Точка

На шее у Стеф расставлял ножки непонятный символ-тату, тянулся под блузку. До одури вдруг захотелось оттянуть и посмотреть.

— Так что там с этим Греганом? — спросил Искин, складывая руки между колен, пряча их подальше от чужой шеи.

Мимо поплыли дома, указатели, редкие каштаны в узких кадках-обручах. Омнибус отражался в зеркальных стеклах. Взмыла над крышей прозрачная арка транспортной развязки.

— С кем? С Греганом? — переспросила Стеф. — Греган, вообще, козел.

— Я понимаю, — кивнул Искин. — Ты просто рассказывала историю…

— А-а, да, простите, — девушка повернулась к нему. — Этот Греган через три дня явился к нам в общежитие и сказал, что все девчонки, которые снимаются на улице, должны отстегивать ему семьдесят процентов заработка. Представляете? И это еще потому, что он добрый парень. А ребята из коммуны тоже, оказывается, работают на него.

Старая история, подумал Искин.

Таких историй — тьма и тьма, они были в прошлом, они будут в будущем, они невозможны, только если отдать на откуп людей юнитам. И то, насколько он знал, со смертью Кинбауэра о постоянном контроле можно было даже не заикаться.

Интересно, не поэтому ли Кинбауэр…

— Вы слушаете?

— Да-да, — кивнул Искин.

— Точно? — недоверчиво посмотрела Стеф. — У вас глаза невнимательные.

— Я просто вспомнил кое-что.

— А еще Греган объявил, что его самого и его друзей мы будем обслуживать бесплатно. Представляете?

— Представляю. Почему нет? Представляю.

— Ну, вот…

Омнибус плавно затормозил. Скрипнули двери. Искин посмотрел на табло над местом водителя. Кассантелль-штросс.

В салон зашли двое мальчишек лет четырнадцати, купили билеты, забрались на сиденье впереди. За ними поднялся плотный мужчина в кожаных шортах и сетчатой майке. На выбритом черепе у мужчины темнела стянутая кожей стальная пластинка. Искин подумал, что, видимо, в Мировую войну он поймал пулю или даже осколок артиллерийского снаряда. Удивительно, что выжил.

Мужчина сел за мальчишками. То ли отец одного из них, то ли все-таки посторонний человек, не понятно.

Дверь закрылась.

Искин обнаружил, что размышляет над тем, почему его вдруг стали занимать совершенно посторонние вещи, вроде возможных родственных связей у не знакомых ему людей. Определенно, это было связано с историей Стеф. Ему не хотелось в ней участвовать. Вернее, он уже чувствовал, во что может вылиться его участие.

Баля подключить в наказание?

Омнибус покатил дальше. Водитель объявил следующую остановку. Кронпринц-Палас. Через одну выходить.

— Ну, вот, — продолжила Стеф, понизит голос, — Кэти в тот же вечер Греган забрал с собой. Вы бы ее видели утром… Вы слушаете?

— Да, — сказал Искин, — очень внимательно.

— Ее там накачали чем-то, есть такие таблетки… ну, когда кажется, что можешь пропустить через себя хоть тысячу человек.

— Энергетик.

Стеф сморщила нос.

— Нет, «прыгунок» или «солнышко».

— Секстази.

— Во-во. Она сказала, что там чуть ли не двадцать человек было. Парни чуть постарше ее. Какой-то старый клуб. Греган кинул Кэти им, как кусок свежего мяса собакам. Только под секстази тебе пофиг, кто ты.

— Знаешь, — сказал Искин, — я не думал, что девчонке из деревни рядом с Кинцерлеерном знакомы такие вещи.

— Вы, наверное, давно не были в Фольдланде.

— Не думаю, что там что-то кардинально поменялось с тех времен. Тем более, как ты знаешь, Фольдланд считается закрытой страной. Вряд ли меня туда пустят.

— Там сейчас все по другому.

Искин усмехнулся.

— Фольдланд уже не Фольдланд? Шмиц-Эрхаузен закрыт? Штаатсполицай занимаются переводом детей через улицу?

— Этого я не знаю, — сказала Стеф, — но секстази, только голубенькие, нам давали еще в школе. Чтобы гормоны вырабатывались.

— Вот как? А уколы юнитами? Точно не было?

— Я же уже говорила!

Искин на мгновение прижал к глазам ладонь.

— Я, наверное, жил в другом Фольдланде.

