Страница 18 из 26
До 1777 г. Орлов, вероятно, мало знал о староверах и поначалу, судя по всему, не понимал, что это и были отказывавшиеся выходить замуж женщины из Сидоровского. После приказа незамужним выходить замуж вторым решением Орлова было запретить родителям потенциальных сидоровских невест требовать за дочерей кладку и возместить ее, если уже взяли (в одном случае того года кладка составляла 7 рублей)170. Сначала Орлов считал, что бракам в Сидоровском препятствует кладка. Однако в конце 1777 г. он уже говорит о не желавших выходить замуж девках и вдовах как об «оказавшихся в незаконных обращениях», то есть Орлов знает, что это староверки171. Таким было вводное предложение в приказе о том, что если выяснится наличие каких-либо канонических препятствий (кровное или духовное родство, например) к браку, то женщин следует отправлять в его московскую контору с тем, чтобы выдать их замуж в других его деревнях. В июне 1779 г. бурмистр Ратков прислал известие, что вдовцам никак не удается уговорить женщин выйти за них замуж, в ответ Орлов приказал бурмистру и сельскому сходу самим заняться сватовством: «…непременно обженить приказывать несмотря ни на какие с тех девок отговорки»172. Затем в июле он послал указ, который начинался со слов: «Известно мне что многие крестьянские девки живут не в замужестве до очень поздных лет, от чего… блудовство и другие непорятки произходят должны», – стандартное нарекание православных в сторону староверов-беспоповцев. Сход должен был выбрать им женихов, позаботившись только о том, «чтобы человек человека стоил». Если женщины продолжали противиться браку, следовало отдавать их замуж даже против их воли173. Сидоровский сход тут же заставил трех женщин выйти за вдовцов и продолжал принудительное сватовство в последующие годы174.
То, что Орлов узнал о Сидоровском, побудило его присмотреться, нет ли признаков подобного явления в других его имениях. В октябре 1779 г., требуя от бурмистра Городца (Нижегородская губерния) представить информацию о количестве зажиточных крестьян и о том, как они заработали свои деньги, Орлов заодно поинтересовался, у кого есть незамужние дочери, которые по возрасту уже должны быть замужем, и есть ли молодые вдовы. Когда в декабре 1779 г. городецкий вдовец попросил Орлова заставить молодую вдову выйти за него, Орлов распорядился в случае, если она и дальше будет отказываться, отправить ее – явно в наказание, возможно, чтобы выдать насильно в другом месте, – в его московскую усадьбу175. В Городце было много староверов, в основном поповцев, и имелась старообрядческая часовня, в которой орловские староверы-поповцы венчались. Было бы весьма удивительно, если бы отказ от брака в его городецкой вотчине превышал минимальный уровень176.
В своей симбелейской Инструкции от 1791 г. Орлов ввел много правил, нацеленных на борьбу с отказом от брака. Он повторил запрет на кладку: «Отцам за дочерей денег отнюдь не брать под опасением жестокого наказания!»177 Но искоренить этот обычай ему не удалось – из Симбилеев, например, сообщали о кладке, взятой в 1821 г., так что он отказался от дальнейших усилий. Впоследствии он ограничивался пожеланием, чтобы кладка была умеренной178. Он подтвердил правило, ранее установленное для Сидоровского и остававшееся в силе до конца его жизни: если женщины к 20 годам не выходили замуж, отцы их были обязаны найти женихов в течение шести месяцев. Если это не было сделано, семьи непокорных невест облагались штрафом: 10 рублей со среднего двора, 15 рублей с зажиточного. Если двор был настолько беден, что не мог уплатить штраф, отца девки следовало высечь при мирских людях деревни. Если же ни штраф, ни розги не возымели действия, бурмистр и выборные должны были сами выбрать жениха, позаботясь при этом, «чтобы друг другу и дом дому стоили»179. Орлов не замедлил провести свои распоряжения в жизнь. Инструкция датирована 26 сентября 1790 г. 8 октября он велел симбилейскому бурмистру прислать списки холостых мужиков и предназначенных им бракоспособных, но незамужних женщин и приказал, чтобы их женили незамедлительно180. В своем Уложении 1796 г. Орлов сохранил все эти правила, кроме одного (наказания розгами), и добавил новые, например, что с холостыми и вдовыми мужиками 25 лет и старше следовало поступать так же, как с незамужними девками и вдовами (однако во всей обширной вотчинной переписке нет ни одного свидетельства, что данное распоряжение имело какие-либо практические последствия). Штрафы не состоявшим в браке были увеличены до 25 и 50 рублей; самых бедных бурмистр должен был штрафовать на свое усмотрение. Орлов добавил, что мужчин и женщин, к браку действительно непригодных, принуждать к нему не надо. Списки тех, кому положено было вступать в брак, должны были посылаться в его московскую контору с припиской о том, что вотчинные власти намеревались делать в каждом конкретном случае181. Несмотря на отмену телесного наказания, орловские документы свидетельствуют, что и после 1796 г. сельские сходы все-таки принуждали некоторых непокорных женщин выходить замуж (хотя иногда наталкивались на сопротивление попов, требовавших соблюдения церковного правила, что венчающиеся должны дать свое согласие на брак), а Орлов и его московская контора продавали, или грозились продать, других упрямиц или ссылали их в Сибирь182.
