Страница 18 из 21
…Он вырубил мобильник, как только они с Лёнькой сели в жигуль и выехали за ворота дачного дома. Будто расцепил чьи-то клешни – сбежал от всего того, что душило его последние месяцы: работа, ученики, начальство, раздражённая Юлия, недовольная тёща, безденежье.
Да, именно здесь зарыта собака! В безденежье!
И Юлия, и её родственники смотрят на него уничтожающе: зять – что с него взять – нищий неудачник. Когда он поддался-таки на уговоры Леонида отдохнуть и сел в машину, чтобы ехать, куда дорога вывезет, вместе с врывающейся в окно ночной свежестью ощутил забытый запах свободы.
Ему было хорошо! Где-то далеко ученики – пусть поскучают, больше ценить будут его уроки. Рабочие, которых на него скинула тёща: хотят заработать – пусть вкалывают. Тёща с нравоучениями, которая последнее время только и знает, что встревает в их с Юлией жизнь, – пусть отвянет. Рояль вряд ли кому из деревенских нужен, разве что на дрова. А в доме пока и воровать-то нечего. Если кто сунется, – там люди. Главное, с женой договорился, что встретит её завтра в аэропорту Шереметьево.
Да, он клюнул на приманку Беленького: расслабиться и заглянуть в казино. Чем чёрт не шутит, авось повезёт? Доходов у него особенных теперь нет, если выиграет – лишними не будут.
Теперь он валялся на диване и вспоминал, как совершил не одну, а целых три ошибки. Повёлся и увеличил ставку во время игры, хотя знал, что этого делать нельзя! Чёрт его дёрнул!
Ставка в десять, потом двадцать, потом пятьдесят долларов! И раскрученный маховик выигрыша предательски развернулся в обратную сторону – деньги неудержимо потекли назад в казино: ловушка для дураков начала действовать.
А повёлся потому, что жаба душила: чего мелочиться!
Выпендрился, кретин! А то не знал, что такое казино! Всё ещё мерещится, что это золотоносная жила для тебя? А то ты не догадывался, для чего изобрели это заведение!
А ещё хитрый Лёнька подсунул свой бокал с коньяком: «Старик, расслабься! Что ты такой напряжённый?»
А ему и впрямь не по себе: не любит он эти игры. И зачем согласился?!
После второго бокала голова пошла кругом: ставка за ставкой, вот-вот ухватит фортуну за хвост!.. Как бы не так! Проигрыш следовал за проигрышем!
Он и сигарету докурить не успел, как карманы опустели.
Лёнька – тут как тут, подсуетился: возьми, мол, мои, глупо останавливаться на полдороге, мол, совсем чуть-чуть, и чёрная полоса закончится!
И что? Сколько он теперь должен драгоценному дружку? Чёрт его дёрнул! И ведь не простит никогда…
Сидел бы дома, занимался. Через два месяца концерт с Катей в Японии, а это очень хорошие деньги. Это ещё Кате спасибо сказать надо, что забыла обиды, другом тебе осталась. А ты клюнул на лёгкую наживу! Теперь в полной… короче, лаже.
Но этого мало! Юлия! Вот почему сегодня так не хотелось просыпаться! Как же это всё… по-дурацки! Теперь он потерял её окончательно. Хотя почему – теперь? Давно потерял. Как раз тогда, когда ночевал на Тверском на лавочке. И вовсе она его не выставила, как ходят слухи. Он сам ушёл! Посмотреть бы на вас, когда ваша жена вам такое устроила!
Кречетов мысленно собрал тот вечер в маленькую картинку и швырнул прямиком за окошко, – как советовал избавляться от ненавистных эпизодов жизни знакомый психотерапевт.
А дальше – агония того, что называлось их семейной жизнью.
Тут Владислав вспомнил, как в какой-то момент – не в тот ли злосчастный вечер перед последним туром? – он почувствовал, что Юлии с ним скучно, она его слушает и не слышит, не тянется к нему, как раньше, играя глазами, что раздражает её каждая мелочь: «Убери чашки с рояля! Опять свои тапки раскидал!» Уроки с учениками выводили Юлию из себя. А дверь квартиры и правда не закрывалась: кому-то поступать, кому-то концерт играть, кому-то экзамен сдавать.
А ей хотелось блеска, увлекательных поездок, фешенебельных гостиниц, экзотических ресторанов. Так, как это было там, в Америке, когда ему несказанно везло и он мог выполнить любой её каприз.
