Волки и шакалы

– Хорошо, я возьму твоего барашка, действительно, мы уже давно не ели свежего мяса, – согласился Кравцов, отставляя пустую кружку, – а шерсть мне всегда нужна.

– Овца будет ходить в саде – ты будешь брать с них шерсть, через год у тебя будет уже четыре барашка, потом восемь, потом десять – больше нельзя, сам знаешь, тогда можно и их резать.

– Спасибо, Даша обрадуется, будет вязать свитера, носки, варежки.

– Не надо благодарить – это очень мало за нашу жизнь.

Мужчины встали из-за стола, обменялись крепким рукопожатием, вышли во двор, где на дереве на морозе висел бок молодого барашка.

Пока гость и хозяин обедали, мужики ободрали мертвых волков, погрузили туши на телегу и под недовольное фырканье лошади отвезли подальше на пир шакалам и воронам, шкуры же, присыпав солью, сложили в пустой кузов.

Забрав мясо, Александр сел в телегу. В ту ночь охотники отстреляли самую большую стаю, и хищники в эту зиму больше не тревожили селян. Всего было убито пятнадцать особей.

Глава 3

Весь мир насилья мы разрушим.

Как и предвидел Кравцов, новая власть добралась и к ним в глухое село. Каждый год охотник ездил в Крайновку, возил на своей телеге шкуры волков, кабанов, оленей, ондатры, которой было великое множество в озерах, возил также и соль, которая пользовалась спросом у местных рыбаков, менял на необходимые товары – муку, сахар, керосин, прочную капроновую веревку для снастей, битум для пропитки вентерей, стекло, гвозди, покупал свинец, порох. Товар сразу забирали местные купцы оптом после долгой торговли. В ходу появились новые деньги – сначала с молотом и плугом, потом с серпом и молотом, медные, серебряные и даже бумажные. Советы надолго утвердились у власти. Александр брал только серебро.

Однажды один из купцов сам предложил привозить к ним в село свой товар. Кравцов, подумав, согласился, в конце концов, количество жителей увеличивалось, и одной ходки с товаром всегда было мало, да и купец предлагал совсем уж невиданный товар – отрезы шелка на платья, расписанные цветами платки, бусы, серьги, духи и косметику, для мужиков бритвы, хорошие ножи, керосиновые лампы, легкие жестяные ведра, алюминиевые сковородки и кастрюли, настенные часы, книги. Ударили по рукам, и каждый месяц купчина стал навещать село.

В один из жарких летних дней вместе с ним на лошадях приехали три человека, одетых в необычную форму – белые фланелевые кителя, черные, с узкими синими лампасами галифе, заправленные в кирзовые сапоги, из-под форменных фуражек с красной звездой по пропыленным лицам дорожками тек пот. На поясах – широкие ремни, за спинами – карабины. Впереди ехал офицер, его выдавала кобура с револьвером на поясе в кожаной, рыжего цвета кобуре, на голубых петлицах на воротнике красные кубики, из-под сдвинутой на затылок фуражки свисли черные, покрытые пылью и потом волосы, крупные, на выкате глаза не останавливались, перебегали с одного предмета на другой, цепко охватили улицу, хаты, остановились на группе стариков, сидящих на завалинке, на стайке вездесущих мальчишек, собравшихся с любопытством посмотреть на прибывших людей. Возраст его невозможно было определить – где-то от двадцати до сорока лет. Узкий лоб пересекли глубокие морщины.

Два других всадника – молодые мужчины лет под двадцать, похожи друг на друга, видимо, братья, видимо, из крестьян – простоватые круглые веснушчатые лица, волосы цвета пшеницы, петлицы без знаков различия, на поясах подсумки для патронов, ножи в чехлах, к седлу привязаны фляги для воды, дорожные сумки.

Купец, как всегда, остановил свою телегу посреди села, как раз напротив стариков, солдаты остановились тут же.

– Ты кого нам привел, Леха? – строго спросил дед Матвей.

Растерявшийся купец слегка поклонился старикам.

– Так ведь сами приехали. Милиция, – ответил он.

– А разве тебя не предупреждали, чтобы никого сюда лишнего не водил?

– Так ведь власть, разве против нее попрешь? – оправдывался мужчина.

