Страница 1 из 14
1. Мухановский катаклизм
В субботу двадцать восьмого октября в два часа после полудня настоятель храма Архангела Михаила в селе Мухановка отец Пантелеймон, отобедав и облобызав матушку Серафиму, вышел на крыльцо, кряхтя, обул чёрные штиблеты, разогнулся и застыл на месте: с юга, со стороны районного центра Лаптево на село надвигалась низкая темная туча. Тень её упала на церковь, и сусального золота кресты над синими куполами потускнели.
– Тьфу, ты! – отец Пантелеймон стряхнул с бороды хлебные крошки, осенил лоб крестным знамением, зажмурился и вновь открыл глаза. Кресты месяц тому назад покрыли позолотой, и они должны были сиять даже при пасмурной погоде! Отец Пантелеймон потряс головой и ещё раз перекрестился: высокие символы христианской веры продолжали быстро темнеть, словно невидимая бесовская кисть спешно покрывала их жидким асфальтным битумом.
Надо сказать, что храм Архангела Михаила и дом настоятеля были построены в давние времена на пожертвования процветавшего тогда мухановского купечества. К двухсотлетию со дня освещения храм отремонтировали. Работы были только что закончены, и отец Пантелеймон уже начинал подумывать о том, чтобы попросить у архиерея денег и заняться, наконец, своим жилищем, о чём матушка уже плешь проела.
Конечно, думал отец Пантелеймон, архиерей сразу денег не даст, скажет, что надо собирать со своего прихода. Но что можно наскрести в Мухановке?! Когда-то село гремело на всю губернию, и сотни людей собирались к заутрене. А теперь? На богослужения являются какие-то четыре нищие старухи, да и те бывшие комсомолки! Купцов в Мухановке днём с огнём не найдёшь, а с владелицы единственного в селе продуктового ларька Эльвиры Тяпкиной с её морожеными котлетами не то, что пожертвований на ремонт, три копейки в базарный день не отожмешь!
– Не откладывай! Ты ему прямо сейчас позвони и скажи, – наставляла матушка Серафима батюшку за обедом. – На золочённые кресты, ваше преосвященство, раскошелились, надо и на обитель отца настоятеля изыскать копеечку!
С этими наставлениями в уме отец Пантелеймон вышел из-за стола, но теперь все мысли о переговорах с церковным начальством как-то разом из головы вымело.
Черная краска поглотила синь куполов, погасила блеск узких стрельчатых окон, и накрыла бирюзу высоких стен церкви Архангела Михаила. Теперь на фоне светлой полоски на горизонте отцу настоятелю виделся мрачный, будто обугленный силуэт храма. Ни ветра, ни грома не было, и в этой звенящей тишине, которую нарушало только беспокойное кудахтанье глупых кур на заднем дворе, да звяканье пустой алюминиевой чашки, которую дворовый пес Тобик с голодухи гонял возле конуры, батюшке послышалось быстро нарастающее монотонное жужжание.
– Свят, свят… – перекрестился отец Пантелеймон и поцеловал висевший на животе массивный крест.
Не помогло. Бесовское наваждение не исчезло, и густая тёмная туча заняла всё небо без остатка. Теперь только тусклое, расплывчатое свечение в том месте, где минуту назад сияло солнце, позволяло в наступивших среди ясного дня сумерках различать тёмные домики сельчан и покосившиеся электрические столбы вдоль улицы писателя Льва Толстого. Жужжание усилилось и переросло в гул, будто вылетевший из гигантского улья громадный рой пчёл накрыл Мухановку.
В отличие от отца Пантелеймона, ютившегося при церкви в деревянном доме, срубленном ещё при царе Горохе, бывшая заведующая мухановским домом культуры, а ныне пенсионерка Роза Яковлевна Радкевич проживала в трёхкомнатном панельном коттедже со всеми удобствами.
Своё жильё Радкевич, как ценный для совхоза специалист, получила в тот год, когда над стадионом в Лужниках поднялся в небо символ московской Олимпиады – «ласковый Миша».
Удивленная необычно ранними сумерками, Роза Яковлевна в застиранной кофточке, придерживая руками колыхающиеся под тонким трикотажем тяжелые груди, вышла на ступеньки. Взглянув на небо и увидев сизую тень, закрывшую солнечный диск, она первым делом подумала, что начинается затмение, но тут же отбросила эту мысль: во вчерашнем выпуске новостей о затмении не предупреждали.
