Музей разочарований

— «Как веган, я предпочитаю фразу «кормить двух птичек одним зернышком». Это более гуманно». Какая разница, если она носит свои дурацкие дорогие замшевые сапоги?

Я вошла во вкус.

— Или когда она возмущалась, что на моем пальто была кошачья шерсть, это, видите ли, «негигиенично». — Я рефлекторно почистила одежду от невидимых кошачьих шерстинок и только потом продолжила: — «Как веган», она должна быть добрее к животным.

Я не могла просто замолчать.

— А помнишь, как она привезла из Парижа огромную коробку обалденно вкусного шоколада, и когда я потянулась за вторым кусочком, она прочитала целую лекцию о том, как опасен жир и как важно иметь силу воли? Кто вообще так делает?!

Меня было не остановить.

— По крайней мере, наконец-то она узнала, как меня зовут. Одри, по-моему, представляла меня ей раз одиннадцать, пока она смогла запомнить. Но я уверена, что она просто притворялась, что не помнит.

Эф молчал.

— Почему ты ничего не говоришь? — спросила я.

Он пожал плечами.

— Не знаю... Может, Одри права...

— Что?! По поводу Черисс?! — Мой голос превратился в визг.

Он усмехнулся.

— Ни в коем случае. Я о кружке общения.

— Круге общения.

— Не важно, ты же поняла, о чем я.

— Мне нравится мой круг общения! У меня есть ты и Одри. Зачем мне кто-то еще? У нас замечательный социальный треугольник, верно?

Он не ответил.

— Погоди-ка. Вы что, пытаетесь от меня избавиться? — Я попыталась обратить все в шутку, но мой голос дрогнул, и это скрыть не удалось.

— Ничего глупее я не слышал, — усмехнулся он. — Прекрати нести чушь.

Хоть он и все отрицал, но каким-то равнодушным и одновременно покровительственным тоном, и от этого мне немедленно захотелось разреветься и ударить его чем-нибудь тяжелым. К счастью для нас обоих в эту самую секунду мама позвала нас к столу:

— Всё готово!

Когда наши мамы вошли в столовую, мы сидели за столом друг напротив друга. Я была мрачнее тучи, и каждый раз, когда мы встречались взглядами, он тихо посмеивался, явно считая мои слова невероятной чушью. Наверное, в тот момент я была для него Королевой Глупости. Да что там — и президентом в одном лице!

Идиот.

Эллен начала раскладывать по тарелкам пасту, а моя мама поставила на стол большую чашку томатного соуса, от которой все еще шел пар. Я откинулась на спинку стула, старательно не обращая внимания на Эфа и наблюдая за нашими отцами, которые вошли в столовую, увлеченно разговаривая о музее.

Как обычно, мой отец походил на Чокнутого профессора: он весь как будто вибрировал, нервно проводил рукой по тонким волосам, рассыпая перхоть на свой черный свитер, а его очки были слегка изогнуты на носу. Отец Эфраима, Джордж, по-прежнему очень хорошо выглядел, был подтянут и полон энергии. В первом классе я была в него влюблена и даже спросила Эфа, могу ли стать его матерью, когда Эллен умрет. Сейчас с этим, конечно, уже покончено, но иногда он бывал таким галантным, словно герой старых черно-белых фильмов. Мне приходилось отводить глаза, потому что он напоминал солнце.

— Пенелопа, очень рад тебя видеть, — сказал он, наклоняясь и целуя меня в щеку. Пытаясь скрыть румянец, я опустила голову.

— Миссис Маркс, можно мне хлеб? — спросил Эф, и мама протянула мне хлебную корзину.

Я не торопясь выбрала себе ломтик, а затем дождалась, когда мама отвернется, и передала корзинку на другую сторону. Он закатил глаза.

— Эллен, как твоя новая студия? Она в Бушвике, да? — вежливо поинтересовалась мама.

Она уже раз двенадцать признавалась, что беспокоится, как бы Эллен не ограбили, пока она добирается до работы в Бруклине.

— Великолепно, — ответила Эллен, — там так много пространства...

