Страница 5 из 14
Конечно, Вико не был инфицирован наивностью своих предшественников двухвековой давности и никогда не мог бы счесть, что обращение к математически установленным аналогиям между событиями истории древних и новых государств может служить практической цели – помогать определять с точностью до года даты крушения и гибели современных империй. Однако устройством своим «Новая наука» все же в значительной степени продолжает науку XVI века. После первых разделов – объяснения аллегорической картины, хронологической таблицы и примечаний к ней – следуют вполне ожидаемые в контексте науковедческих и методологических штудий в духе Чинкве-и Сеиченто главы «Об элементах» (Degli elementi), «Об основаниях» (Dei principi) и «О методе» (Del metodo), где эксплицируются исходные условия будущего исследования. Под элементами, или аксиомами, понимаются максимы, обладающие, по мнению автора, абсолютной достоверностью – это «свойства» наций, человеческого духа и самой познавательной способности. Основания – это те общие для всего человечества установления, сходство которых у народов, никогда не входивших в общение друг с другом, позволяет говорить о единой логике, направляющей развитие разных наций. Метод – усмотрение встречного движения воли Провидения, с одной стороны, и человечества со всеми установлениями, под водительством Божественной Мудрости изобретаемыми им в разные времена и в разных частях ойкумены, с другой.
На первый взгляд может показаться, что как в «элементах», так и в «основаниях» и в методологических рассуждениях Вико царит хаос: под эти категории просто подводятся частные и довольно случайные явления исторического мира. Так, аксиомы, в которых даются определения философии, филологии, здравого смысла и его отношения к воле, соседствуют с аксиомами о началах религий разных народов древности, а затем следуют аксиомы про ведьм, про «физику невежд, или простонародную метафизику», про первых писателей и про «порядок человеческих вещей»; тремя же основаниями науки Вико объявляются три общих для всех наций обычая: иметь какую-либо религию, заключать браки и предавать погребению покойников. Однако та настойчивость и даже своеобразная последовательность, с которой Вико обращается к эмпирическим явлениям и всякий раз возводит их в ранг «аксиом» и «принципов» своей «Новой науки», есть не что иное, как проекция в исследовательскую практику центральной идеи викианской эпистемологии. Человек не может до конца познать то, что сотворено не им, – Бога или природу. Поэтому его наука должна быть «наукой о культуре», то есть о том, что создано людьми на протяжении их истории: о формах государственности, об общественных институциях, о системах права и обо всех вообще произведениях творческой способности человека.
Специфическая композиция вводных разделов «Новой науки», превращающая их в подлинное «собранье пестрых глав», объясняется, однако, вовсе не принципиальной неразборчивостью дескриптивного метода Вико. Проникновение в устройство этого текста требует отказа от техники чтения, ориентированной на восприятие больших повествований. Каждая из викианских «аксиом» представляет собой микронарратив, обладающий чрезвычайно сложной внутренней структурой. В барочной риторической традиции, которой наследует Вико, существовало убеждение, что афористический стиль обладает целым рядом преимуществ перед пространным изложением. Прежде всего, он позволяет на ограниченном пространстве текста сосредоточить мощный риторический потенциал: обращаясь к оригинальному тексту «Новой науки», мы видим, с каким искусством автор сочетает в своих аксиомах различные риторические фигуры: эллипсис, климакс и антиклимакс, анафору. Кроме того, в барочной теории науки максима обладает также и эпистемологическим преимуществом перед пространным дискурсивным рассуждением. В таком памятнике науки раннего Нового времени, как «Новый органон» (1620 г.) Ф. Бэкона, мы встречаем специфический вид аргумента, восходящий к Аристотелевой силлогистике, – энтимему. Энтимема – неполный силлогизм, в котором пропуск одной или более посылок скрадывается посредством риторических фигур (чаще всего эллипсиса или анафоры). Другая особенность энтимемы, выделенная еще Аристотелем, заключается в том, что ее посылки не являются аподиктическими, а берутся из общепринятых и правдоподобных положений. Это объясняет контингентность и кажущуюся бессвязность некоторых положений, которые мы находим в разделе «Об основаниях». Превосходство энтимемы над демонстративным силлогизмом усматривалось в том, что этот вид аргумента, проигрывая силлогизму в аподиктической строгости и внутренней когерентности, выигрывал в риторической эффективности: пропуск посылки позволял избежать утомительных рассуждений со сложной системой доказательств. Кроме того, его явное преимущество – укорененность в историческом и социальном мире (т. к. посылки берутся из наличного исторического и литературного материала). Наконец, эллиптическая структура научного рассуждения позволяла, согласно барочным теоретикам, стимулировать активность творческой способности (ingegno) читателя, побуждая его самостоятельно заполнять лакуны в аргументации или находить связи между далеко отстоящими друг от друга понятиями или явлениями.
