Музей разочарований

— Мы оба так считаем, — ответил Майлз, указывая на себя и Грейс.

Она засмущалась, покраснела и стукнула его по руке.

— Эй!

— Так как работает телефон? — спросила я, пытаясь перестать думать об Эфе и его предполагаемой сексуальности.

Я вытащила из кошелька пять долларов и протянула их Майлзу. Телефон был подключен к огромному пустому пространству. Майлз порылся в карманах и стал отсчитывать сдачу.

— Не надо, — сказала я.

— О, щедрый покровитель литературы! Спасибо!

Я не поняла, издевался он или нет, но затем посмотрела на почти пустую чашку с пожертвованиями и услышала его бормотание: «Самый дурацкий способ сбора средств» и подумала, что он мог говорить искренне.

В этот момент Грейс резко подняла трубку.

— Здравствуйте... Да, привет!.. Эм... Да, она здесь, — и вручила ее мне. — Это Уолт Уитмен[11].

Я не знала, чего ожидать, когда взяла трубку: запись или, может быть, голос Майлза, который будет делать вид, что говорит через аппарат. Но чего я точно не ожидала, так это тишины.

— Эмм...

Глядя на меня, Майлз в ожидании сложил руки на груди.

— Он рассказывает об Оскаре Уайльде? Слышал, что они делали ЭТО, ты знала? — Он толкнул Грейс локтем. — Позор!

Грейс все еще выглядела невероятно серьезной.

— Он болтает о травинках? Как-то он больше двадцати минут рассказывал мне, как они прекрасны, — произнесла она, изображая ладонями болтовню.

Я не знала, что делать. Я держала телефон возле уха и отчаянно напрягала мозг, пытаясь вспомнить, что я узнала в прошлом году об американской поэзии.

— Он... он...

Грейс сгорала от нетерпения. И тут, как удар молнии, ко мне пришло озарение: Грейс развлекалась, она тоже не переросла Осенний фестиваль. И хоть я не была до конца уверена, казалось, что Майлз тоже наслаждался процессом, несмотря на не слишком удачную попытку сбора средств.

Я прикрыла трубку ладонью.

— Уолт рассказывает, как мимо него по улице прошел незнакомец.

Грейс повернулась к Майлзу.

— Как в твоем стихотворении о парне из «Старбакса»!

Я с удивлением отметила, что шея Майлза покраснела. Нет, он точно не злодей из «Шедевра».

— Да, Уолт, я понимаю. Я тоже сильно подавлена, — сказала я, ощущая всю абсурдность ситуации. Но лицо Грейс сияло всё ярче с каждым моим словом, и Майлз выглядел довольным, потому что проходящая мимо пара заинтересованно наблюдала за моим разговором.

— Я не знаю, что делать, Уолт. Думаю, жить намного проще, когда знаешь, что есть, на кого опереться. — Я изобразила такой же жест, как и Грейс.

— Я знаю, — прошептала Грейс в ответ.

Наконец, после еще нескольких секунд «разговора» я попрощалась и передала трубку Грейс.

Майлз тут же схватил её и, послушав секунду, протянул трубку в сторону пары.

— Это вас. Эмили Дикинсон не звонит кому попало. Такой шанс выпадает только раз в жизни! Всего один доллар!

Грейс подтолкнула ко мне неоново-зеленый флаер.

— Ты должна зайти к нам в редакцию «Nevermore».

Майлз легонько пихнул её локтем.

— Грейси, Грейси, скажи этому парню, что Эмили Дикинсон стоит сто миллионов долларов, а мы просим всего один!

На прощание она помахала мне рукой, я улыбнулась и положила флаер в сумку. Можно заглянуть к ним в редакцию. Возможно, я могла бы что-нибудь для них написать, или, может быть, им просто нужны читатели.

Я смогу прожить без Эфа и Одри.

Я вспомнила счастливое лицо Одри на колесе обозрения. Она не понимала, как что-то может и пугать, и завораживать одновременно.

Приглашение на вечеринку

Академия Святого Варфоломея

Нью-Йорк

Кат. № 201Х-6

Чудо произошло днем следующего понедельника.

Я открыла свой шкафчик, а на учебнике по испанскому лежала маленькая, сложенная квадратиком записка.

Я несколько раз перечитала ее.

Мне показалось, что солнечный свет заполнил весь коридор, и ангелы запели: «Алиллуйя!».

Я держала в руках приглашение на субботнюю вечеринку Китса в честь Первого октября.

