Дерево уккал

Биться на два фронта сил уже не оставалось и ради шанса на возвращение выхода к Балтике стоило пойти на уступки. Поэтому, трезво оценив обстановку, Боярская дума решила: «Ливонские бы городы, которые за государем, королю поступитися, а помиряся б с литовским с Стефаном королем, стать на свейского». Хитроумный ход, благодаря которому в договор не включили завоеванные шведами ливонские земли, Москва планировала использовать в качестве возможности вернуть Нарву без новой войны с Речью Посполитой. Зимним походом «в Свицъкую землю за Неву реку» командовал герой битвы при Молодях князь Дмитрий Хворостинин. Однако, несмотря на одержанную победу у Лялиц, что возле Яма, русским войскам пришлось отказаться от задуманного из-за восстания Черемисы в Поволжье. Местное население бунтовало против непомерных податей.

Ливонская война, которой, казалось, конца и края нет, длилась добрых четверть века и не могла не подорвать экономику страны. Как следствие, постоянно повышающиеся налоги вынуждали крестьян уходить на казачьи окраины, а оставшиеся уменьшали запашку, так как львиную долю полученного продукта приходилось отдавать на военные нужды. Сельская местность северо-запада Руси стала представлять собой унылое зрелище. Путешествуя из Новгорода в Москву, на протяжении сотен верст можно было лицезреть лишь заброшенные деревни, походившие больше на громадные кладбища. Впечатление только усиливали, изредка появлявшиеся, словно призраки среди развалин, живые люди. Кроме того, в условиях нехватки крестьянских рук, дворяне, боеспособность которых напрямую зависела от качества обработки их земель, все чаще нарушали данное еще Иваном III право выхода в Юрьев день.

Царившая повсюду картина апокалипсиса усиливала эсхатологические настроения крайне религиозного монарха, посвятившего жизнь подготовке страны к последней битве с воинством антихриста. Вероятно, именно данные воззрения сформировали виденье государем функции опричнины, как наказания зла в последние дни перед Страшным Судом.

Правда ужасные кары кровавого тирана обрушались на головы невинных все больше на страницах небылиц немецких и ливонских авантюристов вроде Генриха Штадена, Иоганна Таубе или Элерта Крузе. Львиную долю пострадавших за все годы борьбы с изменой составили представители высших сословий, суровой участью которых уставший от непомерного феодального гнета народ едва ли был опечален. Тем более, что многие уличенные в крамоле бояре и удельные князья были прощаемы под крестные целовальные клятвы, а затем, как ни в чем не бывало возвращались к старому, становясь не только многократными изменниками, но и клятвопреступниками.

Тем не менее, с помощью опричнины царю хоть и на время, но все же удалось разрушить не отвечающее вызовам современности старое родовое боярское землевладение. Родовые вотчины сменились поместьями, получаемыми исключительно за службу. Не зря он писал перебежчику Курбскому:

«Когда же мы находим доброжелателей, полагающих за нас душу искренно, а не лживо, которые служат честно и не забывают порученной службы, то мы награждаем их великим жалованьем; тот же, который, как я сказал, противится, заслуживает казни за свою вину. А как в других странах сам увидишь, как там карают злодеев – не по-здешнему! Это вы, по своему злобесному нраву, решили любить изменников; а в других странах изменников не любят и казнят их и тем укрепляют власть свою».

Но люди везде люди, со своими страстями и слабостями. И когда «злодеев» стали разыскивать с чрезмерным рвением, к весне 1582 года Иван Грозный был вынужден издать указ о наказании за ложные доносы: «А назовет кто кого вором, а смертного убивства или крамолы, или мятежа на царя государя не доведет, ино того самого казнити смертию».

