Татарские народные сказки

Пришел домой. Взял ведро. Пошел опять в лес, ведро медом наполнил, а крышку опустил на место. Двинулся в одну деревню – мед продал, получил неплохую прибыль. Теперь уже хворостом не промышлял. Таскал-таскал мед из дырки, притомился. Пошел к соседу и сказал ему:

– Я тут одну вещь отыскал, ты не говори никому. Айда со мною.

Взяли с собой квасные ведра, горшки прихватили, отправились.

Дошли до места. У соседа глаза на лоб полезли. Черпают мед из дыры, только шум стоит. Нагрузились, домой потопали. Меду невпроворот, уж и ставить-то дома негде. Но из дыры все подчистую выскребли. Ни единой капли не осталось – ну, в таком разе и сам бедняк, и сосед его вроде как успокоились.

Вот у бедняка опять все деньги кончились. Знает он, что меду в дыре ни ложки, а страсть хочется ему еще разок туда наведаться: вдруг чего появилось в дыре этой, а? Не стерпел как-то, двинулся в лес опять. Ладно, дошел и крышку откинул. Набрался духу и сам туда полез, в дыру эту. «Что-то, – думает, – непременно есть там интересное». Спустился – глядь, а сбоку в стене ручка торчит на манер дверной: право, интересно! Увидел он ручку эту и загорелся: «Непременно там есть что-то». Вздохнул и за ручку дернул. Открылась ему тогда картина: простор светлый, а там, в сиянии, клубками змеи вьются, да большие какие – страх! Посреди самого скопища возвышение белоснежным покрывалом застелено… и Белый Змей на покрывале возлежит. Зашипели змеи, потянулись к бедняку, пасти смрадные разинули… В самый жуткий миг дернул Белый Змей кончиком хвоста, словно приказал всем: «Смирно лежать, не трогать!» Возле того возвышения белый камень лежит. Блескучий весь, очень приятный. Змеи к нему так и тянутся, лизнуть норовят.

У бедняка тем временем от голода живот свело. Прямо сил больше терпеть нет, как ему есть хочется. И то, сколько уж времени ни крошки во рту не было. Махнул Белый Змей хвостом: иди, мол, сюда – бедняку-то этому. А он сидит, шевельнуться боится: «Сожрут, – думает, – змеи, и пикнуть не успеешь». И в этот миг заговорил Белый Змей человеческим языком:

– Джигит, послушай меня. Забрал ты весь мед, который мне на пропитание был предназначен, продал его и поимел некоторую пользу. Опять сюда забрался. Не иначе есть у тебя и жена, и дети: скучать по тебе станут. А ты уж больше их не увидишь, отсюда тебе вовек не выбраться. До конца дней теперь с нами жить будешь.

Заплакал бедняк, само собой, от таких слов, а Белый Змей продолжает:

– Ты не бойся, я тебя в обиду не дам. Ни одна тварь тебя не тронет, а есть захочешь – подойди, лизни вот этот вот камень. Тогда и сыт станешь, и жажду тем утолишь.

Делать нечего, хоть и боится бедняк, а пошел, камень лизнул… И о голоде тотчас забыл, и жажды как не бывало.

Вот вспомнил однажды он свой дом, детей да жену, заплакал слезами горькими. Пожалел его Белый Змей. А джигит возьми да скажи в тот самый миг:

– А сам-то ты кто будешь, если всех здешних гадов ничуть не боишься?

Почему бы и не поговорить с ним, коли уж Белый Змей сам заговорил?

Белый Змей отвечает:

– Я их падишах буду. А звать меня Шахмара.

Джигит говорит:

– А нельзя ли мне как-нибудь отсюда выбраться? Ради всего святого, послушай ты меня, не отказывай!

Шахмара молвит:

– Я бы тебя выпустил, да только ты будешь причиной моей гибели. Ты обо мне людям расскажешь. И рассказ тот обернется смертью моей.

– Не скажу, клянусь всем, чем ты хочешь, – уверяет джигит, ну и в грудь себя бьет, и клянется всяко: мол, как увидел, так и забуду напрочь.

Раз он так наобещал, Шахмара и повелел некоей змее: «Иди, мол, выпусти его отсюда», – то есть хвостом по-своему указал. И опять:

– Коли скажешь кому, тут мне конец наступит. Не смей говорить, обижусь иначе!

– Не скажу, – говорит джигит, заплакал, конечно, клятву дал.

Потом уцепился он за хвост той змеи, она его наружу и выволокла. А сама опять вниз, в дыру, юркнула.

Джигит домой вернулся. Домочадцы его обрадовались, всплакнули даже на радостях. Еще бы: столько месяцев пропадал человек, да вернулся вдруг – большая радость!

Заболел в том городе падишах. Лекарей всяких к себе призвал.