Он был среднего роста, черные волосы, борода, хитрые маленькие глазки. Несмотря на жару, одет в красную шелковою рубаху, поверх жилетка со множеством карманов, шерстяные черные брюки заправлены в короткие сапоги, за голенище засунута плетка.

– Значит, так, купец, – жестко сказал старик, – последний раз я тебя здесь вижу – ты не держишь своё слово, и скажи спасибо, что отпустили живым, и вас здесь не ждали, – обратился он к милиционерам.

– Нас не зовут, мы сами приходим, и кто вы такие, фамилии, имена? – неожиданно тонким голосом прокричал командир, ерзая в седле.

– Мы не обязаны перед тобой отчитываться, – ответил Мирон, оглядывая собеседника с ног до головы.

– Значит, вы не признаете советскую власть? – вкрадчиво спросил милиционер.

– Власть мы признаем любую, лишь бы она не трогала нас.

– Тогда мне нужно переписать всех, кто здесь живет, с целью выявления преступного, несогласного с властью элемента.

– Преступников у нас нет, ни воров, ни убийц, – вновь ответил старик.

– Меня интересуют не только воры и убийцы, но и враги народа – саботажники, белые офицеры, бандиты.

– Таковых здесь тоже нет.

– Ну, мы еще просмотрим.

– Смотри, смотри, мы все здесь на виду, – усмехнулся в усы дед Матвей, показывая морщинистой рукой вдоль улицы.

Офицер развернул коня, скомандовал солдатам:

– За мной!

У телеги купца между тем собрались бабы – посмотреть товар, они внимательно прислушивались к разговору и проводили встревоженным взглядом милиционеров. Братья, услышав команду, поспешили за своим командиром под лай дворовых собак. Миновав село, видимо, по наводке купца они направились к кошаре Азагоева. Возле ворот их встретили свирепые псы, рыча и скаля желтые клыки, рядом стоял с торбой, наполненной овсом, привязанный к столбику плетня оседланный конь. Командир, с опаской косясь на лохматых волкодавов, достал из кобуры револьвер, взвел курок.

– Эй, кто-нибудь здесь есть?! – крикнул он.

Дверь хаты приоткрылась, из неё выглянула миловидная женщина и тут же скрылась. Потом дверь вновь открылась, и из неё вышел высокий красивый горец, держа в руках длинноствольное ружьё, на его широкие плечи накинута льняная потрепанная рубашка с оторванными рукавами, черные брюки, короткие сапоги, за тонким ремнем – кинжал в ножнах. Следом вышел другой мужчина – Кравцов, как раз гостивший у Ахмеда, он тоже был одет по-летнему – свободная белая рубаха с коротким рукавом, расстегнута на волосатой груди, темные штаны и кожаные ботинки.

– Что надо, кто такие? – строго спросил горец, направляя ствол на незваных гостей.

– Участковый уполномоченный народной милиции Квасов, – ответил офицер, достал из бокового кармана серебряный портсигар с царским орлом на крышке, открыл, взял папиросу, смял мундштук, сунул в рот. Из другого кармана достал коробок спичек, прикурил, сунув пистолет в кобуру, положил коробок и портсигар на место. – А ты будешь Ахмед, чеченец. Что-то ты негостеприимно встречаешь гостей?

– Как говорят русские, незваный гость хуже татарина, – ответил нохча.

– Пришла директива из центра, что чеченцы оказывают активное вооруженное сопротивление советской власти, и ещё известно, что вы воры и бандиты, поэтому я тебя арестовываю до выяснения твоей причастности к сопротивлению, – он дал знак своим солдатам, и они взяли свои винтовки на изготовку.

– Твой солдаты, может, и останутся в живых, но ты точно умрешь, – прищурив глаза, проговорил горец.

– Товарищи, спокойно, не надо нервничать, лучше поедемте со мной, посидим в тени, выпьем холодного вина, поедим рыбки, икры, отдохнете с дороги, – произнес охотник, показывая пустые руки.

Видя направленное на него ружье, трусоватый командир решил временно отступить, приехав потом со взводом бойцов Красной армии.

– Хорошо, но учти, чурбан: мы еще встретимся в другой раз, – Квасов сплюнул окурок на землю, разворачивая коня.