Европейское дворянство ужасалось московским порядкам, черпая информацию о них в основном из тенденциозных и малообъективных трудов, не слишком вспоминая о том, как разбирались со своими реальными и мнимыми противниками венценосные «братья» Ивана Васильевича. Бушевавшие в то время в Европе религиозные войны превращали массовые убийства из эксцессов в будничные события. Узнав о трагической участи нескольких тысяч гугенотов во время Варфоломеевской ночи в Париже, Грозный назвал действия короля-католика Карла IX преступными и пожалел убиенных. Правда, гугеноты тоже вели себя, мягко говоря, не по-христиански, например, вырезав на день архангела Михаила в Ниме несколько десятков католических священников и монахов. Да что говорить, не так давно зверствовал в Нидерландах герцог Альба, не так давно Генрих VIII английский вешал согнанных с земли крестьян за бродяжничество, не так давно император, папа и князья топили в крови восстание Томаса Мюнцера.

Что ж, вся мрачная атмосфера позднего средневековья была просто пропитана насилием и пренебрежением к жизни и достоинству человека. Так железом и кровью в Европе зарождался капитализм. Иван Грозный был сыном своего времени, не самым кровавым, не самым жестоким, да и не самым грозным, пожалуй.

Таким образом, уверенность царя в скором светопреставлении подпитывали события не только в Отечестве, но и в остальном христианском мире в целом. Это, однако, не мешало Ивану Грозному активно заниматься вполне земными делами, тем более, что конфликт со шведами был далек от окончательной развязки, да и ситуация с южными рубежами требовала решительных действий.

Самодержец всея Руси был высок, внешне крепок и имел весьма благообразную, в какой-то мере, даже привлекательную внешность. Стриженая «под скобу» голова с высоким лбом, греческий, слегка крючковатый, нос Палеологов, доставшийся ему от бабки Софьи, а также пышная рыжеватая с черным оттенком борода составляли облик царя. Нельзя было не отметить его большие серые глаза, которые никогда не находились в покое, но постоянно бегали, подозрительно наблюдая за всем, происходящим вокруг.

Чрезмерная бдительность, позволила Грозному услыхать шаги снаружи, прежде чем раздался негромкий стук. Царь даже не поменял позу, так как совершенно точно знал, кто стоит за дверью.

***

Впереди, на берегу реки, уже маячили деревянные крыши строгановской слободы – Орел-городок на Каме, где места пустые, леса черные, речки и озера дикие. Торговый дом Строгановых разбогател во времена опричнины. Русские купцы, по примеру своих протестантских собратьев в Европе, не рядились в богатые одежды, но при этом хранили в своих сундуках несметные сокровища, которые поступали им в руки от хлебной и пушной торговли, но главное – от соляных промыслов. За обещание отыскать на Урале залежи соли и драгоценных металлов царь дал Строгановым привилегии, доступные разве что удельным князьям. В жалованных ей в Прикамье землях, равных по площади небольшому европейскому государству, купеческая семья сожгла лес под пашню, собрала крестьян и даже подняла четыре города с гарнизонами. Все шло замечательно, пока действовала двадцатилетняя налоговая льгота, но как только в 1579 году строгановские поселения были обложены податями, особенно крупными из-за военных расходов государства, в делах начались проблемы. Сначала закрылась добрая половина соляных варниц. Пытаясь возместить финансовые потери, Строгановы стали в открытую грабить местные племена манси и в ответ получили восстание, которое поставило под сомнение существование всего промысла целиком. За восстанием последовал набег пелымского князя из-за Урала, а затем чусовские города стал жечь сын сибирского хана Алей. Назревала катастрофа. Пылало все, кроме окрестностей Орла-городка, по которым и двигался одинокий всадник.

Производить набор казаков для обороны и подавления восстания царь запретил – они были нужны на западных рубежах, но к концу зимы 1581 года было дано разрешение собрать «охочих людей», коих появилось великое множество особенно после заключения перемирия с Речью Посполитой. Потому, нынче в слободке собралась всякого народа тьма. Казаки служилые, казаки воровские, коих царь Иван Васильевич грозился в любую минуту вздернуть на Спасской площади за разбойные нападения на купцов, но в действительности не слишком спешил это делать, местные охотники, следопыты и даже татары.