В этот момент я почувствовала, как трясется стол. Серебро слегка задребезжало, бокалы покачивались, а напитки из них стали выплескиваться. В голове мгновенно возникли мысли о землетрясении и огромном инопланетном корабле, парящим над городом. Эф поймал мой взгляд и кивнул в сторону моего отца — источника этого маленького переполоха: он так сильно тряс ногой под столом, что, казалось, комната сейчас соскочит с фундамента. Мама всё еще притворялась, что слушает Эллен, хотя всеми силами пыталась понять, почему трясется стол.

Так что ради неё (но не ради Эфа, который назвал меня глупой), я приняла огонь на себя.

— Как прошел день, пап?

Он глубоко вдохнул, готовясь рассказать нам, что его так взволновало.

— Вилло скоро приедет, моя дорогая дочь!

Поделившись этой новостью, он словно вздохнул с облегчением, а затем взял кусок хлеба и начал радостно его жевать.

— Кто такой Вилло? — спросила Эллен.

— Рад, что ты спросила, Эллен, — начал говорить отец с полным ртом. Мама погладила его по колену и покачала головой.

— Тео, давай я? — предложил Джордж моему отца.

Папа нахмурился, он явно хотел рассказать все сам, но сдался требованиям моей матери вести себя прилично. Джордж расстелил на коленях салфетку.

— Мы устанавливаем крупный экспонат, который должен рассказать нам больше о физиологии динозавров. Были ли они быстрыми или, наоборот, медлительными? Их физиология ближе к рептилиям или к птицам? Вилло был...

Раздалось жужжание, и Джордж прервался, вытащил мобильный телефон из кармана и опустил свои очки с темной оправой, чтобы посмотреть, кто звонит.

— Я должен ответить. — Он отодвинул стул.

— Джордж, — сказала Эллен, касаясь его локтя, и кивком указала на сидящих за столом.

— Это важно, извини. — Он наклонился и поцеловал её в щеку, а затем повернулся к моей матери. — Джейн, пожалуйста, извините меня, обещаю, скоро я вернусь к столу. — Он подмигнул ей и вышел из комнаты.

Эллен взяла свой бокал вина и залпом осушила его.

Всем своим видом мама демонстрировала неодобрение, только непонятно, то ли из-за вина, то ли из-за ухода Джорджа. Иногда она слишком волновалась из-за наших совместных ужинов. Несколько раз я слышала, как она говорила отцу, что беспокоится за Эллен, потому что та слишком много пьёт; что ей не нравится, как Джордж распускает руки в конце вечера; также она считала, что Эллен и Джордж не должны так надолго оставлять Эфа одного, когда отправляются в длительные командировки по делам Джорджа. Я любила её, но лучше бы она поменьше волновалась из-за пустяков.

— Так кто такой Вилло? — снова спросила Эллен.

Отец проглотил хлеб, наклонился вперед и, продолжая дожевывать, заговорил:

— Вилло — это динозавр. И что же в нем особенного, спросишь ты?

— Забавно, именно об этом я и хотела спросить, — сказала я.

— На самом деле — ничего.— Отец рассмеялся собственной шутке, звание «Шутник года» у него в кармане. — Но вот, что интересно, — его голос опустился до громкого шепота, — в 2000 году ученые из Северной Каролины стали более внимательно изучать останки Вилло, они счистили всю грязь и пыль с костей его грудной клетки и обнаружили то, что стало великим открытием. Можете угадать, что это было?

— Детеныш динозавра? — сказала мама.

— Второй мозг?— предположила Эллен.

— Останки Амелии Эрхарт? — спросила я.

— Сердце? — высказался Эф.

— Эфраим выиграл! — выкрикнул отец, давая пять Эфу рукой, которой все еще держал вилку с пастой, поэтому весь соус оказался на его рубашку.

Эф произнес одними губами «Я победил!», и я показала ему язык.

— Это первое найденное сердце динозавра! Никто уже и не надеялся его найти! Представляете, каково это: увидеть орган, который гонял кровь по организму этих существ? Боже, это же поразительно! Но я еще не рассказал вам самого важного. Готовы? Результаты исследований показали, что сердце было четырехкамерным! Можете в это поверить?!

Мы все уставились на него.

— Это значит, что динозавры по своему строению куда ближе к нам, чем мы могли подумать. Это значит, что они были похожи на млекопитающих! Четырехкамерное сердце динозавра! — Он восторженно нам улыбнулся.

— Вау, это действительно интересная новость! — любезно сказала Эллен.