И вот это всё закончилось. И серые будни стали реальностью. И то, что он не встретил её в аэропорту, было досадной случайностью, поводом, а не причиной разрыва. Кто мог подумать, что она зачем-то поменяет билет и прилетит раньше?!
А он что, должен сидеть неотлучно в доме, как прикованный к скале Прометей? Так и сидел почти месяц на этой даче! Все работы на нём, рабочие, расчёты…
И вот результат. Юлия запустила в него босоножкой со стразами: «Убирайся к своей бабе!» До сих пор от шпильки синяк на плече.
Он вначале не понял – о ком это она?! Потом его свело судорогой от смеха: «Ты с ума сошла! Это же мама ученицы! Я их попросил остаться до утра, за домом последить, пока вернусь, а тут ты! Напугала женщину с ребёнком до смерти, мне их даже жалко!»
Этим он только масла в огонь подлил.
«Ах, ты ещё и жалеешь их! – взвилась Юлия. – Ну так вали к этой интеллигенточке! То-то она тебя защищала!»
Далее последовало красочное описание встречи в загородном доме.
Ну и что с того, что Вета культурно себя вела, защищаясь от ревнивой хозяйки? Из-за этого он должен сваливать?
Он и свалил. Прямиком к Лёнечке, где сейчас лежит на диване и пялится в белённый извёсткой потолок. Ему противно и тошно от всей этой мышиной возни. Только вот перед ученицей и её мамой стыдоба.
На самом деле Кречетову было, конечно, далеко не всё равно, что его выставили. Но известно – коли «тебя не хотят», то – крутись хоть как уж на сковородке, – ни черта не выйдет: ты обречён. Он был обречён сразу, как не стал лауреатом «чайника». И вот всё наконец закончилось.
Мрачные думы спугнул резкий звонок в дверь.
– Кто там? – Лёнечка выкатился из своей комнаты, круглый, как футбольный мяч, и покатился к дверям. Послышались путаные объяснения Михаила, что он, мол, должен помочь…
Кречетов крикнул, не вставая с дивана, – лень сегодня была сильнее условностей:
– Лёнь, это ко мне! Впусти доктора! Если хочешь, чтоб… я тебе долг… отдал!
– Ты бы предупреждал, что ли, а то я на человека набросился: не туда попали, мол, – хлопотал Леонид вокруг смущённого визитёра. – Вот тапочки, проходите, проходите, вот он, наш потерпевший, – последние слова Лёня произнёс явно с подтекстом.
Кречетова передёрнуло: «Друг называется! Вогнал в долги и доволен! Вот гад! Нельзя идти у него на поводу».
– Привет, шеф! – в комнату вошёл Михаил, остудив уютной уравновешенностью закипевшую было в груди пианиста обиду на дружка.
– Привет, док! – ослабевшая рука «потерпевшего» с трудом оторвалась от поверхности дивана и зависла в воздухе навстречу «Айболиту». Следом тянулся исполненный мольбы взгляд страдальца – спасай меня, док, совсем мне плохо!
– Артист! У тебя сегодня драма или комедия? – Михаил снисходительно улыбался, глядя, как «мнимый больной» закатывает глаза и прощупывает себе пульс.
Он притянул стул от пианино и сел, откинувшись на спинку, с громким выдохом – «уф-ф!» – сегодня он не спал с пяти утра, и музыкант развернул его с полдороги к дому. Но пациент, как учили, всегда прав, Михаил не мог отказать в помощи, сославшись на усталость. – Слушаю твои жалобы, шеф.
– Лё-ёнь! Иди сюда! – позвал капризным голосом Кречетов и повернулся к доктору: – Сейчас, подожди, вы же не знакомы?
– Ну, скорее нет, чем да, – Ольшанский не стал рассказывать, что был наслышан от Веты и Али о загадочном персонаже на даче.
Лёня возник неслышно и уже сиял радушной улыбкой, как начищенный накануне старый бабушкин чайник.
– Вот он я!
– Лёнь, это Михаил. Ми-и-ша. Мой личный… доктор. Прошу… любить… то есть… не обижать. Док! Это мой давнишний друг Лёнька. Мы с ним вместе под рояль… под стол ходили. Он умеет всё: хочешь, Третий концерт Рахманинова, твой любимый, прям щас сыграет, да, Лёнь? А хочешь – сбацает импровизации на импровизации Армстронга. Ещё он почти миллионер! Не то что я. Хоть мы учились у одного профессора. Вот так. Он, понимаешь, как это? А! вот: пе-ре-шаг… нул, ага, через… себя, а я не могу. У меня такой… способности нет. Поэтому я… в общем, знакомьтесь.