Дорога в школу

И тут выяснилось, что исходящий вектор с планеты не отзывается. Прилететь на планету можно, а вот улететь нельзя! Вот это уже проняло всё командование Армии Вторжения. На вариант «всех впускать, никого не выпускать», на практически отсталой планете, как-то никто не рассчитывал. Приписанные военным, моники ранга «оракул», а в этой раз были взяты аж двое, в один голос утверждали, что телепорт работает, но «вектор ускользает», судя по всему имея какую-то индивидуальную особенность или защиту, о которой раньше никто не слышал, да и даже предположить, что такое возможно, не мог.

Теодор Айрани был тогда в составе армии вторжения как представитель «одного из спонсоров мероприятия». Непонятно почему, но скромный рядовой работник отдела заключения договоров был включен в состав делегации для переговоров с правительством такой неудобной планеты. Скорее всего, отец постарался. До сих пор ему было неприятно вспоминать, как военные что-то там мычали, он заливался красноречием при встречах, а эти ведьмы просто смотрели и улыбались, не отвечая вообще ничего. Как с видеовизором разговаривал. Переговоры длились больше десятидневья, под конец он уже ездил к ним один, без военных, просто на чистом упрямстве. И говорил, говорил, говорил… Питание у военных заканчивалось, и они были готовы взять его силой, а он никак не хотел допустить кровопролития. И, видимо, всё-таки до этих баб-вояк что-то из его речей дошло.

Итог переговоров был неоднозначным. Ему представили одну из воительниц, как члена семьи, владеющей долиной, в которой расположен портал. Условия были таковы: войска уходят, пошлины за транзит через Перун больше браться не будут, только плата за хранение товаров на планете, а он берёт в жёны эту молчаливую девушку, в волосах которой было пять красных прядей. На фоне остальных чёрных волос, это смотрелось неожиданно очень притягательно, а сама девушка была просто молчаливой улыбающейся милашкой, если на минутку забыть, что пять прядей у этих милитаристок это очень и очень серьезно. Три жены у него к тому времени уже было, а больше в столице иметь было не принято, хотя законом и не запрещалось. Только вот отказаться от такого «подарка» он так и не решился.

Три СО она жила у него в доме, не подпуская к себе. Она даже имя своё ему не сказала, а на все вопросы «когда же» молчала или пожимала плечами. И хотя она была, как все воительницы, молчалива, за её эмоциональность и постоянную улыбку слуги её любили. И это не смотря на то, что доброй её назвать было сложно. А вот охрана, глядя на что она способна (девушка ежедневно по несколько часов тренировалась на специально для неё закупленной динамической полосе препятствий), её откровенно побаивалась.

И вот в один совершенно обычный день она пришла, показала на свежевыкрашенную прядь (теперь их стало шесть) и сказала, что просит «дать ей имя». Оказывается, что между помолвкой и, собственно, свадьбой у воительниц время определяется как раз получением следующей пряди. Большинство воительниц находят своих мужчин рано, обычно между первой и второй прядью (не имеющие вторую, но желающие выйти замуж, уходят в «мирную» касту). И имя жене дает муж, старое остается в прошлой жизни. Какое у нее имя было раньше, он узнал много позже и совершенно случайно.

Несмотря на кажущийся матриархат, на самом деле, старшим в семье у красноволосых был почти всегда муж. Да и армия у них была смешанной, а не из одних «ведьм» как можно было подумать. Это правительство было в основном из женщин, как представительниц правящего клана, а семью и политику воительницы предпочитали не смешивать.

Дав девушке имя Викториана (тщеславно отметив свою победу в тех переговорах), он узнал, что такое любовь и страсть этой молчаливой и улыбающейся красотки. А через оборот она подарила ему сына, наследника его фамилии, ведь до этого у него было только две дочери от старшей и третьей жены.

И теперь у него были все шансы потерять и жену и наследника.

— Я тебя слушаю, любовь моя.

— Ты уже знаешь, что произошло. Какими будут твои действия?

— Врач уже приехал, жизни Валериуса ничего не угрожает.

— Ты знаешь, о чем я.

Теодор смотрел на необычно многословную жену, которая впервые за много оборотов смотрела на него исподлобья, и думал, что же ей ответить. А ответить надо, за эти годы он изучил её достаточно и понимал, что уж она-то его переупрямит в любом случае.

