Страница 21 из 21
– Правильно сделал, Яков Григорьевич, – еще раз польстил Деревнин непривычному к такому обхождению сотнику. – Мне что сделать надобно, чтобы ты мне его отдал? Под расписку, или как в таком случае положено?
Деревнину еще не случалось вызволять ярыжек Земского приказа у сторожевых стрельцов, вот он и недоумевал: не ведут же они особых тетрадей, чтобы отмечать пойманных в Москве-реке синих бесей?
– Коли ты его признал, так и забирай, мне он без надобности. Приснится еще, не дай Господи, такая образина! Молодцы думали – сатана из реки лезет! А что до слова и дела…
– Он, блядин сын, розыск важный ведет, разведал что-то важное, поди, – шепнул подьячий сотнику.
– По воровским деньгам? – обрадовался сотник. – Коли так – забирай его поскорее, пусть до правды докапывается! Моей женке, уж на что баба ушлая, алтын на торгу всучили. Божится: в руках держала, разглядывала – правильный был, с Денежного двора, печать четкая. Домой принесла – воровской! Печать – чуть видна! Эй, Прошка! Есть там у нас вода? Тащи ведро!
Стенька первым делом содрал с себя рясу с рубахой и башку в воду сунул, тормошил ее, ерошил и полоскал. Потом скрученной жгутом рубахой тело обтер. Посмотрел на порты с сапогами, да и махнул рукой. Поболтав напоследок в ведре рубахой, отжал ее неуклюже, попытавшись повторить ловкое движение Натальи, и мокрую натянул на себя, и мокрым же поясом подпоясался, и встал перед Деревниным навытяжку – мол, опять готов в огонь и в воду!
Деревнин едва не застонал – когда Стенька вот так выкатывал радостные глазищи, можно было ожидать каких угодно подвигов.
– Ну, хоть и не совсем человеческий образ, но и не бесовский, – заметил сотник. – Ступайте оба наверх, а оттуда вас Прошка выведет. Прошка! Сбегаешь, извозчика им поймаешь!
Великие дела творит серебряная полуполтина!
Опять подьячий шел верхним ходом, впереди – немолодой шустрый стрелец того же колобовского полка, позади, хлюпая сапогами, – Стенька. Выпустили их из Спасских ворот, стрелец просил подождать малость, добежал до Варварки, нанял им извозчика без ряды. Стенька забрался в тележку первым и сразу обернулся рогожей, чтобы не замочить севшего рядом Деревнина.
– Куда везти-то?
К Стенькиному изумлению, Деревнин велел везти к себе домой. Потом Стенька догадался – если бы его, горемычного, в таком непотребном виде доставить в приказ, смеялись бы не только над ним – и подьячему бы досталось.
Ехали молча: не то место извозчичья тележка, где розыском заниматься.
Деревнин был давно и счастливо женат. Супруга его, Анисья Марковна, мужа уважала и за годы совместной жизни была приучена держать язык за зубами. Увидев Стеньку, она ахнула и взялась за дело. Он и опомниться не успел, как был отведен в холодную мыльню, туда ему принесли с кухни нагретой воды, выдали лохань, выдали корыто, выдали старую простыню, сама хозяйка куска мыла не пожалела. Деревнин, чтобы времени зря не терять, сел на лавку в предмылье, громко расспрашивал, Стенька же, то отфыркиваясь, то булькая, отвечал.
– Рожа-то с чего такая синяя была?
– Гаврила Михайлович, я в ход забрел, там синей глины по колено, как каша, и рыбья в ней чешуя, и скорлупа яичная, и кости мелкие, и всякой дряни намешано! Поскользнулся, грохнулся…
– А в ход как угодил?
– Гаврила Михайлович! – Стенька так неожиданно заорал, что Деревнин подпрыгнул на лавке. – Мирона спасать надобно!
– От кого?!
– Он в троекуровском подвале сидит, выбраться не может!
– А ты, выходит, его там одного оставил, а сам улизнул?
– Ох, Гаврила Михайлович, да я ж чуть не весь Кремль под землей прошел!