Она было напечатано на гладкой белой бумаге с указанием адреса и времени, а надпись аккуратными заглавными буквами гласила: «МОЖНО ПРИВЕСТИ С СОБОЙ ТОЛЬКО ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА, КОСТЮМЫ ОБЯЗАТЕЛЬНЫ». Левый верхний угол был немного надорван, как будто зацепился за замок на шкафчике, а сзади было небольшое чернильное пятно.

Но послание меня нашло.

Китс пригласил меня на вечеринку.

Я выиграла Золотой Билет Вилли Вонки.

Китс пригласил меня на вечеринку.

Мне хотелось обнять проходившего мимо прыщавого первоклассника, потанцевать с футболистом, который смеялся над пошлой шуткой в другом конце коридора, исполнить музыкальный номер, где был бы хор единорогов и мой кот Форд танцевал бы в шляпе и с тростью.

Китс пригласил меня на вечеринку!

По венам побежали крошечные пузырьки, наполняя меня счастьем и приятно щекоча в горле. Интересно, как он узнал, где мой шкафчик. Может, он спросил Эфа или Одри?

Стоп. Эф. Суббота. Кони-Айленд.

Эф поймет. Должен понять. Летом мы уже успели несколько раз там побывать. И когда я расскажу ему, как это важно для меня, и что судьба наконец предоставила мне шанс... Он всё поймет. Кстати — гениальная мысль! — почему бы не взять его с собой? В приглашении написано, что можно привести с собой еще одного человека. Вот и решение проблемы! Вокруг меня все словно покрылось розами. Огромные гектары розовых полей без шипов и с таким ярким ароматом, что захотелось чихнуть.

Я бросилась к шкафчику Эфа, надеясь перехватить его до начала занятий, но, завернув за угол, пришлось резко затормозить.

Перед Эфом стояла миниатюрная блондинка с дредами в нелепых военных ботинках со стальными носками и что есть силы тыкала пальцем ему в грудь.

— Ты знал, что я хочу туда пойти! — Она замолчала и, сложив руки на груди, кивнула в мою сторону. — Это ОНА?

— Упс, извините, — сказала я и сделала шаг назад, выставив перед собой руки, защищаясь от нее.

А Эф, облокотившись на шкафчик, стоял с опущенной головой: то ли от раздражения, то ли от безысходности.

— Отом, нет никакой ЕЁ.

Девчонка все еще с подозрением на меня посматривала, и только тогда я заметила, что у нее красные от слез глаза. Я вспомнила, как несколько недель назад увидела их в Центральном парке: она сидела у него на коленях, их ноги переплелись, она звонко смеялась.

Вытирая лицо рукавом, Отом казалось одновременно разъяренной и расстроенной.

— Я пойду, пожалуй, — выпалила я.

— Мы всё равно уже почти закончили, — устало ответил Эф.

Она отвернулась, пытаясь сдержать рыдания.

— Ты не ценишь того, что имеешь, Эфраим О’Коннор. И в один прекрасный день ты останешься, — произнесла она, тыча в него пальцем, словно мечом, — совершенно, нахрен, один!

Она схватила рюкзак и прижала его к себе.

— Отом... — начал Эф, пытаясь притянуть её к себе.

— Не смей прикасаться ко мне! — закричала она, и меня передернуло; неожиданно все кругом уставились на нас.

Она прошла сквозь образовавшуюся толпу, и, будто ничего не произошло, все пошли по своим делам, потеряв к нам интерес.

Я ждала, когда Эф хоть что-нибудь скажет.

— Что ж, могло быть и лучше, — сухо произнес он, упрямо стиснув челюсти. Раздражение он едва сдерживал.

— Кажется, «Макбет» не особо удался? — попыталась пошутить я.

Он пожал плечами, отвернулся к шкафчику и начал складывать учебники в сумку.

— Если хочешь это обсудить...

— Ни в коем гребаном случае. — Он захлопнул шкафчик и закинул рюкзак на плечо. — Что у тебя?

Сказать, что Эф не любит делиться своими эмоциями — ничего не сказать. Его сердце похоже на закрытое на четыре замка хранилище, которое замуровали в бетон и поместили в самой глубокой части океана, где обитают только слепые морские чудовища. Сейчас у него было такое выражение лица, словно он сам себя пытался убедить, что ничего страшного не произошло. Такое же лицо у него было, когда я обнаружила в его блокноте картинки с динозаврами.