— Ты понимаешь, что я в любом случае обязан об этом доложить? — Он старался подвести жену к тому, чтобы она сама согласилась, что сообщить о том, КТО оказывается их сын — самое лучшее решение. Но в ответ получил только ещё более упрямый взгляд. — Нет, ну а что ты предлагаешь? Если не сообщу я, сообщит кто-то другой и тогда сына заберут, а я буду объявлен «врагом демократии» и потеряю всё. Мы потеряем всё! Ты разве это не понимаешь?

— Никто, кроме меня и нашего сына, там не присутствовал и не знает обстоятельств. Если ты не расскажешь, то никто ничего не узнает. В любом случае, я не подпущу к его голове никого. И ваше правительство не получит моего сына.

Да, её нелюбовь к правительству, которое чуть не разожгло войну у неё на родине, так и не остыла со временем.

— Виктуся, — Первый Помощник назвал свою жену ласковым именем, которым пользовался только наедине, — ты пойми: доктор, что осматривал нашего сына, обязан доложить по инстанции. Симптомы очень характерные, вариантов не так уж и много. Тем более, сын уже несколько дней жалуется на плохой сон. Обязательно будет проверка, а соврать монику не сможем ни я, ни Валериус. Это ты у нас защищена от проверки.

— Ты ничего не видел и не можешь знать, что там произошло, так что тебе врать и не придется. Скажешь «я не видел» и всё, ни слова неправды. А сына я смогу защитить.

— Это как, интересно? — Первый Помощник аж привстал, почувствовав, что приближается к тайне, которую хотел бы знать каждый в Содружестве. — Ты знаешь, как искусственно сделать человека «непроницаемым»?

— Нет, не знаю.

Такой категоричный ответ убил последнюю надежду, и Первый Помощник отвернувшись от упрямого взгляда жены, посмотрел в окно.

— Тогда вариантов нет. Не можешь же ты его срочно увезти на Перун, его просто никто не пропустит. Такой потенциально сильный моник слишком ценный ресурс, чтобы его упускать.

Теодор вздохнул и внезапно понял, что он очень сильно устал. Высокая должность, большие деньги, которые он на ней зарабатывал, всё вдруг оказалось не нужным, пустым. Зачем всё это, если оставить некому? Сын у него один, и его заберут. Это что получается, он всю жизнь работал просто на приданое, а его фамилия просто исчезнет? Конечно, он любит своих дочерей, но, а как же гордость за свой род? А как же династия, о которой очень часто упоминал его отец, когда хотел пристыдить или похвалить его успехи?

— Муж мой, я могу решить эту проблему.

— И как? Ты так и не рассказала.

— Чего не знаешь, рассказать не сможешь. Просто знай: наш сын останется с нами. Прошу только отдать мне Грея.

— Надолго? — Первый Помощник потянулся к комму.

— Насовсем.

— Свет жизни моей, зачем тебе непроницаемый? Их и так у нашей семьи всего двое. Они, конечно, не так редки, как моники, но тоже, знаешь ли, не часто встречаются.

— Он нужен, чтобы обучать и защищать нашего сына. Не только сегодня.

И где эта всегда улыбающаяся добрая девушка, что была с ним все эти годы? Он не узнавал свою жену. Теперь он видел перед собой воина, на которого напали и который готов на всё, чтобы защитить своего ребенка. Великий свет, как же он хотел ей поверить!

— Радость моя, Валериус — ребенок, ему всего шесть оборотов. Он скоро пойдет в младшую школу. Даже если ты сейчас найдешь способ обойти проверку, он сам проговориться кому-нибудь знакомому. Вон возьми его сестёр. Они не снимают инфоры круглые сутки, живут в своих соцсетях и игрушках, мои подчиненные в Корпорации узнают про то, что происходит у нас в доме, уже через несколько минут после события. Он проговорится своим друзьям, не обязательно живым, в инфонете у него, как у моего сына, будет миллионы, если не миллиарды подписчиков и поклонниц. Тут столица, а не твоя планета, а мы ещё из-за моей должности все на виду. Журналистов хоть автоматической турелью отстреливай, настолько обнаглели в последнее время. Да и то, наверняка, нужно поставить две, одна будет перегреваться!