Орловские правила относительно браков крепостных бросают свет как на возникавшие проблемы, так и на попытки их преодоления. Орлов не имел определенного отношения к женщинам, выходящим замуж за пределами его вотчин, пока не пришел к пониманию, что, позволяя женщинам уходить из вотчины в замужество за рыночную цену, он не терпит убытка; иногда ему удавалось получить за них гораздо больше рыночной цены. Хотя он был готов в любое время применить (и уполномочить бурмистров и выборных привести в исполнение) карательные меры к взрослым незамужним женщинам, то, что он предпочитал использовать штрафы, несколько умеряло жесткость режима и сулило еще один источник дохода. Его неослабевающие усилия принудить женщин выходить замуж были, безусловно, жестокосердны, но – с учетом нравов эпохи – не в исключительной степени. Орлов отказался от принародного битья розгами (хотя после 1796 г. все-таки были случаи порки) и от попыток искоренить кладку. К тому же он готов был покупать крепостных девок в жены своим крепостным мужикам, которые не смогли найти невест у себя, – жестоко по отношению к девкам, конечно, но большое благо для мужиков, получивших купленных невест. Своим бурмистрам он наказывал, что если крепостные сами купили себе крепостных крестьянок, а потом отдали их замуж, выводные деньги должны идти крепостным, а не ему183. И его правила относительно брака – во многих имениях вообще и в большинстве имений в основном – не имели приложения: девки по своей воле выходили замуж обычно до исполнения 20 лет, большинство молодых мужиков к 30 годам были женаты, и они или их родители справлялись со сватовством сами без всякого вмешательства со стороны Орлова184.
Правило Орлова об универсальной брачности и его упорные попытки это правило насадить соответствовали желаниям его крепостных мужиков: универсальная брачность была вековым устоем их жизни, и Орлов требовал, чтобы женщины вели себя, как им положено по статусу русских крепостных крестьянок. Крепостные мужики привычно (вдовы, стоявшие во главе двора, изредка) просили Орлова, чтобы он устроил брак поневоле, и сельские сходы часто выступали в этом усердными пособниками. В 1801 г. в имении Романовского уезда Ярославской губернии деревенские власти не смогли заставить 27-летнюю староверку выйти замуж; как доложил бурмистр, «она по упрямству своему у священника отказалась от замужества не ити не за кого». Община предложила изгнать ее из имения; московская контора Орлова приказала ее продать или, если покупателя не найдется, послать на фабрику. Тем временем ее три месяца держали в кандалах. В июне 1802 г., после того как бурмистр и выборные по согласованию с московской конторой уже были готовы отправить ее в ярославский смирительный дом, она дала согласие на брак. Бурмистр после этого предложил отправлять всех противящихся браку девок в смирительный дом, поскольку штрафы не оказывали на них никакого действия. Московская контора велела ему подчиняться орловскому Уложению 1796 г., где такого положения не было185.
170
РГАДА. Ф. 1454. Оп. 1. Д. 145. Л. 2–2 oб.; Д. 166, Л. 26 об. – 27 об.
171
Там же. Д. 166. Л. 53 об.
172
Там же. Ф. 1273. Оп. 1. Д. 516. Л. 50 об.
173
Там же. Л. 57.
174
Там же. Ф. 1454. Оп. 1. Д. 238. Л. 101; Д. 345. Л. 22.
175
РГАДА. Ф. 1273. Оп. 1. Д. 516. Л. 66 об., 95 об.
176
О староверах в городецкой вотчине: РГАДА. Ф. 1273. Оп. 1. Д. 1000. Л. 23 об., 24 об. Об орловских крепостных, венчавшихся в старообрядческой часовне: ЦАНО. Ф. 570 (Нижегородская духовная консистория). Оп. 557 (1830). Д. 46. Л. 2–3. Особенно ценный источник сведений по поповцам Городца: Мельников П. И. Отчет о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии, составленный состоящим при Министерстве Внутренних Дел Коллежским Советником Мельниковым // Действия Нижегородской Губернской Ученой Архивной Комиссии. Нижний Новгород, 1910. Т. 9. С. 166–178. Мельников написал этот отчет в 1854 г.
177
РГАДА. Ф. 1273. Оп. 1. Д. 2763. Л. 29 об.
178
Там же. Д. 561. Л. 27 об.; Д. 936. Л. 143 об.
179
РГАДА. Ф. 1273. Оп. 1. Д. 2763. Л. 29 об., 30.
180
Архангельский С. И. Симбилейская вотчина Вл. Гр. Орлова (1790–1800 гг.) // Нижегородский краеведческий сборник. 1929. № 2. С. 181.
181
РГАДА. Ф. 1384. Оп. 1. Д. 1484. Л. 17 oб. – 19.
182
Там же. Ф. 1273. Оп. 1. Д. 561. Л. 26 об.; Д. 2830. Л. 1–2 об.; Д. 936. Л. 143 об.; Д. 661. Л. 66–67 об.; Д. 937. Л. 41 об. – 42; Д. 705. Л. 78.
183
РГАДА. Ф. 1384. Оп. 1. Д. 113. Л. 12.
184
Bushnell J. S. Did Serf Owners Control Serf Marriage? Orlov Serfs and Their Neighbors, 1773–1861 // Slavic Review. 1993. Vol. 52. P. 437–445.
185
РГАДА. Ф. 1273. Оп. 1. Д. 561. Л. 6 об. – 8, 33 об., 37–37 об., 58 об.