– Как это – весь Кремль?! – вскричал подьячий, да чуть сам себе рот ладонью не захлопнул.
Тайные лазы и ходы – дело такое, что всем о них знать не велено. Разве что государь и ближние бояре должны знать, а простой подьячий – только в том случае, когда государь прикажет поглядеть да обмерить, как лет десять назад велел стрельцам-дозорщикам трижды обойти кремлевские стены да составить опись всех прорух и ветхостей, которые с течением времени произошли.
В ответ на вскрик начальства Стенька в мыльне понуро развел руками – мол, сам понимаю, в какую неприятность вляпался.
С трудом добился Деревнин, чтобы Стенька изложил ему все похождения по порядку. Когда дошло до стрельбы из-за двери, ярыжка, кутаясь в простыню и растираясь поверх нее, выбрался из мыльни, но рядом не сел, а прислонился лопатками к стене.
– Бес с тобой, садись, – пользуясь тем, что в мыльнях образов обычно не вешали, позволил себе выразиться подьячий. При образах-то нечистую силу поминать не положено, а без них – вроде и не грех.
– Не могу, Гаврила Михайлович, самый хвостик ушиб. Я и в телеге-то еле держался, боком пристроился.
– Про все эти ходы и тайники – молчи, Христа ради, – то ли попросил, а то ли приказал Деревнин. – Не наше то дело. Выходит, так вы, голубчики мои, ничего и не разведали?
– А разведали, да только сами не поймем – что. Видели мы человека, который младенца мертвого на боярский двор принес. И описать его могу, коли прикажешь, Гаврила Михайлович.
– Одевайся, пойдем ко мне, там опишешь. Вон тебе Марковна с девкой сухую рубаху прислала, порты. Башку-то разотри хорошенько! Из бороды воду выгоняй!
После такой обработки волосы и борода были почти сухи, зато простыня пошла голубыми пятнами.
– Ничего, бабы отстирают, – сказал Деревнин огорченному Стеньке. – Сегодня же в баню сходи – вся грязь не отмылась. Пошли в столовую палату.
И первым вышел в сенцы, стал нетерпеливо подниматься по лестнице, Стенька босиком – за ним. Сапоги, набитые сухой соломой, стояли на дворе – сохли.
С того дня, как Стенька был тут в последний раз, добра поприбавилось. Поставец появился в углу с нарядной посудой. Стенька подошел и разглядел все хорошенько, пока Деревнин отгибал с краю скатерть, стелил для бережения кусок синего сукна, доставал перницу и чернильницу…
Даже ежели не глядеть на богатый двор, на чисто одетую челядь, одного этого поставца хватило бы, чтобы понять, что хозяева живут неплохо. Стояли там шандалы серебряные столовые, для богатого пира, серебряные же медвяные чарки, из которых две были золоченые, а у пяти – золочен лишь венчик, блюда, кубок-виноград, наподобие грозди с необычной величины ягодами, большая солонка, по серебряным бокам которой наведены были золотом травы, а также вещицы, которые привезли купцы из самого Китая, – ценинные. Это были чаши, большая сулея, по которой вились диковинные головастые и рогатые ящерицы, кувшины и стопка блюд, белых и пестрых. Там же на подставках возвышались преогромное яйцо – говорят, от птицы строфокамил, – и бурый, поросший дурным волосом индийский орех.
Тут же были и часы-медведь с боем.
Знал свою выгоду подьячий Деревнин! От хорошего подарка не отказывался. Опять же, и времечко такое – с деньгами непонятно что деется, надежнее все заработанное в золото да в серебро обращать, а не в кубышку складывать.
– Ну так что там был за человек в рясе и с мешком? – напомнил Деревнин.
Стенька торопливо примостился боком на лавку, схватил перо, ткнул его в оловянную чернильницу с синими чернилами, взял с верха стопки нарезанной под столбцы бумаги два листа, пристроил их с подьяческим щегольством на колене и принялся лепить одну за другой впритык быстрые буковки с жирными росчерками – наловчился!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.