Страница 7 из 37
Всё было хорошо за исключением некоторых неудобств, связанных с купанием в натуральном виде. Приходилось в воду заходить по одному. Я иду первый, а Ленка делает вид, что не подглядывает. Потом в воде я должен был отвернуться и не пялиться на её прелести, пока она изволит забираться в воду. А в воде якобы ничего не видно. Но я чувствовал, что эта говорливая ошибка природы не прочь рассмотреть меня более подробно. Да и чёрт с ней. С меня не убудет. А вот чтобы не акцентироваться на её прелестях мне приходилось проявлять большое самообладание. И отвернуться было нельзя, так как эта особа всё время что-то спрашивала, чем-то восхищалась. Ей явно понравилась речка. Как она сказала, эта заводь лучше даже городского бассейна. Ну, ещё бы. Примолкала Ленка только тогда, когда мы делали перекус из наших больших продовольственных запасов. Тогда она надевала сухой купальник и шла в гости на мою сторону. Ага, она и в купальнике была чертовски соблазнительна. Вот чертовка, думал я. Она, что не понимает, что мне всего 14 лет и у меня гормон играет, а я даже прикоснуться к ней не имею права, так как являюсь её защитником. Но её мой драгоценный гормон совершенно не интересовал. Она продолжала принимать на песке самые соблазнительные позы. От этого я впал в философское размышление о смысле любви между мальчиком и девочкой. Размышления привели меня к выводу, что без любви можно запросто прожить, при этом жизнь будет гораздо насыщеннее и приятнее. Так я внушал себе. Ещё надо было добиться чего-нибудь в этой жизни, а уже потом позволить себе любить. Здесь всё было грустно, потому, как я числился непутёвым балбесом. Все мне об этом говорили. Что грустно. И вообще, любовь это помеха для творчества. Последний довод был, что на любовь надо много денег. А у меня шиш в кармане. Полностью зависимое существо он старших. Глядя на особо соблазнительную позу Ленки, я сделал вывод: а, кому, собственно, эта любовь вообще нужна? Но, как же, мля, трудно мне было сделать такой вывод рядом с Ленкой!
А Ленка уплетала еду за обе щёки, тараторила и не забывала соблазнительно выгибаться на песочке.
Потом я этот день вспоминал как самый лучший в моей непутёвой жизни.
Когда к вечеру я доставил Ленку на хутор в целости и сохранности (ну не совсем в сохранности, всё-таки не досмотрел, и она у меня немного обгорела на солнце), дед серьёзно сказал, что зауважал меня, что я настоящий казак, выдержанный и спокойный как танк. Так что экзамен на выдержку я сдал и мою пьянку решили вычеркнуть со списка моих грехов, благо, что я поклялся, что больше её, родимую, употреблять в таких количествах не буду.
Вот так я и жил всё лето на хуторе в глуши, занимаясь сельским хозяйством ясным днём и подпольной деятельностью по ночам. В хорошую погоду я частенько выгуливал Ленку на речку и по окрестностям, но эта особа, когда до неё, наконец, дошло, что я не клюю на её прелести и на сеновал не приглашаю, уже не стала демонстративно соблазнять меня. Она, конечно, продолжала принимать соблазнительные позы, благо ей было, что показать, но уже без огонька, а так по привычке. Я же откровенно сообщил ей при прощании, что она мне очень нравится, что лучше её я никого не встречал за свою долгую и суровую жизнь и чмокнул в щёчку. Первый раз Ленку проняло, что она даже перестала улыбаться до ушей. Но это длилось пару минут. Потом она гордо удалилась, напоследок одарив меня горячим поцелуем, вкус которого я запомнил навсегда.
Жизнь продолжалась на Земле. Галактика Млечный путь продолжала вращаться вокруг своего неведомого центра. Сверхновые звёзды если и взрывались, то в неведомой дали. И наши человеческие страсти, какими бы они драматическими бы ни были, не очень интересовали наше уважаемое Мироздание.
К концу 2000 года я остался один, похоронив всех родственников. А две мои жены сами от меня сбежали, прихватив по ребёнку. Наверное, не выдержали моей бестолковости и неумения жить. Первая нашла состоятельного человека, к нему и перебралась. Жива и счастлива. Как я могу её осуждать? Вторая же сама стала великим предпринимателем, поэтому я перестал вписываться в её финансовые интересы. Тоже осуждать её не могу. Вольному — воля. Родителей я похоронил один за другим, земля им пухом. А вот совсем недавно не стало и моего любимого деда Фёдора Корнеевича. 91 год ему стукнуло. Чуть не дожил дед до нового тысячелетия.