– Для того чтобы от этой болезни излечить, – говорят ему знахари, – нужен человек, который Шахмару видел.

Падишах спрашивает:

– А кто это, Шахмара? Я его не знаю.

Один знахарь поясняет:

– Шахмара – это Белый Змей, змеиный падишах.

Падишах говорит:

– Мало ли кто его видел, как мы такого человека распознаем?

– А это уже наше дело. Ты прикажи баню построить. И чтобы каждый человек в эту баню сходил. Вот тогда мы распознаем. Тот, кто Шахмару видел, телом должен быть весьма пятнист, понятно?!

Приказал падишах – баню построили, истопили как следует. Когда все приготовили, стал падишах приглашать людей в бесплатную баню. Ну, пошел народ. Бесплатно-то каждый готов попариться. Тех, кто в баню сходил, записывают поименно. Потом и принуждать стали – ходят, спрашивают: «А ты в бане был?» Если нет – ступай, мол, и не сопротивляйся. Поймали и того бедняка, который Шахмару видел. Спросили у него:

– Был ты в бане или нет еще?

Он говорит:

– Был.

Посмотрели по записи, говорят:

– Как тебя зовут?

Он говорит:

– Так-то.

Ищут теперь его имя по книжке. Нету. И потащили его в баню силком. Разделся он. Телом пятнист – дальше некуда, полосат весь и черно-бел. Распознали его, конечно, знахари, но спрашивают:

– Отчего у тебя тело такое странное?

Он говорит:

– Это у меня с детства так.

Знахарь возражает:

– Нет, это у тебя не с детства. Ты змеиного падишаха видел, Шахмару, оттого и телом пятнист.

– Не только змеиного падишаха, но и простую змею никогда не видал, – говорит бедняк. Обманывает, конечно, потому как не хочется ему змеиного падишаха сгубить.

За обман падишах его в тюрьму посадил. Три дня просидел он там без еды, и каждый день допытывались:

– Ты, – говорят, – лучше скажи, если видал.

Нет, не говорит бедняк. Ну, выпустили его из тюрьмы.

Знахарь предлагает:

– Надо ему иголки в тело втыкать, да не сразу много, а по одной, тогда скажет.

Притащили бедняка. Воткнули иголку. Закричал бедняк дурным голосом. Еще одну иглу воткнули. И закричал он тогда пуще прежнего. Но опять не сознается. Только воткнули в него третью иглу – не выдержал:

– Видел, – говорит.

– Почему не сознавался? – допытывается знахарь. – Сколько времени протянул, давно бы так! Где видел?

Тот отвечает:

– Прошуршал в лесу, откуда же мне знать было, что это змеиный падишах…

Знахарь расспрашивает дотошно:

– В каком лесу, где именно?

Тот говорит:

– Не знаю, давно это было, теперь уж и не припомню.

Знахарь грозит:

– Раз так, раз не признаешься, мы тебе вот некоей машинкой руки-то ущемим да станем по одному ноготки выдирать.

Бедняк молчит. Посадили его возле машинки. Руки ущемили. Выдрала машинка у него с одной руки все ногти. Молчал бедняк. За другую руку принялась. Как содрала ноготь с мизинца, он и признался: так-то, мол, и так-то, видел там-то, но людей туда не поведу, сам отыщу и вам представлю.

Взял бедняк золотую тарелку и, собравшись с духом, отправился за Шахмарой. Пришел в лес, крышку откинул. Вниз спускаться не стал, крикнул сверху изо всех сил:

– Шахмара!

Услыхал Шахмара его зов, ползет из дыры плавно, как вода в реке течет.

– Эх, – говорит, – джигит, так-то обещания, клятвы свои держишь? Я бы еще пожил на белом свете, да тебе сдуру доверился. Теперь все, конец мне приходит.

Увидал бедняк Шахмару и заплакал:

– Никогда бы не проговорился. Три дня в тюрьме продержали. Иголки в меня втыкали. Ногти с одной руки повыдирали, и то молчал. Да уж больно смрадно дыхание смерти: как с другой руки стали выдирать – не утерпел, сказал им…

– Ну что ж… Видно, судьба моя такая. На тебя зла не держу, много ты страданий за меня принял. – И стал Шахмара того парня уму-разуму учить: – Вот понесешь ты меня во дворец, чтобы сварить моего мяса для больного падишаха. Тебе и велят меня варить. Как примешься, разруби меня на три части. Первый отвар велят слить и в сторону отставить. Скажут тебе: выпей этот отвар. Второй отвар опять прикажут слить и в сторону отставить. И третий отвар слить велят и отставить в сторону. Сделаешь все, как приказано. Только первый и третий отвар местами поменяй. И на третий отвар укажи – вот, мол, отвар первый.