Экспликация методологии и инструментария «Новой науки» сменяется содержательной частью – изложением всеобщей истории наций во всех ее весьма многочисленных аспектах, которых касалась историческая наука эпохи Вико. Все повествование представляет собой сложнейшую систему генеалогий явлений политической, социальной и культурной истории. Чтение особенно затрудняет то, что Вико присваивает предельным проявлениям человеческого духа, которые берется рассматривать в их историческом развитии, а часто и целым эпохам, метафорические наименования. Каждое понятие, которое он вводит в первых книгах и далее использует как само собой разумеющееся, требует с нашей стороны расшифровки и отдельного исследования. Вико поистине безжалостно эксплуатирует когнитивный потенциал аллегории, и это тоже часть его метода, отрицающего отстраненное от эмпирико-исторической базы умозрение и апеллирующего далеко не в последнюю очередь к способности воображения. Во II и III книгах «Новой науки», объемом почти вполовину превосходящих две заключительные книги, нам приходится читать о «поэтической мудрости», «поэтической метафизике», «поэтической логике», «поэтической морали» и даже о «поэтической экономике», «поэтической политике», «поэтической хронологии» и «поэтической географии», откуда автор переходит к «Открытию Истинного Гомера». Значение термина «поэтический», который мы встречаем в заглавии всех разделов «Новой науки», установить достаточно легко: в словаре Вико «поэтическая эпоха» обозначает время господства продуктивного воображения в противоположность эпохе торжества рефлексии. Вико, таким образом, интересуют только начала (в хронологическом смысле) человеческой истории: его труд посвящен исключительно временам варварства, древнего и, в согласии с воспринятым Вико историософским принципом «возвращения вещей человеческих», наступившего вновь после падения Рима. Открытие этих начал, в соответствии с топическим принципом тождества исторического и логического, должно дать нам и начала «новой науки».
Заглавия разделов opus magnum Вико на первый взгляд предстают какими-то оксюморонами, терминологическими монстрами, рожденными причудливым воображением неаполитанца. Однако здесь, как и в случае с аксиомами, нужно иметь в виду, что употребление этих терминов Вико соотносится с тем, к которому привыкли мы, лишь эквивокально. Так, обратившись к главе «О Поэтической Логике», мы неожиданно обнаруживаем, что автор предлагает переводить греческое «логика» на свой родной итальянский словом favella, т. е. «сказание», «басня», а потом включает в круг его значений «поступок» и «вещь». Подобная полисемия оказывается возможна потому, что определение логики у Вико образует причудливую амальгаму из схоластической метафизики, имеющей дело с «интеллегибельными родами и видами», моральной теологии, обосновывающей превосходство meditatio над словесным рассуждением («согласно вечному свойству Религий, важнее размышлять, чем говорить о них», поэтому первыми словами людей были вещи, а не знаки понятий), и специфического для Вико представления об истории языка (от немого языка, составленного из божественных субстанций, к артикулированному и специфицированному языку Философов). Как мы видим, в «науке» Вико мирно сосуществуют совершенно разные по происхождению и природе языки и способы объяснения – именно этот эклектизм позволяет ему создавать феерические и совершенно уникальные конфигурации смыслов. Впрочем, и в этом синкретизме можно увидеть определенный «метод». Словоупотребление Вико направляется логикой обратного движения от рациональных понятий, из которых состоит современный ему научный язык, к понятиям реальным, из которых состоял язык исследуемых им древних народов (это различение вводится им самим в «Поэтической логике»), или, иначе, от Критики, которая «рассуждает» о вещах, к Топике, которая их «изобретает» или «находит». Кроме этой натурализации категорий научного языка, соответствующей общеметодологической установке Вико начинать свою науку там, где начинается ее предмет, размывание устойчивой семантики терминов, дающее искомый эффект «сопряжения далековатых понятий» (о необходимости поиска отдаленных ассоциаций и контринтуитивных связей между понятиями как фундаменте подлинной науки Вико писал еще в 1709 г. в трактате «О методе…»), достигается постоянной подменой значений слов по принципу транзитивности. Так, определив Топику как искусство нахождения в риторическом понимании этого термина, т. е. определения материала и аргументативной схемы исследования, Вико отсюда делает шаг к определению ее как искусства изобретения в самом буквальном смысле (изобретение плуга и т. д.). Другой пример этой же стратегии дает нам LI аксиома: если в первой ее части слово «искусство» употреблено в инструментальном значении «техники» (в переводе А. А. Губера – «мастерство»), то во второй – в значении «свободных и механических искусств». Постоянные семантические смещения по принципу метонимии, натурализация научной терминологии, контаминация разных типов аргументации: «мысленных экспериментов», исторических примеров, теоретических аргументов, апелляции к практике (прежде всего юридической) – все эти особенности викианского метода делают его сочинение поистине уникальным памятником научной литературы барокко.