Тень превратилась в густое тёмно-синее облако, которое с жужжанием опускалось всё ниже и ниже. Из малинника выскочил серый лохматый кот с поджатым от ужаса хвостом, подкатился женщине под ноги так, что она, споткнувшись об него, едва не упала.
– Роман, тут чёрт знает, что творится, а ты под ногами путаешься! – раздраженно закричала хозяйка но, тем не менее, приоткрыла дверь, и её любимец, благодарно мяукнув, быстро прошмыгнул в дом. За ним в нагретую солнцем веранду влетело целое облако мух.
– А вас никто не звал, проклятые! – в сердцах воскликнула Роза Яковлевна и захлопнула дверь.
Затмение было вызвано громадным скопищем мух, опустившимся на Мухановку в разгар ясного дня. Необычному природному явлению предшествовала аномальная жара, установившаяся с середины октября в европейской части России к югу от Москвы. По-летнему жарко было в Воронеже, Ростове и Краснодаре. В сизом мареве колебался горячий воздух над бескрайними поволжскими и ставропольскими степями. В Калужской, Орловской и Липецкой областях зацвели обманутые необычным теплом яблони, а в Мухановке случилось исключительно редкое природное явление, названное впоследствии «мухановским катаклизмом». Оно привлекло внимание прессы, всполошило руководство страны, дало почву для активизации толкователей чёрной магии и разного рода экстрасенсов. Но всё это было потом, а в этот душный октябрьский день тучи насекомых кружились над шиферными крышами домов, и дощатыми сараями, заполоняли огороды, и как справиться с этой свалившейся с неба бедой в Мухановке не знал никто.
Засветилось окно в квартире хозяйки ларька «Клондайк» Элеоноры Тяпкиной, затем у главной сельской самогонщицы – бабки Марфы. К соседнему двору подкатил на своем фургоне Санька Чижик и, накрыв голову руками, согнувшись, пробежал к крыльцу.
Насекомые облепили лицо пенсионерки, лезли в рот и в нос. В одно мгновение от насевших мух стали чёрными дверь и окна веранды. Резиновые калоши, словно сами развернулись и потащили женщину в помещение. Отмахиваясь от мух, Роза Яковлевна набрала номер телефона главы администрации Лаптевского района.
– Не знаем, куда бежать, Василий Петрович, вы, как начальство, подскажите, что делать, – заключила она свой рассказ.
– Никуда бежать не надо, – ответил на это Захарин. – Подъеду. А ты, Роза Яковлевна, как деятель культуры, успокой народ.
– Я бы им спела про «хризантемы в саду» по телефону, но мухи не дадут, в рот лезут проклятые!
– Петь романсы может и не стоит. Подскажи, чтобы оклеивали бумагой окна, затыкали дымоходы.
– Это все мертвому припарки, Василий Петрович. В моей квартире их уже тьма. У других, я думаю не лучше. Через все щели лезут тысячами!
– Катастрофа, Владислав Максимович! – доложил Захарин губернатору Люмкину, вернувшись к себе из Мухановки. – Мухи заполонили село! Людям дышать нечем! Надо что-то делать!
– Так делай! – огрызнулась трубка. – Что ты со всякой ерундой ко мне суешься! Мухи – это не масштаб губернатора! У меня свой трэнд, а у тебя должен быть свой драйв! Решай!
– Так, что же я могу, Владислав Максимович?! – взмолился Захарин. – У района ни денег, ни… – перечислять дальше чего не было у района, стало бессмысленно: Люмкин бросил трубку.
На следующий день, в воскресенье глава Лаптевской районной администрации несколько раз безуспешно пытался связаться с Люмкиным, но все его звонки наталкивались на одну и ту же фразу дежурной секретарши, повторявшей, как попугай:
– Владислав Максимович занят. Перезвоните завтра.
2. Вилли Парсон вылетает в Париж
Командующий Восточноазиатской группировки США Адмирал Кондраки понял, что жив, когда увидел нависшее над ним бледное лицо доктора Чейза.
– Так, так, – хлопотал около кровати начальник медицинской службы, – очнулись, господин командующий, это хорошо. Теперь покой, покой, не волноваться, не делать лишних движений. Сейчас сестра сделает укол. Джуди, детка, подойди.