— Я не знаю, в каком Фольдланде вы жили, — заявила Стеф, — но я сбежала оттуда, потому что там было плохо. Там всех перевели на пайки и карточки, а в школе сказали, что скоро всех девочек, прошедших тесты, заберут в репродуц-хаусы, и они выйти оттуда уже не смогут, будут рожать и рожать по ускоренной программе.

Искин слушал, приоткрыв рот.

— Серьезно?

— Нет, я шучу! — Стеф обиженно отвернулась.

— Извини.

Он притронулся рукой к ее волосам на макушке. Желтая, как одуванчик, прядка проскользнула между пальцев.

— Да ладно.

Девчонка прогнулась назад, и ее затылок уперся Искину в ладонь.

— Нравится? — чуть повернула голову она, чтобы видеть его лицо.

— Н-нет, — Искин отдернул руку.

— Почему вы все такие вруны? — спросила Стеф, пододвигаясь и прижимаясь к нему спиной. — Нас учили, что это нормально.

— Что нормально?

Искин не знал, как реагировать. Он зашарил глазами по салону, по затылкам впереди сидящих пассажиров. За окнами текла Пфальц-штросс, игольчатые купола собора Либкнехт-Морау желтели впереди. Пальцы Стеф легко сжимали Искину коленку. В боку, в груди, везде, где его касалась недавняя пациентка, становилось тепло.

Соблазнение в омнибусе, подумалось ему. Избитый сюжет. Кто кого соблазняет только? И не глупо ли будет пересесть?

— Старики любят молоденьких, — сказала Стеф, и ее пальцы поднялись по ноге чуть выше. — Мы изучали это на уроках. Так им кажется, что они все еще молоды. Lebensgefühl. Острое ощущение жизни.

— Я не старик, — сказал Искин, чувствуя томительное шевеление внизу живота, — мне едва за сорок.

— Не, — сказала Стеф, поворачиваясь и всем телом словно истираясь об Искина, — это уже ого-го. Это как раз.

Она улыбнулась. Ее карие с желтым ободком глаза шаловливо искрились. Пальцы поднялись еще выше, зацепив мелочь в кармане.

Омнибус затормозил.

— Кронцпринц-Палас.

— Все! — сказал Искин, отстраняя девчонку от себя. — На этом и остановимся. Мне не надо…

Рука Стеф на излете все же задела участок брючной ширинки, и он на мгновение испытал тот самый lebensgefühl.

Пришлось выдохнуть.

— Ты рассказывала мне о Грегане.

— Знаешь, — сказала Стеф, щуря левый глаз, словно прицеливаясь, — я могла бы пожить у тебя. Мы поместимся.

Этот переход с «вы» на «ты» сбил Искина с толку.

— Что?

— Мне много не надо, — сказала девчонка. — Я очень домашняя на самом деле. Я буду ждать тебя по вечерам. А концентрат и жилье я отработаю. Мне не трудно. Если у тебя, конечно, нет другой девушки.

— А Баль? — Искин почему-то не выловил в голове никакого другого вопроса.

Стеф фыркнула.

— Баль меня просто купил на ночь.

— Я не про то, — сказал Искин, морщась. — Отто мне друг.

— И что?

— Нет, это все не то. Это не про Баля и не про что другое. Я просто не могу.

— Ты все-таки извращенец? — огорчилась Стеф.

— В мои времена это называлось порядочностью, — Искин проводил взглядом колонны театра на Кепнин-аллее. — Есть вещи, которые я не могу себе позволить.

Девчонка вскинула брови.

— Почему?

— Потому что потеряю часть себя.

— Как можно потерять часть себя? Я же не собираюсь тебе ничего откусывать.

Искин грустно посмотрел на Стеф. Неужели она всерьез? Бедная глупая девочка! Что у нее в хорошенькой голове? Не куклы же.

— Кого ты видишь? — спросил он.

— В смысле?

— Опиши меня.

— Вижу доктора, — неуверенно сказала Стеф.

— Еще.

— Невысокого человека, — сосредоточенно хмурясь, она изучила Искина целиком. — Старого. Немножко повернутого на юнитах. Чуть-чуть седого.

— Хорошо. Что во мне тебе нравится?

Стеф улыбнулась.

— Это просто. Ты — добрый. Раздражительный, но совсем не злой. Я это сразу заметила. Баль, он странный, как будто промороженный вместе с рыбой, которую он возит, а ты — другой. Таких людей мало в городе, ты знаешь? Здесь все или злые и расчетливые, как Греган, или совсем никакие, будто пустые.