По современным меркам я обеспеченный человек. У меня две квартирки в городе и усадьба на хуторе. Все считают меня недалёким увальнем. Удивляются, когда узнают, что я даже отслужил в армии и имею высшее образование, правда, заочное. Где служил? Я всегда отшучиваюсь, что был при штабе. Кто понимает, переспрашивать не будет, а кто не понимает, то тех мнение меня не интересует. На гражданке я занимался КИПовской работой в различных фирмах. Когда стране пришёл неожиданный, для большинства населения трындец, в виде дефолта 1998 года, я работал в интересной фирме с интересными приборами. Фирма велела долго жить и в ней началась повальная прихватизация. Я в последний момент прихватизировал несколько килограммов редкоземельных металлов вместе с сейфом, где они хранились, чем огорчил ответственных товарищей, которые сами хотели прихватизировать этот сейф. Но на меня недалёкого увальня никто не подумал. Исчезло и всё. Начальство думало друг на друга. Тянули с предприятия (пардон, приватизировали) всё, что попадётся под руку. То, что я добыл, я потом втихаря загнал за большие деньги туркам, через связи своих бывших сослуживцев. Поэтому на чёрный день у меня есть американские деньги, о которых никто не знает. Совесть? Вы говорите, совесть? Давайте вы мне это ещё раз скажите на фоне вот этих руин большого завода, где работало 4000 человек? А потом про совесть скажите на фоне трёхэтажных домов нашего судьи и прокурора. На фоне домов депутатов тоже мне можете про совесть рассказать. А я буду серьёзно внимать, ага. Вот такая я сволочь, что не верю никому, кроме своего деда Фёдора Корнеевича, да и то, тот недавно помер. Я даже не очень верил своим отцам-командирам, поэтому и жив остался. А верить нашему правительству, ну это, вы, батенька, загнули. Особенно после всех этих приватизаций, дефолтов, предательства генералов и генсеков, да на президента посмотрите, не просыхает.
Сначала я думал отделаться от хуторской усадьбы, но потом, спокойно подумав, решил перебраться самому туда. Дед, думаю, будет довольным, если следит за мной с неба. Одну квартирку я запер на замок, она пригодится мне, когда потребуется приехать в город, а ключи от второй отдал старой соседке, сказав, чтобы она пускала на квартиру хороших людей. Прибыли будем делить поровну, всё ей будет прибавка к пенсии. Тётка Валя знала меня ещё с пелёнок, поэтому, узнав, что я уезжаю, прослезилась и перекрестила меня. За квартиркой обещала приглядывать, а я обещал изредка позванивать.
Деда я хоронил самолично, вместе со всеми хуторскими, кто мог ещё двигаться. Оформил деда на местном погосте. Хорошо помянули. Погрустил. Отвлёк меня один из руководителей района, который специально приехал ко мне провентилировать некоторые вопросы. Хорошие люди были очень заинтересованы в непрерывной поставке продукции, которую изготавливал дед. Вот тут-то я и задумался. Оказывается дедов самогон и зелья пользовались феноменальным успехом в узких кругах. Так, что посланец хотел получить от меня уверения, что этот бизнес я возьму в свои руки, ибо никто, кроме меня, не знаком с тонкостями хитрого производства. Пытались повторять, но ни у кого ничего путного не вышло.
Короче говоря, я, подумав, согласился. Что и кто, собственно, меня ждёт в городе. Да никому я там не нужен. А здесь чистый воздух, река, вот только баранов я решительно раздал по соседям. Мне и курей за глаза хватит и потомка кота Федула. Этот потомок, по кличке Анчар, перещеголял своего знаменитого предка весом, наглючестью, прожорливостью и сверканием глаз.
Вы думаете, что дед был беден? Как оказалось, это совсем не так. Я нашёл в секретных местах и приличную пачку денег и килограммов пять золота и камней. Дед не очень доверял бумаге, предпочитал металл. Кроме этого у него была большая коллекция старинных икон, книг, оружия. Ну, про оружие я уже знал. В своё время дед показал свою коллекцию мне. Признаюсь, что мне даже кое-чем из коллекции пришлось воспользоваться. Вспоминаю, что вот этим ножом из булата, я в лихие девяностые немного поработал. Однажды дед позвонил мне и сообщил, что объявились лихие люди, а у него уже нет той прежней ловкости, чтобы дать им укорот. Тогда я срочно приехал к деду и взял именно этот нож, очень уж он мне понравился. А дед показал мне приличных размеров свинокол, его любимый, которым он предпочитал резать супостата: немца и венгра в Отечественную. Ну, а мне, в общем-то, безразлично, чем работать. Но этот, не очень большой нож, мне понравился. Залётные лихие люди промышляли вымогательством, или как они любили говорить на американский манер — рэкетом. Я их бизнес не одобрил. Хоть они и были решительные, наглые, жестокие, но их ошибка была в том, что они не могли убивать просто так, а убивали только чтобы добыть с жертв деньги, причём с показательной жестокостью. А меня учили тихо и технично лишать людей жизни не за деньги, а по приказу. Есть приказ, значит, убьём всех, невзирая на пол и возраст. Как говорил мой первый инструктор: "Даже гениальный человек сначала должен научиться отменно стрелять. Вспомните Александра Пушкина…"