых иммунных. Имеются в виду те иммунные, что смогли добраться до стаба и прижиться там хотя бы на некоторое время. А не те, что перед смертью успели лишь помотаться по окрестностям своего кластера и сдохнуть от спорового голодания или попав под перезагрузку. Погибнуть от зубов заражённых или пуль и ножей Муров. Эти, "свежаки", не то что про Институт, про сам Стикс ничего не знали.
Сами же, посвящённые в проект или культ, свою связь с ним не афишировали. Слишком много было для этого причин. И самое главное - собственное выживание.
Ведь многие в Стиксе обожествляли его; Стикс - это святое, изучать его научными методами - святотатство. А безбожникам одно наказание - принесение их в жертву, ибо такая жертва наиболее угодна Стиксу и он будет благосклонен за это к своим адептам. Отведёт орду или подарит верный выстрел. Мало ли как может благословить Стикс.
Другие искали тайн Улья. И могли пытками заставить их выдать. Но только это никогда не давало результата. Никто не был посвящён во всё, только в своё направление. На многих стояли мощнейшие блоки. Да и присоединялись к институту или килдингам лишь лучшие из лучших, которые, порой с лёгкостью, могли одолеть своих недоброжелателей.
Мося был спокоен, ментатов в стабе не было. И прочитать его никто не мог. Вот уж и узкий перешеек между водохранилищем и мёртвым кластером. Водохранилище прилетало раз в месяц, порой переполненное. Тогда волна цунами перехлёстывала насыпь, по которой он сейчас ехал, и уходила в чёрный лес. Оттуда потом вытекали потоки жижи, похожей на мазут. Скапливаясь вдоль насыпи, они высыхали, и их поверхность растрескивалась, образуя гигантские теккелевые поля.
В черноте перезагрузок не было. Это был абсолютно чёрный и мёртвый мир. Высасывающий энергию из всего, что в него попадало, и превращавшего всё в уголь. Хрупкие угольные папоротники, сосны и трава, всё там стояло не шелохнувшись. Но стоило к ним прикоснуться, они осыпались на землю прахом. Такая же судьба ждала и любого несчастного, кто имел неосторожность сюда зайти. Заражённые избегали чёрных кластеров. Из иммунных энергия уходила довольно быстро. Новичок вырубался за пару минут. Бывалый мог, непрерывно двигаясь, продержаться от получаса до часа. Вся электроника в черноте выгорала мгновенно. Моторы глохли.
Когда "буханка" миновала опасный перешеек, показалось высохшее поле с проплешинами розовых и белых островков луговых растений. За ним уже стаб муров.
Муравейник - так был прозван этот кластер. Много кого тут раньше пожило, пока его не подмяли под себя внешники, зачистив от прежних обитателей.
И вот ограда из положенных друг на друга, в разбежку, легковых автомобилей в пять рядов. В некоторых верхних кабинах оборудованы огневые точки. Их можно было определить по белым и зелёным мешкам с песком, выделявшихся на общем ржавом фоне железной стены. Поверху шли спирали ленты Майера. Всё это было нужно скорей не для обороны, а для того, чтобы затруднить пленникам побег с "фермы".
Мосю разглядели в оптику ещё на подходе. Охранник влез в кабину служившего воротами фургона-рефрижератора. Из выхлопной трубы вылетел густой дизельный выхлоп, и здоровая махина отъехала. Освободилось место для проезда "буханки". За воротами уже нетерпеливо переминалась с ноги на ногу группа встречающих. Ублюдки готовились к ритуалу встречи, когда "скотину" "объезжают". Новичков сразу вышвыривали из машины и избивали ногами до полусмерти. Правда, женщинам "везло", но они были не рады своему везению, и их крики также доносились из беснующейся толпы. Этот раз не был исключением.
Суровый детина с брутальной мордой распахнул заднюю дверь машины.
- О! Мося! А где все то!
При этом деловито наматывал на кулак волосы медсестры. В следующую секунду женщина вылетела из салона под ноги бандитам.
- Только мясо? Наши чё? Задержались, подъедут?
Покряхтывая, проговорил здоровяк, сжал в жменю одежду на груди у лупатого, белобрысого парня и, приподняв его, швырнул ещё дальше первой жертвы. Парнишка улетел далеко, чем вызвал радостный рёв толпы. Мужичок - работяга предусмотрительно начал выходить сам, но заслужил такой пинок, что пройти с ускорением ему пришлось метра с три.
- Чё? Крепкий?
Сказал кто- то из толпы. И точный удар в челюсть свалил мужика на землю.
Посмотрев на не пришедшего в себя солдата, залитого кровью, Детина смачно сплюнул, прямо на него. И обратил свой взор на брюнетку в кабине.
- Какую Белоснежку ты себе заныкал, Мося! Придётся поделиться. Наверное, по дороге останавливался уже с ней.
Мося осёк не в меру раскомандовавшегося Жбана.
- Ээ! Отвали.
Жбан и сам отвалил. Его руки ожгла необычная твёрдость и холодность, как будто за манекен ухватился.
- Эт, чё с ней?
- Таблеток наших пережрала, вон, вишь, окостенела. Надо к знахарю её.
Жбан обошёл машину и, открыв пассажирскую дверь, взял девушку на руки.
- Я сам отнесу.
Сказал Мося. И Жбан отдал тело ему.
- На, а то я всё веселье пропущу.
Жбану в кабине на глаза попался кусок резинового шланга. Со свистом покручивая шлангом в воздухе, он направился к измывающейся над свежаками толпе.
Мося потащил Алёну к жилищу Квопы, местной знахарки. За спиной начали раздаваться хлёсткие удары и истошные визги жертв. Квопа стояла, облокотившись на косяк в дверях своего заведения и щурилась на солнышко, отчего Мосе казалось, что она улыбается. Может, она и улыбалась на самом деле, ведь садисткой она была редкостной. Недаром внешники направили её в эту дыру.
- Глянь-ка на эту. Десять таблеток наших проглотила. Да и дар её определи. А то мне показалось, что она нимфа.
Квопа засмеялась.
- Ага, те щас все девки нимфами казаться будут. Ко мне лучше б зашёл перед рейдом.
- Ээ нет, спасибо, зашёл тут один к тебе поиграться, еле живой ушёл потом. Вон с пленниками играй в свои игры.
Мося бросил каменное тело на операционный стол.
- Так что с ней?
- Ну, от таблеток дней десять в айс фризе будет. А потом гореть начнёт, тогда её в лёд надо кинуть будет и водой отпаивать. А так сгорит до черноты или у внешников размораживающий спрей попросить.