Наследие

Где-то совсем близко раздался чистый детский смех, и Аминтос со всех ног бросился туда, откуда он лился. Призрак с трудом сдерживал слёзы: он вспоминал своих детей и внуков, их лица столи перед ним, их, а не чужой смех звенел в ушах. Заметив среди деревьев силуэт маленькой девочки, он заметно сбавил шаг: бегущий без напряга и отдышки дряхлый старик даже у ребёнка вызовет подозрения.

Девочка стояла меж деревьев и любовалась севшей на цветок бабочкой. Та взлетела, и она кинулась за ней, пытаясь поймать дивное насекомое. Волосы девчушки блестели против солнца словно серебро, аккуратные черты лица и бледная кожа, а также сшитое из дорогих тканей платье выдавали в ней благородное происхождение. Её глаза были подобны небу, такие чистые, такие прекрасные. Бабочка всё-таки улетела, и малышка, устало облокотившись на дерево, достала из-за пояса чёрного платья полузавядшую белую розу.

«Она носит траур по ком-то бедная девочка. В таком возрасте уже столкнуться со смертью… Ах, как бы мне хотелось отгородить эту малышку от всех невзгод мира!» — подумал призрак и решил приблизиться к ней.

— Добрый день, милое дитя, — почтенно поклонившись, начал он. — Не будете ли вы так любезны указать мне, как пройти в город?

— Идите прямо по дороге и никуда не сворачивайте, — мило улыбаясь ответила девочка. — Мы с папой тоже возвращаемся домой. Может быть, я попрошу его, чтобы вы поехали с нами?

Прежде, чем призрак успел что-либо ответить, как из-под земли выскочил одетый в латы стражник:

— Как ты, оборванец, смеешь разговаривать с дочерью господина?!

— Ах, прошу простить меня, старого дурака, — стражник не вызывал у Аминтоса ни малейшего страха. — Я некоем образом не желал как-то оскорбить или причинить вред вашей госпоже. Я просто хотел узнать, как пройти в город.

— Я тебя сейчас тебе так провожу, до самой смерти побоишься подходить к людям высших сословий, бродяга несчастный!

— Что здесь происходит? — раздался чей-то спокойный голос.

— Мой господин, этот оборванец осмелился приблизиться к вашей дочери!

— Папочка, этот человек просто хотел узнать, как попасть в город.

— Простите старого дурака, господин, — почтительно поклонился Аминтос.

Призрак поднял глаза на вельможу и тут же оторопел. Нет, это не может быть он. Стоящий перед ним мужчина — вне всяких сомнений был человеком.

Конечно, не было ничего удивительного в бледности его кожи — для аристократов того времени это было нормой. Но его светлые волосы и явный ум, что так и читался в голубых глазах, напомнили Аминтосу о монстре, убившего его семью…

Но уже через несколько минут общения с Феридом Батори призрак понял, что он не имеет с Шикамой Доджи ничего общего, кроме черт внешности. Помимо притягательной наружности, аристократ обладал также поразительным умом и наблюдательностью, вольнодумием, от кары за которое его спасало лишь положение в обществе и природная хитрость. Но ни коем образом не очерняла мужчину, а, напротив, вызывала ещё больший интерес к нему.

Призрак несколько часов говорил с Феридом, пока его дочь, Юлианна, то играла рядом под пристальным наблюдением стражников, то садилась рядом с отцом.

Аминтос был счастлив тому, что может говорить с живым умным человеком. Более того, от одного вида того, с какой нежностью и любовью отец смотрит на дочь, в душе призрака разливалось давно забытое тепло.

— Должно быть, я сильно помешал вашему путешествию, — наконец решил завершить разговор Аминтос.

— Что вы, нам с дочерью было приятно повстречать умного человека, — невозмутимо, но с улыбкой ответил аристократ.

— Ах что вы, милорд! Я всего лишь старый бродяга, который неплохо рассуждает на философские темы. Просыпаясь утром, я не знаю, где мне доведётся ночевать в следующий раз. Кроме того, я заметил, что вы носите в траур. Смерть близкого человека — это страшное горе. Поверьте, я знаю это как никто другой.

— Вы абсолютно правы. Недавно муж моей сестры покинул наш грешный мир. Из-за этого трагического случая, мы были у неё в гостях неделю, а теперь же возвращаемся домой.

— Должно быть, вашей сестре сейчас нелегко.

— Да, но она сильная и выдержит все испытания неба ради своих детей. Как и я ради Юлианны.

— Вы тоже вдовец?

— Да. У моей супруги было слабое здоровье с самого рождения. Я старался делать для неё всё, что было в моих силах, но она была так твёрдо убеждена, что не проживёт долго, что покинула нас, когда Юлианне было всего пять лет.

— Я прекрасно понимаю боль вашей утраты: когда-то я тоже был мужем и отцом. Из всей своей долгой жизни я вынес главный урок — нет ничего дороже семьи. Возможно, то, что я сейчас скажу, покажется вам несусветным бредом, но эту мысль я ношу в себе с юнных лет и она так же свята для меня, как молитва для честного христианина.

Когда-то давным-давно, на самой заре человечества, мать привела дитя в мир, и отец впервые взял своего ребенка на руки. И это было началом всего. Будут воздвигаться и падать империи, будет немыслимый научный прогресс, будут кровопролитные войны, будет счастье и радость, будет горе и боль, будут потери, будут разочарование, будет надежда и её утрата, будет подлость и жестокость, будет дружба и любовь, но всё в итоге придёт к одному. Мать приведет в мир дитя, и отец впервые возьмет ребенка на руки.

Поэтому, берегите свою дочь, господин Батори.

— Я без малейших раздумий отдам за неё жизнь.

— Папочка, папочка, посмотри, какую красивую бабочку я поймала! — малышка неслась к ним со всех ног, бережно держа за крылья снежно-белую бабочку.

Но едва приблизившись к мужчинам, она сильно закашлялась, закрыв ручками лицо. Воспользовавшись случаем, бабочка устремилась в небо…

— Улетела… — только и вымолвила Юлианна и посмотрела на свою запачканную кровью руку.

— Ничего страшного, в мире ещё много бабочек, — мягко сказал Ферид и, достав из кармана носовой платок, бережно вытер лицо и руки дочери. — Ты же знаешь, тебе пока что нельзя так много бегать, — повернувшись к Аминтосу, он пояснил: — Юлианне от матери передалось плохое здоровье, и она ещё не переросла все эти болезни.

Аминтос молча кивнул, но сам настороженно осмотрел девочку. Только сейчас ему бросились в глаза маленькие, но уже заметные тёмные круги под веками и выступающие местами синие вены…

Простившись с отцом и дочерью и пожелав им удачной дороги, Аминтос углубился в лес, где его уже ждал Линос.

— Эта девочка не перерастёт… она не выздоровеет…

— Как скоро, по твоему мнению, она умрёт? — спросил ангел.

— Могу дать ей лет пять, не больше. Господи, зачем ты посылаешь бедным детям болезни?! — Аминтос закрыл лицо руками, пытаясь сдержать слёзы.

— Я ведь уже говорил тебе, Бог не…

— Тебе совсем её не жалко?

— Конечно, жалко. Но я забрал уже слишком многих детей, чтобы ежесекундно думать о них. Я ношу это в себе и сдерживаюсь, как могу. Но больше самой Юлианны мне жаль её отца. Он искренне верит, что она выздоровеет. Аминтос, мы оба — отцы, что потеряли своих детей. Кому, как не нам знать, что с этой болью не сравниться ничто?

— Что же тогда с ним будет?

— Это мне не известно.

Прошло два года, которые Линос и Аминтос провели в скитаниях меж восточнославянскими народами. Они вновь вернулись в Трансильванию. Каждый раз, когда мимо невидимых спутников проезжала богато украшенная карета, призрак пытался разглядеть лица тех, кто находился внутри. Не едет ли там отец со своей больной дочерью?

Но всякий раз в ней ехал кто-то другой.

Ночь уже близилась к концу и небо начинало розоветь, когда путники добрались до какой-то деревушки, над которой возвышался дворец-крепость.

— Что здесь случилось? Разве люди уже не должны были встать для работ в поле?

— Вампиры, вот, что здесь случилось, — ответил ангел, указав на нескольких людских тел, что лежали с разодранными шеями.

— Всю деревню?